История одного содружества

– А зачем ты всё это придумал?

– Так ведь трёхлетний аспирантский срок проходит, а у меня ни кола ни двора. Пора вздохнуть да за дело взяться.

– А ты что, думаешь, тебе там дадут дышать?

– По крайней мере, есть возможность полезное с приятным совместить. Я имею в виду разработку нового измерителя плотности потока СВЧ-энергии и диссертацию.

Секретарь задумался. Потом взглянул в глаза Павлу и, не скрывая сожаления, произнес:

– Жалко, конечно. Но решил – значит решил.

И Павел ушёл.

Оказалось, насчет вздохнуть Борис Антонович не зря сомневался. Вздохнуть в СКБ завода ему не дали.

Во-первых, он обнаружил, что из двух лет, отпущенных на разработку измерителя плотности потока СВЧ-энергии, осталось только три месяца. Предыдущий главный конструктор увлёкся разработкой ограниченного ряда узлов прибора – комплекта антенн. Этих антенн он наплодил штук пятьдесят. Павел сразу же понял, что изготовить эти антенны завод не сможет как по технологическим, так и по экономическим причинам. Он собрал их в кучу и сдал в металлолом, заменив обычными рупорами с переходами от преобразователей, разработанных в Вильнюсе. Начинать надо было всё сначала. Вот тогда он и стал собирать группу разработчиков.

Собрал. И началась сумасшедшая работа. Если учесть, что на него нагрузили ещё одну разработку по модернизации его же преобразователей, созданных ещё в институте. Если учесть, что в отделе главного конструктора завода опытных инженеров ещё не было, с него никто не снимал техническое сопровождение на заводе ранее разработанных им приборов, то ясно, что про аспирантуру он опять вынужден был забыть. Единственным положительным фактором было то, что он стал получать как стипендию, так и зарплату в полставки ведущего инженера. Когда заканчивался срок, отпущенный на защиту диссертации, у него оставался один способ – перевестись из очной аспирантуры в заочную. Таким образом он получал ещё один год аспирантуры, но уже без стипендии. К этому времени разработки, возложенные на него в СКБ, в спешке заканчивались.

Его пригласил к себе директор СКБ Борис Матвеевич и предложил перевестись из института в СКБ на постоянную работу в должности начальника лаборатории. Учитывая, что все работы в центральной разрабатывающей лаборатории в той или иной степени завязаны на нём, он подумал и согласился. С письмом от имени директора СКБ он предстал пред очи создателя отечественной измерительной техники, директора центрального института с просьбой направить его для работы в СКБ. Директор задумался, пожелал успехов в организации работ на новом месте и подписал своё согласие на перевод. К тому времени воспитанники центрального института ужу успешно работали в многочисленных КБ, СКБ и институтах республик страны.

Павел был уверен, что вот-вот будет назначен начальником центральной лаборатории взамен уходящего в главные конструкторы завода Боброва. Но если бы Бог знал, что задумал дьявол! Когда человек доволен, он улыбается, изображая губами лодочку. Павел улыбался, когда передавал Борису Матвеевичу направление о переводе в СКБ.

– Ну, Шторов, теперь о самом главном. У нас из лаборатории микроэлектроники уходит на работу секретарём парткома завода начальник этой лаборатории Буравкин. Занимай его место.

Лодочка перевернулась, и края губ отвисли книзу. Всё рухнуло. Борис Матвеевич Григорьев – бывший секретарь райкома партии – был умудрённый комбинатор. Но своей комбинацией с Павлом Шторовым он фактически ослаблял главную разрабатывающую лабораторию. Исправить положение можно было бы только, пригласив из института зрелого специалиста. Но кто пойдёт? И с какими новыми идеями? Во-вторых, он сунул Павла в область, в которой вся отечественная промышленность топталась на месте. И Павел не был исключением. То есть он потерял себя. Возвращаться в институт было сложно. Приглашения в аналогичные КБ, он отвергал, поскольку это отбросило бы его ещё дальше от тех идей, которые он вынашивал.

