Старый двор на Фонтанной

Позвали Рахиль. Она вошла в комнату натянутая как струна, с глазами, горящими от волнения. На первые слова отца она, не дожидаясь их завершения, сказала.

– Я все знаю и согласна.

Жорж перевел дух, родители вздохнули и все заулыбались.

Яков после недолгих слов напутствия соединил руки и пожелал мир да любовь.

… Прошло немного времени и все случилось. Была свадьба, ну не такая как до этих времен, но…

Приехали из деревни отец Жоржа, Савелий и Катя. Они привезли корзины с продуктами и подарки. Савелий выглядел помолодевшим и неожиданно галантным. Катя в длинном синем платье с белым хрустящим фартуком была похода на возрастную гимназистку.

… Свадьба началась с коляски, с белых бантов и цветов, вплетенных в гривы пары гнедых. Рахиль вышла на крыльцо в белом платье и вуали. Жорж был в черной паре и белой рубашке. Молодые смотрелись празднично и взволновано.

Кучер гикнул, и лошади рысью покатили коляску к губисполкому, на Карла Маркса, где молодых и расписали. Назад лошади шли шагом, неторопливо увлекая коляску с молодыми по старым и знакомым улицам города. Мимо шла неторопливая и сонная жизнь обитателей, и казалось, что ничто не могло изменить её.

Домой пригласили ребе и батюшку. Ребе был шутлив и рассказывал анекдоты. Батюшка был под хмельком и нетороплив.

Была купа в скромном саду и Рахиль в свадебном белом платье, на которое падал нежно розовый цвет осыпающихся лепестков вишни.

Ребе прочел из Торы слова молитвы, соединил руки молодых и пожелал благоденствия. Батюшка скороговоркой прочел молитву, надел кольца и пожелал молодым плодиться и размножаться. Жорж правой ногой разбил традиционный стакан, завернутый в полотенце. Все захлопали. Музыканты заиграли веселую музыку. Дора заплакала, а Рахиль счастливая и безмятежная стояла под хупой и улыбалась миру, с надеждой глядя на небо и моля о счастье.

Свадьба перекочевала в столовую дома, под веселые звуки музыки. Скрипач и кларнетист виртуозно вели одну мелодию за другой, и в веселых звуках фрейлехса как будто кружились небеса, глядя на этот счастливый дом.

Рахиль же, как гибкий побег вишни, подсвеченная белым светом свадебного платья и вуали, счастливо смеялась, глядя на Жоржа, вверяя ему свою судьбу и жизнь.

Он, вдруг обожженный красотой, открывшейся ему, повторял себе, что всю свою жизнь будет хранить её ото всех невзгод и бед, чего бы ему это не стоило.

И верил в это искренне…

глава 7

На следующий год в начале весны у Жоржа и Рахили родился сын. Назвали его Мироном. Рахиль рожала дома. Яков пригласил акушерку. Из деревни на роды приехала Катя, да так и осталась надолго.

Сын родился крепким, темноволосым, похожим на свою мать.

Штейнов потеснили, и у Жоржа теперь было снова две комнаты. В одной сделали спальню и детскую, а во второй была столовая, где и спала Катя.

Она сразу взяла в свои руки все хозяйство семьи и справлялась с этим безупречно. С раннего утра дом заполнялся звуками странных мелодий, которые она извлекала из своей немоты. Хруст белоснежных юбок и фартуков заполнил дом свежестью и непредсказуемостью. Запах ванили и свежевыстиранного белья повис в доме.

Она готовила обильно, разнообразно и сытно. Жорж к своему удивлению вдруг понял, что его радует появление Кати в доме.

А Рахиль была погружена в заботы о сыне. Молока было много, и Мирон миролюбиво сосал, мирясь с жизнью, невзирая на все свои кишечные и желудочные проблемы.

Жорж работал с Яковом все больше и больше, а Катя правила их жизнью незаметно для них.

Жорж приобрел по совету отца двуколку и пригнал из деревни молодую пегую кобылу Цветочек, спокойную и неторопливую. Теперь во дворе в конюшне опять стояла двуколка и лошадь. Жорж заходил в конюшню, слышал тихое ржание лошади, мерно жующую душистое сено в деннике и в нем разливалось спокойствие и удовлетворение той жизнью, которая скользила рядом.

Однажды вечером, когда Рахиль уже спала с ребенком в спальне, он зашел в ванную – там стояла голая Катя. То, что он увидел, поразило его. Он всегда воспринимал её, как зрелую женщину, спутницу отца.

В ванной стояла хорошо сложенная, с красивой пропорциональной фигурой молодая женщина, с удивительным бело-молочным цветом тела, светившимся изнутри огнем жизни.

Жорж замешкался, пораженный увиденным, а Катя закричала своё неразборчивое, и бросила в него мокрое полотенце. Спустя время она, с привычным венком на голове, нашла его и долго что-то пыталась возмущенно выговорить ему, отчаянно жестикулируя и краснея.

После случившегося Катя несколько недель не обращала на Жоржа никакого внимания. Да, она могла общаться. Этот процесс сводился к коротким запискам, в которых она могла печатными буквами по-русски изложить свою просьбу или приказ.

