Бродяги. Путь Скорпиона

– Важен не их размер, а острота.

– Лемпи, – подала голос Кукушка, до этого как будто дремавшая у печи. – Угости чем-нибудь лекаря. В леднике оставалась зайчатина.

– Благодарю этот дом, – поднял руку Фархад и поклонился. – Но ваш гость имеет обыкновение не есть мясного. Даже в растительной пище я довольно-таки привередлив. Поэтому не утруждайте себя.

Тойво пожал плечами:

– Как знаешь.

– Так что, лекарь, – позвала старуха, – черничница это али мыльный сап?

– Ни то, ни другое.

– Тогда что же?

– У этой болезни нет названия. Она поражает дыхательные мешки, портит глаза и может помутить рассудок животного.

– А у них есть рассудок? – скривился Тойво.

– Безусловно, – кивнул Фархад.

– И ради этого столько суеты? – спросила его Лемпи. – Стоило ли ехать в такую даль? Да ещё и на ночь глядя? Ради болезни, у которой и названия-то нет…

Лекарь грустно улыбнулся, помял острую бородку, провёл ладонью по бритым щекам.

– Стоило. Эта болезнь пришла с той стороны реки.

Фархад сел на корточки и извлёк из холщового мешка тёмный округлый предмет. Об пол стукнулось что-то твёрдое.

– Ёлки волосатые, – выругался Тойво. – Что за привычка тащить к моему трактиру всякую пакость?

– Никак кусок угля? – сощурила подслеповатые глаза Ку-Ку.

– И верно, похоже на камень, – согласился Фархад. – Только это свиное сердце. Я не видел ни одной болезни, которая бы творила подобное.

– Убери это с глаз долой и вымой пол! – проворчал трактирщик.

– Этот экземпляр не опасен, – сказал лекарь. – Я очистил его от скверны, и на ощупь этот орган действительно напоминает простой кусок угля.

Ахти подошёл ближе и рассмотрел застывшее сердце.

– Значит, и с нами так будет?

Фархад пожал плечами:

– Время покажет. Не всякое заболевание передаётся от животных к человеку. Но раз болеют и свиньи, и козы, и кони – возможно всё.

В «Мамочкином приюте» повисла тишина. Только потрескивал огонь в очаге да за окном подвывал ветер.

– Ладно, – медленно проговорил Тойво. – Наш трактир и не такое переживал. Выползем.

Никто ему не возражал, но и кивнуть – никто не кивнул.

5

Уходя, Фархад пожелал здравия всем обитателям «Мамочкиного приюта» и обещал заехать через неделю.

Однако ни на будущей неделе, ни через две недели никто не приехал. Обстановка на границах Глухолесья неожиданно изменилась: в сторону бывшей Исполины потянулись войска.

Пехота топтала сапожищами пожелтевшую траву на заросшем тракте: шли копейщики в плоских шлемах и мечники с круглыми щитами. Впереди ехала лёгкая кавалерия. Нарядные стёганые плащи никак не спасали солдат от холода – лязг, исходивший от войска, вполне мог быть связан с постукиванием тысячи зубов.

Тойво, Ахти и Лемпи стояли на крыльце и глазели на громыхающую по дороге колонну.

– Экая невидаль, – кривился хозяин таверны. – Вороны и стервятники слетаются на мертвечину и делят обед!

Состав армии и правда выглядел разношёрстно.

Похоже, все мелкие государства, соседствующие с бывшим Таурусом, объединились, чтобы растащить по кускам тушу могучего левиафана.

На северо-восток шли бледные высокие гессианцы. Медленно качался лес гизарм[3 - Гизарма – вид древкового оружия с крюком.] и копий. Выцветшими казались не только их лица и доспехи, но и хоругви серо-болотного цвета. Профессиональные отряды гессианцев шли молча, без песен и разговоров. Только скрип и лязг металла стоял над трактом.

– У них, наверное, и дети по праздникам сидят на скамьях с кислыми минами, – заметил Тойво.

– Праздники? Какие у них праздники! Да у них и детей-то нет, – хохотнула Лемпи. – Кузнец собирает гессов из железных обрезков.

Странно было видеть в составе этой колонны, напоминавшей свинцовую тучу, разряженных в пёстрые одежды конников. Их многочисленные одежды поверх кольчуг пестрели разноцветными узорами; из шлемов, напоминавшие совиные уши, торчали пучки перьев. Смуглые и узкоглазые норанбатырцы, в отличие от своих молчаливых союзников, всё время перекрикивались, улыбались кривозубыми и щербатыми ртами и жевали какую-то чёрную ягоду. К их сёдлам были приделаны короткие луки, сабли и топорики. От криков и топота у Ахти заложило уши, а запах коней, пота и немытых тел чувствовался ещё задолго до появления конников. Лучше бы им не ходить в разведку!

Кривоногие и заплывшие жиром, степные соседи Тауруса происходили от племён великих кочевников. Но за многие поколения они потеряли былую мощь, осели в захваченных городах, разжились, обрюзгли и теперь больше напоминали толпу ряженых пугал.

– Чтобы гессы якшались с пернатыми – этого я ещё не видел, – ухмылялся Тойво. – Видать, плохи дела и у тех, и у других. И посмотри, как вышагивают, будто Глухолесье – их территория.

– Глухолесье ничейное, – сказал Ахти. – И всегда было ничейным.

– Верно, парень! – хлопнул его по плечу трактирщик. – Дело говоришь!

Замыкали шествие отряды мечников и арбалетчиков. Рослые, плечистые воины, в плащах с меховыми воротниками и вышитым дубовым листом на спине, черноволосые, с мужественными подбородками и тёмными глазами, они шли бодро, пели низкими голосами песню, и все как один косились в сторону трактира, словно кто-то дал им команду «Равнение на Лемпи!».

– Дубогорцы… – вздохнула она. – Славные ребята и крепкие. Но мозги у них и впрямь деревянные.

А воины лыбились, подмигивали, посылали воздушные поцелуи и пели:

Кабы встретил я девчонку,
Всё с веснушками лицо,
Взял её бы за ручонки
И отвёл бы на сенцо…

Конец у песни был до того похабный, что даже Лемпи зарделась. Для Ахти это явление было таким же редким, как цветущий папоротник или конь с крыльями.

Глазеть дубогорцы глазели, однако никто из воинов и командования не остановился и не приблизился к дверям «Мамочкиного приюта». То ли им было приказано идти на северо-восток без остановки, то ли в армии прослышали о трактире на окраине леса, в котором завелась неизвестная болезнь.