Павел снова задумался и решил: «Врёшь! Нас тупым нахрапом не возьмёшь! Может быть, это и к лучшему. Задуманные задачи создания новой техники для измерения сильных электромагнитных полей и плотности потока СВЧ-энергии без совершенно новых конструкций входных СВЧ-устройств не решить. Значит, начинать надо с создания в лаборатории микроэлектроники новой тонкоплёночной элементной базы». В его распоряжении оказалось несколько дорогостоящих вакуумных установок для напыления на диэлектрики золота, платины, серебра и других металлов. Была мощная установка фотолитографии, сектор микро-монтажа, химический участок. Даже электронный микроскоп был. Всё это располагалось в четырёх солидных по площади помещениях. Из всего этого богатства активно использовалось только одно: четырнадцать литров чистого ректифицированного спирта, получаемого ежемесячно по нормативам. Состав лаборатории хоть и умел что-нибудь делать, но не знал что. Три женщины (химики) весь день занимались приготовлением сосисок, кипячением чая и прочей поварской деятельностью. Что касается мужчин (вакуумщиков, механиков), они весь день резались в козла и периодически опрокидывали по «шестнадцать капель». Женщины – вакуумщицы, монтажницы и даже одна с радиотехническим образованием – занимались рукоделием.

Павла поразил ряд фактов. В одном из вакуумных постов он обнаружил пластину платины весов сто сорок граммов, в другом – золото. В углу, рядом с электронным микроскопом, валялась в скрученном виде двухмиллиметровая проволока золота высшей пробы, рядом – такой же моток серебра. При этом дверь в лабораторию была хлипкая, так что её можно было открыть с одного лёгкого пинка.

Предыдущий начальник лаборатории Буравкин – бывший офицер Советской армии – не знал, что такое микроэлектроника, он не знал даже, что такое вообще радиоэлектроника, и поэтому сконцентрировал свою деятельность на чётком выполнении плана капитального строительства. Если в сельском хозяйстве озабоченные председатели закупали в конце планового срока рояли и пианино, лишь бы не быть наказанными за невыполнение плана перевооружения, то Буравкин, надо отдать ему должное, тратил деньги, по существу, правильно. Что же касается технических вопросов, то он, опять-таки, сделал много в части обеспечения техники безопасности.

Когда Павел первый раз появился в лаборатории, его встретила весёлая компания, изображённая в старинном кинофильме «Трактористы». Это когда бывший танкист, его играл Крючков, назначенный бригадиром трактористов, появился в группе подопечных и был встречен песней: «Здравствуй, милая моя, я тебя дождалси. Ты пришла, меня нашла, а я растерялси».

Павел спросил:

– Где хранится спирт?

– О! Здесь, в сейфе.

– Дайте ключ от сейфа.

– Ага. Присоединяйся.

– Сейчас.

Он взял ключ, положил в карман и дружелюбно сказал:

– Отдыхайте, ребята. Встретимся завтра. Но только – как стёклышки.

– До остекленения не пьём, – услышал он шутку, когда уходил по лестнице вниз.

Наутро он собрал коллектив лаборатории и заявил:

– А теперь, друзья, начнём работать.

Начали. Процесс превращения группы бездельников в тружеников прошёл довольно легко. Возможно, потому, что люди соскучились по полезному труду. Уже через полгода женская часть коллектива заявила ему в двенадцать часов ночи:

– Может быть, Павел Сергеевич это вам и надо, но нам надоело вкалывать сутками, да ещё и отсиживать здесь по графику ночных дежурств. У нас дома семьи есть.

– Ребята, девушки. Извините. Сами понимаете, это временно. Мы в цейтноте. Эту работу мы должны выполнить в срок. Кому тяжело или сложно по семейным обстоятельствам, сейчас вызываю машину. Я лично остаюсь. Кто со мной, оставайтесь. Остальные по домам, без обиды.

Все остались, но предупредили, что это в последний раз.

Надо сказать, что режим ночных бдений на конечном этапе разработки, так же как и на заводе в конце планового срока, был в порядке вещей, и все члены семьи работников лаборатории это знали и не предъявляли претензий. Слово «НАДО» воспринималось почти как во время боевых действий: «Вперёд! В атаку!»