Оказалось, она много читала. Книги были на русском, и она их читала медленно, складывая слова по слогам, но по-немецки она читала и писала свободно. Когда она читала, то по кончику языка, который появлялся в уголке рта, можно было понять, доставляет ей чтение удовольствие или нет.

Катя была далеко не так проста, как Жоржу казалось раньше.

Из объяснений Рахили, которая больше общалась с ней и дружила, стало известно, что незадолго до революционных событий вся многочисленная семья Кати выехала из страны в Хайфу, осваивать библейские места и внедрять в жизнь божьи заветы.

Катю оставили одну на попечение дальних родственников. Почему так произошло, Катя не объясняла и только горько плакала, рассказывая эту историю. Потом было замужество, и у неё была дочь, но в один миг тиф отнял у неё и мужа, и кроху, оставив на свете её, Катю. Эта грустная история осветила по-другому жизнь этой странной на первый взгляд женщины, но такой понятной и достойной сочувствия, что даже черствый Жорж изменил к ней своё отношение.

… Жизнь становилась все красочней и праздничней. В домах города, даже в районе Фонтанной появилось электричество. Вечерами на улицах загорались редкие фонари, а в домах тлели желтые угольки лампочек. Обитатели двора перестали жечь керосиновые лампы. Даже в конюшне Жоржа вечерами горел свет.

День ото дня он находил, что жизнь стала понятнее своей разумностью и логичностью. Он много работал, но мог на заработанное позволить себе и своей семье многое. Катя ходила на базар и несла с него полные корзины продуктов. Они жили, не отказывая себе ни в чем.

В городе проснулась жизнь. Трамваи, автомобили, повозки и телеги наполнили город звуками. Ежедневно базар, необычно за последние годы разросшийся, звал к себе.

Базарный гомон с раннего утра до обеда поднимался над городом, извещая всех о жизни, бьющей ключом рядом со всё еще безводным фонтаном на площади.

Вечерами мягкий свет электрических фонарей заполнял улицы города призрачным флёром и в нем, словно из коллекции оживших бабочек, порхали красивые женщины, загадочные мужчины и многообещающие юноши и девушки. Жорж с Рахилей часто, оставив Мирона на попечение Кати, выходили в центр города, чтобы развеять хандру и получить удовольствие.

Отношения Рахили и Жоржа казалось, только укрепились после рождения сына, но она чувствовала, как между нею и мужем образовывается, с каждым днем расширяющаяся трещина.

Это происходило по необъяснимым причинам. Просто сердце Рахили подсказывало ей правду. Они жили вместе, но порознь. Она посвящала жизнь сыну, вкладывая в него свою душу. Мирон рос тихим послушным ребёнком, радуя её светлым нравом и покладистым характером. Катя привязалась к ребёнку и много времени возилась с ним, светясь от удовольствия: она обрела в нём то, что казалось было безвозвратно потерянно ею навсегда. Жорж работал в прихожей, ставшей лабораторией, не замечая никого, погруженный в заботы и свои внутренние проблемы, которые поедали его день ото дня. Рахиль это видела, но не могла склеить семью в единое целое.

Её брак, и она это начинала понимать, был более попыткой молодой девушки сбежать от родительской опеки, чем осознанным шагом влюбленной в мужчину женщины.

Так проходило время, умножая годы на проблемы, и конца этому Рахиль не видела и смирилась с этим.

глава 8

… На просторном подоконнике зубного кабинета Якова черная тарелка радио постоянно вещала о событиях в большой стране Советов. Страна с энтузиазмом уверенно шла вперед, к победе социализма. Диктор сообщал о наступлении времён нового периода индустриализации. Вся страна с ликованием встречала это решение.

Яков лечил своих пациентов и слушал радио. Он любил этот шум, как подтверждение ежедневного собственного бытия.

Вот и теперь он понял, что энтузиазм масс привел в движение воронку воодушевления, увлекая всех к светлому будущему.

– «Пока воронка крутится в Москве, у нас все еще будет тихо. Провинция – это хорошо: спокойно и далеко», – думал он, привычно орудуя бором.

…Яков наконец-то успокоился и радовался жизни. В семье стало покойно и предсказуемо. Работа и дело катились по забытой колее, принося достаток и уверенность. Дора погрузилась в жизнь внука. Рахиль была счастлива и светилась от материнства. Борис учился в школе, его хвалили и у него не было очевидных проблем, которые бы требовали решения. Можно было расслабиться и получать удовольствие от жизни.

Беда пришла неожиданно. Однажды к Якову на прием пришел его старый знакомый, уже много раз обращавшийся к нему за помощью. Яков принял его и решил проблемы. На прощание пациент, доверительно глядя ему в глаза, шепотом произнес странную фразу: «Яков Моисеевич, на вашем месте я бы свернул все свои дела и на некоторое время исчез из города». При этом он как-то сочувственно пожал ему руку и на прощание добавил: «Я очень надеюсь, что мы с вами больше не встретимся».

Яков запаниковал и после недолгих раздумий бросился к Жоржу. Тот выслушал его спокойно и внимательно. Все это было странно, но клиент был большим человеком где-то в органах, и не обращать внимания на его совет было бы глупо.

– Я схожу к людям обсудить это. Может быть узнаю что-то полезное, – решил Жорж и они расстались.