Схватка со временем

Он знает, о чем я думаю. Даже когда он занят работой, мои мысли, мои чувства откладываются в нем, и, освобождаясь от неотложных дел, он воспроизводит то, что я думала, что я хотела ему сказать.

Он ушел, а я продолжала думать о нем, беседовать с ним.

Скажи мне, Андрей, насколько велика разница между живой и неживой материей? Как похожи на живых некоторые минералы агаты, на срезах которых мы видим, как зарождается новый образец в недрах родителя, разрастается и начинает медленно двигаться к краю. Проходит время, и этот маленький образец выходит из родительского тела на поверхность, отделяется от него и начинает самостоятельно развиваться. Процесс этот можно проследить по множеству срезов многих образцов, поскольку он проходит в течение многих веков. Примерно таким принципом мы пользуемся при изучении процессов рождения и гибели различных по величине звезд в космосе. А может, все это тоже жизнь?

Если при температуре в тысячи градусов по Цельсию существует жизнь на базе кремнийорганических связей, то, разглядывая твердые останки этой жизни в наших условиях, мы с трудом поверим, что это фрагмент тоже был жив. Условия в природе разнообразны, и жизнь, которая приспосабливается к этим условиям, тоже должна быть разнообразной. Эта жизнь может быть разнообразной по своей структуре, форме, продолжительности бытия.

Человек приступил к познанию мира, космоса, Вселенной. Он, как птенец, разбивающий скорлупу яйца, вдруг обнаруживает огромный мир непознанного. Познавая этот мир, он будет спотыкаться, обжигаться, погибать и возрождаться в детях и внуках, пока не найдет пути и способы осознанного восприятия этого многообразия в проявлении жизни.

Ограниченные в познании, мы ошибочно представили себя совершенством и только сейчас начинаем понимать, что, возможно, это ошибка. Права ли я, Андрей? А если нет, то где?

Мои мысли прервал искрящийся свет над дверью. «Кто-то хочет войти».

2. 3 Андрей

В свободное время я уходил в свой кабинет и старался сосредоточить внимание на образе Алены, которая через несколько месяцев после моего отлета тоже вошла в состав экспедиции на Титан, рассчитанной на несколько лет. Узнал я это из наших молчаливых разговоров. Прошло немного времени, и эта информация подтвердилась вполне материально по быстродействующей еще тогда между нами радиосвязи.

А сейчас я лежу и слушаю тебя. Скорее, не слушаю, а впитываю в себя твои мысли, образы, чувства. Да, действительно, в нашей науке органика и неорганика четко разграничены. Процесс зарождения жизни четко доказан теоретически и подтвержден практически. Но… ты права. Правильно ли мы сформулировали проявление жизни? Может быть, мы приняли за жизнь только одну из граней ее проявления? Ведь то, что мы с тобой общаемся на огромных расстояниях со сверхсветовой скоростью, противоречит требованию энергетического, материального способа передачи информации. Материя инерционна, передача ее требует затрат энергии для преодоления инерции. Значит, наша информационная связь не материальна, безынерционна. Иначе бы она распространялась в пределах скорости света и с увеличением расстояния затухала. Это непонятно и мне, и многим другим, особенно тем, кто не награжден реликтовым счастьем передачи напряжения нервной системы, чувств, мысли на расстоянии.

Если честно, мне наплевать на то, что это мне непонятно. Я счастлив, что это непонятное есть. И еще большее счастье в том, что мы оба награждены этим непонятным. Именно оно объединило нас и сохраняет наше единство.

Я очень рад за тебя. Но чувствую какую-то тревогу за вас всех. Будь начеку, милая моя. Ты одна наделена среди поселенцев даром предвидения. Это накладывает на тебя большую ответственность.

Моя предыдущая экспедиция была насыщена трагическими событиями. За те пятнадцать лет, пока мы на аварийном корабле добирались до Земли, я открыл в себе этот дар, и множество раз спасал экспедицию от неминуемой гибели.

Космос тих и прозрачен. Но он непредсказуем и опасен. Будь сильной, не поддавайся панике, чувствуй ответственность за всех. И тогда все получится. И не забывай, особенно в трудную минуту, что мы с тобой вместе, мы одно единое. Я тоже почти физически ощущаю твою близость. Мы выдержим. Мы победим и пространство, и время.

2. 4 Алена

Я встала, нажала кнопку на столе. Дверь открылась. В комнату вошел Владимир.

– Как вы себя чувствуете? Отдохнули?

– Да, вполне.

– Я зашел к вам, чтобы пригласить в нашу лабораторию. Ознакомитесь с оборудованием и еще с двумя сотрудниками нашей лаборатории.

– Спасибо, Владимир. Я готова.

Когда подходили к двери в лабораторию, Владимир попросил меня взглянуть на круглое пятно над дверью. При этом он нажал кнопочку на небольшой коробочке. Дверь открылась.

– Теперь эта дверь всегда будет открываться при вашем взгляде на это пятно, – сказал Владимир, передавая мне коробочку.

