Бродяги. Путь Скорпиона

– Когда мы шли вровень, он никак не реагировал на Бомбея. Не пытался его обогнать.

– Значит… Значит, он тоже… – В горле мальчика что-то булькнуло, глаза защипало.

Фархад резко остановился, приложил палец к губам:

– Тс-с. Слышишь? Там.

Он указал рукой вниз, туда, где светлел берег, и парень заметил трёх всадников, неторопливо движущихся в обратном от них направлении. Один из них держал горящий фонарь, другой – короткое, блестевшее в темноте копьё.

– Отсюда они нас не увидят, – прошептал лекарь. – Но могут услышать. Поэтому держи рот на замке.

Они взяли чуть вправо, чтобы обойти нежданных путников. Когда снова свернули в лес, Ахти спросил:

– Кто они такие?

– Возможно, наёмники, оставшиеся от отряда Гончих. Или какие-то другие охотники за головами. Как они мне надоели! Всё время патрулируют вдоль границы. Выспрашивают, разнюхивают. И холода им не помеха.

– Что им нужно?

– Нелюдей нынче отлавливают и продают за хорошие деньги. А наших с тобой общих знакомых ждут с распростёртыми объятиями. Потому что они признаны государственными преступниками.

– Государственными? Но какой страны?

– Любой, граничащей с бывшим Таурусом, – мрачно усмехнулся Фархад.

* * *

Тойво встретил их на дворе с зажжённым фонарём.

– Одна из свиней околела, – объявил он. – Я вижу, господин бедуин решил пожаловать лично. С чего такая честь?

– С того, что следующим после свиньи можешь быть ты, – ответил лекарь, спешиваясь. – Как давно животное умерло?

– На закате она ещё хрюкала.

Фархад кивнул, поманил пальцем мальчика.

– У меня в торбе лежит специальный костюм – достань его. А я пока займусь инструментами. И мне нужен свет, – добавил он, обращаясь к хозяину трактира, – много света.

* * *

Сначала Фархад осмотрел Ахти, Лемпи и Ку-Ку. Мальчик оказался полностью здоров, у остальных, кроме старых болячек, никаких признаков болезни не выявилось.

После осмотра лекарь облачился в странные одежды и вышел на улицу. На голове у него был колпак, скрывавший лицо, шею и грудь. Тонкая сеточка на уровне глаз позволяла ему видеть предметы вокруг. На руках были надеты перчатки до локтя из тонкой кожи.

Тойво присвистнул:

– Говорят, так в ваших краях одеваются бабы.

– Ты легковерен, друг мой. Меньше слушай сплетни.

Трактирщик почесал шею, придумывая новую колкость:

– Разве бедуинам можно трогать свиней? Да ещё и мёртвых?

– Человеку многое можно, если это идёт во благо другим, – легко парировал Фархад. – К тому же я не бедуин.

Он велел Тойво посветить и подошёл к дверям сарая:

– Остальные пусть ждут снаружи.

Они вошли внутрь и не появлялись так долго, что зрителям пришлось вернуться в трактир.

* * *

– Ты боишься этой заразы? – спросил мальчик, наливая Лемпи её традиционную вечернюю порцию персиковой настойки.

– Я? – Лемпи нервно хохотнула, покрутила в руках стеклянный стаканчик, один из немногих уцелевших в «Мамочкином приюте». – Я переболела ветреницей и «дамской удачей», пятнушкой и слюнявкой. Про «феечкины слёзки», думаю, и упоминать не стоит. Её нет только у дев и евнухов. Все эти вишенки я съела ещё в молодости, а косточки выплюнула. Боюсь?! Да в моём теле просто не осталось места для этой дряни!

Она отставила в сторону стакан:

– Что-то сегодня не хочется.

Медленно погладила живот:

– Ну что они так долго? Может, уже сами околели?

Дверь отворилась, и в трактир ввалился усталый Тойво, голый по пояс. Выглядел он так, будто искупался в поилке для скота.

– Тебе стало жарко, милый? – выгнула бровь Лемпи.

Трактирщик одарил её взглядом, которым провожал самых шумных гостей в своём заведении.

– Лекарь окатил меня какой-то вонючей жидкостью из ведра, – объяснил он. – Сразу, как мы вышли из сарая. А прежде добавил в воду какого-то голубого порошка – до сих пор глаза щиплет.

Он подошёл к стойке и, не смущаясь присутствующих, снял и выжал мокрые портки, бросил их на пол. Достал с полки старую полинявшую скатерть, завернулся в неё и сел у огня.

Следом за ним вошёл Фархад, он уже переоделся в чистую одежду – длинную шерстяную рубашку до пола, такого же небесного цвета, как и его тюрбан. Снял с широкого пояса бутылочку с какой-то жидкостью, капнул на ладонь и растёр. По трактиру разнёсся пряный аромат.

– В вашем диком крае не принято омывать руки, ноги и чресла, – задумчиво проговорил он. – Оттого вы так много болеете.

– А ещё мы не сжигаем хорошую одежду, – пробурчал Тойво, стуча зубами.

– Дух болезни любит обитать на вещах. Великий Абдуалим первым заметил, что лекарь в грязном белье может навредить больному, особенно при сечении.

– При чём? – не понял Ахти.

– Он так называет свои мясницкие занятия, – объяснил Тойво. – Только инструменты у него никудышные, как будто он собрался резать мышь, а не свинью.