Джейк слезает с лошади, и я сдвигаюсь назад на седле, все еще хранящем тепло его тела.
– Я проверю наши охотничьи ловушки, домой вернусь пешком.
Опустив взгляд, смотрю ему в глаза и беру поводья.
– Начни готовить завтрак, – указывает он. – Разумеется, после того как расседлаешь лошадь.
Я непроизвольно прищуриваюсь. Готовить?
Помочь я не против, только почему таким способом?
– Свой вклад я внесу, но на кухне не останусь, – отвечаю, отведя взгляд. Не уверена, что больше напрягает: необходимость готовить или то, куда Джейк меня отправляет.
Пусть девчонка торчит у плиты, раз она не умеет ездить на лошади и стрелять, да?
– Ты знаешь, как ухаживать за огородом?
Уже сообразив, к чему он клонит, я выпрямляюсь.
– Полоть сорняки, поливать, удобрять? – продолжает мужчина. – Аэрировать почву? Сажать культуры? Сумеешь подготовить часть этого урожая для хранения, чтобы потом кормить лошадей и скот зимой?
Я по-прежнему избегаю зрительного контакта.
– Умеешь доить коров? – Он явно наслаждается. – Тренировать лошадей? Пользоваться бензопилой? Сможешь освежевать оленя?
Ага, ладно.
– Законсервировать фрукты и овощи? Водить трактор? Собрать мотоцикл с нуля?
Стискиваю зубы, но не отвечаю.
– Значит, займись завтраком, – усмехается Джейк. – Мы все выполняем свои обязанности, Тирнан. Если хотим есть.
Я выполню свои обязанности и даже больше, однако он мог бы попросить, а не отдавать приказы.
Повернув голову в его сторону, говорю:
– Ты мне не отец, помнишь? Я приехала сюда по собственному желанию и могу уехать, когда захочу.
Вместо того чтобы уйти или проигнорировать меня, Джейк улыбается; в его глазах мелькает озорная искра.
– Возможно, – с издевкой произносит он. – А может, я решу, что время, проведенное здесь, пойдет тебе на пользу, и никуда тебя не отпущу в конечном итоге.
Мой пульс ускоряется.
– По крайней мере, пока не увижу, как ты смеешься, – добавляет Джейк. – Или кричишь, или плачешь, или споришь, или шутишь, используя при этом что-то поинформативнее кивков и односложных ответов.
Уставившись на него, ощущаю, как глаза пылают яростью.
Он вскидывает бровь.
– Может, я решу исполнить последнюю волю твоих родителей и оставлю тебя тут до совершеннолетия.
– Я стану совершеннолетней через десять недель.
– Нас занесет снегом через восемь. – Пятясь, мужчина смеется.
На моих губах зарождается сердитый оскал.
– Пусть бекон подгорит, Тирнан, – инструктирует он, удаляясь. – Мы такой любим.
Глава 4
Тирнан
Я вешаю седло на скамейку в амбаре, и мне плевать, там ему место или нет. Джейк ведь не удержит меня здесь, если я не захочу оставаться?
Независимо от того, действительно ли он намерен так поступить, меня больше пугает то, что у него есть такая возможность. Мне казалось, я приехала сюда в качестве гостьи, а у Джейка даже мысли не возникнет воспользоваться той властью, которую он получил.
Ну, полагаю, мысль все-таки возникла. Может, он думает, что получит от меня плату за жилье.
Или решил, будто я умею хорошо готовить, только потому, что я – женщина? Нет, не умею.
Я выхожу из конюшни, направляюсь к дому, срезаю путь через мастерскую и подхожу к двери, ведущей в кухню.
Качаю головой, думая про себя: «Я не могу вернуться домой».
И в «Бринмор» возвращаться не хочу. Боже, как только представлю, что придется увидеть всех, кого знаю… Я закрываю глаза. Или снова почувствовать запах того дома.
Мне не хватит духу. Стерильно-белые стены. Необходимость сидеть в переполненных кабинетах среди людей, с которыми я не умею разговаривать.
Живот сводит, и я останавливаюсь, прислоняюсь лбом к чему-то свисающему с потолка мастерской. Обхватив рукой боксерскую грушу, вновь закрываю глаза.
Я не могу вернуться домой.
Крепко сжимая кожу, начинаю медленно осознавать свою новую реальность.
Неважно, откуда я сбегу, куда уеду от людей, которых не желаю видеть, как изменится окружающая обстановка. Я все равно останусь прежней. Той, кто бежит, бросает, прячется…
Выхода нет.
По руке словно растекается жар. Сжав кулак и ударив по груше, я оставляю едва заметный след на кожаной обивке. Делаю это снова и снова, мои жалкие удары набирают силу, потому что у меня в голове полный хаос, я устала и в смятении… И не знаю, что делать, чтобы почувствовать себя лучше.
Втягиваю воздух сквозь сжатые зубы, наконец-то отвожу локоть назад и наношу более ощутимый удар. Цепи скрипят, но груша почти не двигается, ведь я по-прежнему удерживаю ее второй рукой.
«Может, я решу исполнить последнюю волю твоих родителей и оставлю тебя тут до совершеннолетия».
Я стискиваю челюсти, переполняемая внезапным приливом энергии. Отпустив грушу, отхожу назад и вгоняю в нее правый кулак.