«Опоздал», – подумал Митяев. Девчонки уже в игре.
Света задумалась. А если очкастый правду говорит?
– Мы примем к сведению. Не беспокойся. Кавалеры у нас уже есть, – у спрятавшихся хоккеистов сейчас одновременно екнуло в груди. – Есть, кому защитить.
– Чудесно. Все у вас будет хорошо, если не будете поддаваться на провокации. Они способны на многое. Особенно, когда девушки красивые.
– Я поняла. Прости, но ты сам-то еще…
– Все задают один и тот же вопрос. А я не устаю на него отвечать, что дело не в возрасте, а в ответственном подходе. Мне поручили навести порядок в команде, и я с этой задачей справляюсь.
Света важно закивала.
– Мы достигли взаимопонимания?
– Конечно.
– Если что-нибудь понадобится – я к вашим услугам.
– Очень мило с твоей стороны. Спокойной ночи!
– И вам, – я раскланялся и пошел прочь, не оборачиваясь.
А стоило, ибо Света не сводила с меня глаз. По ее сигналу все трое мигом освободились из укрытий и побежали к себе, как только я зашел в уборную.
– Мы еще не закончили, – произнес Паша.
Зеленцов же обратился к Свете:
– Я думал, ты стесняешься и не будешь много болтать. А ты вон, оказывается, какая.
Троица прошла мимо сортира на цыпочках, ибо линолеум мигом известил бы меня о множестве тяжелых шагов. Я пребывал в туалете около минуты – достаточно, чтобы блудливая троица проскользнула в свои номера.
– И что это было? – поинтересовалась Амира.
– Было весело.
– И грядет продолжение. А ты не хотела.
– Сегодняшняя ночка без сна…
– Я только за!
– Тебя не смущает, что их аж трое. Мне вот некомфортно.
– Тебе же сказали, – ответила Амира, – к кому ты можешь обратиться в случае опасности. Это их точно остановит, – прихорашивалась Амира.
Я же отправился на заключительную инспекцию. Все спокойно – аж подозрительно. Напоминает сон-час в детском саду: воспитатель уходит, а дети начинают шуметь, бегать, прыгать и так далее. А сегодня ничего такого: некоторые укладываются, кто-то уже лежит. Вопросы возникли к Митяеву, Зеленцову и Брадобрееву – они до сих пор не застелили свои кровати, отчего получили замечания от меня. Хотя я сам свою еще не застелил. В целом я удовлетворился обходом и скомандовал всем спать, ибо завтра: ранний подъем, тренировка и первая игра. Все уже привыкли к такому режиму, но лишняя встряска никогда не помешает.
В 22 часа вечера, как и обещано, двери в центральный холл закрылись на ключ. На этаже воцарился покой. В тишине вентиляция шумит громче обычного. На пустой кухне потрескивают включенные светильники. Возвращаясь к себе, я приметил, что свет в комнате Светы и Амиры еще горит. Странно. Главное, в моей зоне ответственности все улеглись.
Я вернулся в нашу комнату. Степанчук тем временем уже отправился в мир сновидений. Очень хочется спать, но не сделать несколько записей в свой дневник я не мог. Тезисно зафиксировав на бумаге события дня, я ради интереса перелистнул ежедневник на случайную страницу и прочел то, что выпало, попутно укладываясь:
«…плюхнулся на стул да стукнул двумя руками об стол. Закрыл глаза – тишина вокруг ласкала уши. Но… тонкой раздражающей нитью из раздевалки доносились разговорчики хоккеистов, пришедших на тренировку. Я зажмурил глаза посильнее и решил внушить себе, что это не разговоры, а капельки дождя, барабанившие по окнам. И ведь поверил – верил и не замечал, как в коридоре мимо дверей сновали хоккеисты с баулами. Хотелось спать. Стоило усесться поудобнее, как кресло подо мной несчастно заскрипело.
«Почему бы сразу не приобрести нормальную мебель для сотрудников? Это кресло чересчур широкое и неподъемное, скрипит, да и спинка у него туговата», – я облил грязью ни в чем не повинное тренерское кресло, чья жизнь и так одна сплошная задница, и совершенно не услышал, как кто-то остановился напротив тренерской.