– А куда мне ее девать?

– Куда хотите. Передадите новому хозяину в будущем, когда потребуется зафиксировать идентификацию его зрачков.

В лаборатории меня встретили лохматый биолог в очках с большими диоптриями и молодая лаборантка лет восемнадцати.

– Марк Ицкович, профессор, – представился лохматый, – работаю здесь двадцать лет с перерывами. Теперь, в новых условиях, перерывы исключу.

– Очень приятно. Алена Марковна, старший научный сотрудник.

– А я Маша, лаборантка, помогаю папе, – взглянула девушка на Марка Ицковича.

– И давно помогаете? – спросила я.

– Десять лет помогаю.

– Значит, ты здесь все знаешь?

– Да-а.

– Ну, тогда показывай свое хозяйство.

Два часа эти три совершенно разных человека наперебой рассказывали мне о своей работе, показывали сложное оборудование, включая электронные микроскопы, позволяющие заглянуть в структуру молекул, аппаратуру для вмешательства в ДНК живых организмов и многое другое. По окончании кругового обзора расселись за круглым столом, и Владимир изложил результаты исследований и планы на будущее.

– А вы знаете, – обратился Владимир ко мне, – мы на глубине трех километров ледового покрытия нашли те же бактерии, что и вы на спутнике Европа. Это говорит о том, что на Земле, спутниках Юпитера и Сатурна были когда-то одинаковые природные условия.

– Вы не пробовали заглянуть в глубины Титана? – спросила я.

– Инструментальным путем – да. В частности, с помощью ультразвуковых генераторов. Подтвердились данные, полученные еще сто пятьдесят лет назад. Действительно, твердое каменное ядро Титана диаметром в три с половиной тысячи километров, покрытое толстым слоем льда, омывается глубинным океаном жидкой воды в смеси с большим количеством солей. Наружный слой мантии состоит из ледяной корки воды, метана, этана и других соединений. Под действием радиоактивного излучения мантии, а также приливных сил Сатурна образуются криовулканы, которые пробивают стокилометровый слой льда, и жидкость выплескивается наружу, образуя водяные склоны и метаноэтановые реки. Реки периодически замерзают и оттаивают. Происходит это, как правило, в северной части Титана.

– Мы запускали автоматизированные зонды через выбросы вулканов, – добавил профессор, – но они бесследно исчезали, достигнув глубинного океана. Вместе с вашей группой на базу прислали четыре батискафа, способных выдерживать высокое давление. Теперь будем обдумывать план действий.

– Я думаю, – сказала я, – нужно в первую очередь проверить работоспособность батискафов в северных озерах, оценить маневренность, степень активной защиты и после этого сформировать группу, состоящую из пилота, биолога, врача и радиофизика для экспедиции под ледяную корку Титана. Желательны члены группы с двойными, тройными профессиями.

Решили обратиться к руководству с таким планом: два-три дня на изучение материальной части оборудования, в том числе и батискафа. После этого пробный выход в метановые озера в северной части Титана.

На следующее утро Владимир собрал группу биологов и объявил, что получил разрешение на подготовку к путешествию вглубь спутника. Теперь было необходимо согласовать кандидатуры участников путешествия с Михаилом Егоровичем.

Команда пилотов, освоивших ранее доставленные средства передвижения по поверхности и в глубине озер, была достаточно многочисленна и хорошо подготовлена. Михаил Егорович предложил выполнение подготовительных походов двум опытным пилотам: сорокалетнему Ивану Шарапову и двадцатилетнему Сергею Гришину. В качестве врача был рекомендован тридцатипятилетний врач-терапевт Василий Никонов, отличающийся всесторонним физическим развитием, бывший чемпион мира по вольной борьбе. Радио-физиков оказалось двое: известный связист Николай Берг, участвующий в нескольких экспедициях по близлежащим озерам и рекам, а также понравившийся начальнику своим неутомимым оптимизмом Костя. В состав группы были введены также энергетик Рафкат Булатов и взрывник Василий Петрович.

При выборе биолога решение принималось не сразу. Претендентов было двое: Владимир и я. Большинство ответственных за формирование экипажа лиц предпочтение отдавало Владимиру, как наиболее известному на поселениях. Профессор не рассматривался по причине плохого зрения, моя кандидатура – по причине отсутствия опыта.

Я попросила дать мне слово. Дали.

– Я приехала сюда, – заявила я, – чтобы продолжить работу, которую начала еще в глубинах спутника Юпитера Европа. Моя цель – разобраться с уровнем развития живой материи на Титане. Если не получится в этот раз, я обязательно добьюсь участия в такой экспедиции в другой раз. У меня достаточно впереди времени, я могу и подождать.

– А каковы ваши результаты исследований на Европе?

Я рассказала.

– Так вы и есть та самая Миловская, которая опубликовала статью в «Вестнике биологии», взбудоражившую научную общественность? – спросил Михаил Егорович

– Да, это я.

– Это меняет дело, – заявил он, – единственное, что меня смущает, это то, что вы еще не обжились в условиях Титана.