Всё это время Павел с Виктором Хохловым часто беседовали о перспективах разработок. Виктор оказался спокойным, немногословным разработчиком. Сначала, в порядке подготовки к дипломной работе, Павел поручил ему решить задачи поглощения СВЧ-полей в полупроводниковых термодатчиках. Затем, вместе с одним математиком, он решал главную задачу дифракции радиоволн на сфере. Диплом был выполнен на высоком уровне и получил отличную оценку. Хохлов стал грамотным инженером.

Кроме основной работы по разработке новой элементной базы для обеспечения измерителей плотности потока энергии – теперь уже особо важных разработок, включаемых в план по постановлениям правительства, Павла мучили обязанности по внедрению в производство элементов и узлов в микро-исполнении для комплектации приборов, разрабатываемых в центральном институте. При лаборатории появился даже производственный участок по изготовлению этих элементов. Бывало, что он с автором одного из таких приборов Женей Панфиловым проводили ночи, исправляя дефекты, допущенные в процессе разработки в институте. Особенно в большом количестве производственный участок лаборатории выпускал малогабаритные терморезистивные вставки измерителей мощности СВЧ. На эти вставки у Павла было свидетельство на изобретение. Если у американцев выходил из строя терморезисторный датчик СВЧ-мощности, выкидывался весь входной узел (головка) прибора для измерения мощности. Отечественные же измерители мощности снабжались взаимозаменяемыми вставками для входного узла измерителя. Руководителем участка по изготовлению этих вставок Павел поставил своего хорошего знакомого Ивана Петровича. В народе его тут же прозвали Ваня Вставкин. Успехи внедрения в производство изделий микроэлектроники в СКБ быстро распространились в кругу коллег на других предприятиях, и в министерстве родилась мысль создать современный цех микроэлектроники на заводе радиоизмерительной техники для обеспечения изделиями заводов главка и министерства.

Павла всё больше и больше засасывала работа по изготовлению этих изделий для обеспечения серийного выпуска приборов разработки центрального института и других институтов и КБ министерства. Объёмы этой работы росли, мешая заниматься разработкой новых изделий по тематике СКБ, и лаборатория стала превращаться в бесплатный придаток завода. Это никак не соответствовало планам Павла. И он кликнул клич, чтобы ему нашли энергичного руководителя, надеясь, что он уведёт этот участок из лаборатории на завод. И вдруг Володя Рождественский, инженер по фотолитографии, донёс, что один философствующий инженер из госуниверситета Дубинский распространяется, что он, мол, скоро будет начальником запланированного к строительству цеха микроэлектроники на заводе, и сам Шторов будет у него ботинки чистить.

– Стоп, Володя! Ну-ка повтори, что говорил Дубинский, – среагировал Павел.

Володя повторил.

– Володя, немедленно ко мне этого Дубинского.

– Павел Павлович, так ведь он просто нахал.

– А мне как раз такой нахал и нужен.

Когда этот рвущийся в начальники Владимир Дубинский появился в лаборатории, Павел сразу же назначил его начальником производственного участка вместо мученика Вани Вставкина и сделал его куратором строительства нового цеха микроэлектроники на заводе. Потребность в бурной деятельности, стремление к значительности быстро повысило рейтинг Дубинского в борьбе за право руководить микроэлектроникой на заводе. Когда на эту тему у Павла зашёл разговор с заместителем директора по кадрам завода, он сказал:

– Чего вы думаете? Вот кто вам нужен – Дубинский. Человек, понимающий ведущую роль производства. А вы зациклились на нас, интеллигентах. Берите его в цех.

И его взяли… вместе с лабораторным производственным участком. Павел облегчённо вздохнул, и они с Володей Дубинским пошли в кафе на площади Горького. С одним условием, решили они: пить только сухое, поскольку работы много и напиваться нельзя. Взяли бутылку 0,7 сухого вина.

– Ну, Володя, за твои успехи! По сухому!

– По сухому.

И они выпили по фужеру вина.

– Ещё по сухому?

– Ещё по сухому.