Я обернулся. В коридоре, освященном угрюмым октябрьским светом, стоял крупный парень. Наши взгляды встретились. Я за долю секунды осмотрел его с ног до головы. Выражение лица посетителя, вызывающее и страх, и отвращение, похоже на первую работу неумехи-габитоскописта, который жестоко поиграл в программе по составлению фотороботов.
«Хоккеист. Кто ж еще?» – предположил я.
– Ты не похож на тренера. Ты кто такой? – предъявил мне незнакомец.
– А ты не похож на хоккеиста, – бесстрашно съязвил я. – Это ты кто такой?!
Он усмехнулся, позволил себе вальяжно пройти в тренерскую и сесть напротив – нас разделял только письменный стол. Гость принялся осматривать меня с презрением: «Вот так штука!» – наверняка подумал он, не ожидая увидеть вместо Степанчука какого-то школьника. Школьник заговорил:
– Не беспокойся. Это всего лишь базовый страх. Обычно он плохой помощник в беседе, но зато я вижу, что он помог тебе сосредоточиться, – произнес я, поставив в замешательство гостя. Он не понимал, о каком страхе идет речь. Неужели ему стоит остерегаться меня? Что за чушь?!
– А ты не слишком борзый? – спросил хоккеист.
– Это тебя интересовать не должно.
«Кажется, самый борзый из нас двоих точно не я, – подумалось мне. – Посмотрим, что ты выдашь на трене».
– Так уж и быть. На первый раз я прощу твою дерзость.
– По-моему, ты первый начал задираться, – сказал я. – Да и прошел в комнату без разрешения.
– Это я у тебя должен разрешения спрашивать? – не успел я ответить, как визитер продолжил. – Я скажу тебе вот что, – видно, что парень еле сдерживал агрессию. – Если ты сидишь здесь, наверняка немного шаришь в хоккее. Я тебе расскажу, кто я такой, – я лишь делал вид, что увлеченно слушаю его. Произношение у гостя – полный атас. Нос поломан; не все зубы на месте. – Команду «Автомобилист» знаешь? С Екатеринбурга которая, – я смекнул, что товарищ является одним из тех хоккеистов, которые живут, так сказать, на два города – не могут найти себе достойное пристанище, как переходящие из рук в руки истертые сапоги. Их берут, возвращают, продают, выгоняют. – Она недавно играла дома с «Мечелом». Гости знатно выпендривались и вообще возомнили себя королями поначалу. Мы им семь шайб захуярили. Пять из них закинул я.
«Нашел, чем гордиться, в самом деле. Одной игрой? А они вам сколько забросили – десять?» – подумал я и решил унизить эгоиста.
– Да ладно?! – выкрикнул я, театрально привстав с кресла и вытаращив глаза. Зрители тут же закричали бы, что не верят. – Дай-ка я отойду от шока! – заявил я и, забыв скрыть издевательскую улыбку, на минутку удалился в коридор. Оттуда без промедления раздался мой нарочито демонстративный оглушительный смех. Бросив переодеваться, самые любопытные хоккеисты выглянули в коридор.
Приезжий возмутился таким поведением не на шутку. Я вернулся в тренерскую – тот посмотрел на меня, как красный смотрел на белого в году так 1918-ом. Я убедился, что на расстоянии вытянутой руки у меня есть то, чем можно прикрыться и оглушить нападающего в ответ.
– Как, говоришь, тебя зовут? – поинтересовался я, толком не отойдя от смеха.
– Я не называл имени, – хоккеист уже вовсю думал, какую часть моего лица размозжить. От первого удара я бы увернулся, а второй бы меня догнал.
– А вот это плохо. Ничего, я в документах посмотрю. Должно же что-то прийти в нагрузку к тебе, – нужную бумагу на столе я искал недолго. Помню же, что-то из Екатеринбурга было. За таких кадров надлежит присылать бумаги и поценнее: рубли или доллары, например.
Только я принялся разглядывать первые буквы фамилии на бумаге, чувствуя, как гость уже тянется, чтобы схватить меня за грудки, за открытой дверью тренерской раздался сначала спокойный, а потом уже сорвавшийся от неожиданности голос Сени Митяева: «Его зовут… ЛЕХА БРЕЧКИН!!!»
Приезжий развернулся и вскочил со стула. Предмет мебели чуть не отлетел в угол. Леша кинулся в объятия к другу. Ну и сцена – вокзал отдыхает.
– Вернулся, вернулся! – звал остальных Митяев. – Пацаны, Бреча вернулся…»