Артефакт острее бритвы

Как сказали – чтобы не раскрошились зубы.

Тут-то я и пожалел о своей попытке прыгнуть выше головы, ведь было недостаточно просто взять и удержать в нужном месте сосредоточие, требовалось направить заключённую в нём энергию к другой узловой точке и контролировать её движение от и до. Недожмёшь – не будет результата, переборщишь – сожжёшь меридиан.

Засада, короче!

Себе в помощь врач привлёк великовозрастного ассистента и парочку внутренних учеников – одному из этих оболтусов велели переворачивать разнокалиберные песочные часы, коих выставили на полку никак не менее десятка, другому вручили коробочку с нюхательной солью.

– В процессе прожига внешнее магическое воздействие категорически запрещено, – пояснил бородатый дядечка, открутил крышку серебряного цилиндра и пинцетом извлёк из него колючую штуковину, отдалённо напоминавшую уменьшенный вдвое орех каштана, только с куда более длинными иглами.

Чуть ниже солнечного сплетения у меня была проставлена крупная чёрная точка, именно туда врач сосредоточие и опустил. Ничего не произошло.

– Готовы? – спросил дядечка. – Отлично! Тогда начинайте накапливать энергию.

Я последовал его совету и…

Черти драные! Сосредоточие дрогнуло, иглы проткнули кожу, и в меня будто обезумевший от голода хорёк вгрызся! Не притягивай к столу ремни – в корчах бы забился, да и так кожаные полосы явственно скрипнули. Сухожилия – тоже.

– Всё не так страшно, как кажется. Повреждения плоти минимальны…

Слова донеслись будто через ватное одеяло, а дальше к носу поднесли коробочку с нюхательной солью, и дурнота отступила. Боль – нет. Боль лишь усилилась.

Наверное, не сумел бы совладать с ней, когда б не вычищал прежде из себя проклятия, а так подтянул сосредоточие к нужному месту и зафиксировал его там. Выждал миг, собираясь с духом, после стиснул магический сросток своей волей, и тотчас из него выплеснулась вся энергия разом!

Я рывком перебросил опалившую меня стылость к первому узлу, и дух словно раскалённым ножом пропороли, аж заколотило всего. Едва не позволил расплескаться порченой небесной силе, лишь невероятным напряжением воли сумел сжать её и удержать в нужной точке. Руководствовался при этом не столько наставлениями врача, сколько заметками из подвала приюта. Понемногу начал стравливать энергию и переправлять её к следующему узлу, но не напрямик, а по дуге. Ложе оправы оказалось проработано в достаточной мере, я усилил напор и перебросил остатки энергии во вторую точку, а заодно вколотил в неё осознание только-только случившихся во мне изменений.

Вновь всего так и пропороло огненным клинком, но на сей раз мерзкие ощущения оказались не столь уж и болезненными. Перетерпел, переждал, собрался… и выплеснул всю силу до последней капли! Разогнал её и направил по исходящему меридиану от оправы к правой ключице и далее – к локтю и запястью. Стылость опалила и ударила в заранее стиснутый кулак, начала стремительно накапливаться там, но – держу, держу, держу!

Хватило меня самое большее на пять ударов сердца, а затем пальцы разжались, и в ассистента врача ударила струя необработанной небесной силы. Тот оказался к этому готов, перехватил и развеял. А миг спустя брызгами белого огня разлетелась уже моя кисть!

Перетягивая предплечье зачарованным жгутом, врач как-то очень уж буднично произнёс:

– Вот поэтому такой способ прожига меридианов и…

Мир пошёл кругом, и на сей раз коробочку с нюхательной солью к моему лицу подносить не стали. Сомлел.

11-1

Пальцы не оторвало. И даже руку до костей не сожгло. Лечение полученных травм целиком и полностью покрыла стоимость прожига – на восстановительные процедуры дополнительно раскошеливаться не возникло нужды.

– Рано я вас похвалил, молодой человек. Ох рано! – со вздохом признал врач, когда ученики принялись расстёгивать ремни. – Идти ва-банк было с вашей стороны не слишком умно.

Я выплюнул кожаный обрезок, прокушенный едва ли не насквозь, и сипло выдохнул:

– Ну как?

Бородатый дядечка покачал головой, но от нравоучений воздержался и ответил по существу:

– Прожжён меридиан от излива и до первой узловой точки, а ещё фрагмент оправы между первым и вторым узлами. Сами они пока что находятся в зачаточном состоянии, их придётся разрабатывать и уравновешивать, но так и должно быть. А вот не закреплённый на конце исходящий меридиан – это ничего хорошего. Не критично, просто как чемодан без ручки: и развивать несподручно, и на произвол судьбы не бросить.

– То есть, всё не так плохо? – спросил я с затаённой надеждой.

– Пока не зафиксируете исходящий меридиан вторым узлом, даже не думайте его нагружать! Должную стабильность энергетического потока обеспечить не сможете, а срыв аркана – ничего хорошего, уж поверьте на слово.

– Понял. Не буду. Что ещё?

– На первоначальном этапе стабилизация узлов сопровождается весьма болезненными ощущениями, да и прожжённые меридианы будет ощутимо припекать. Сосредоточие – не волшебная пилюля, которая всё делает за вас, она лишь запускает процессы и в некоторой степени их ускоряет, но не более того. Рекомендую прорабатывать каждый из фрагментов абриса не менее получаса в день. Особенное внимание уделяйте проблемному меридиану, иначе неизбежно начнётся деградация.

Стоило бы поинтересоваться значением незнакомых слов, но вместо этого я приподнял голову, взглянул на пятно покрасневшей кожи чуть ниже солнечного сплетения и не удержался от смешка.

– А как по мне – чистое волшебство!

– Костыль для торопыг и неумех! – отрезал врач. – Уж лучше потратиться на дорогую алхимию!

– Не мой случай.

Врач пожал плечами.

– Тем не менее настоятельно советую подобными процедурами не увлекаться! Если переборщить – начнётся отторжение.

– Вы о каком количестве сосредоточий сейчас говорите? Два – это уже перебор или ещё нет?

– Собираетесь повторить процедуру? – Врач задумчиво хмыкнул. – Два – нет, не перебор. Переварить два сосредоточия способно подавляющее большинство адептов, вы не исключение. Просто это в некоторой степени затянет процесс их приживления.

– И сколько он тогда займёт?

– Сложно предсказать. Месяц, возможно – два. Всё зависит от индивидуальных особенностей, закалки тела и этапа возвышения. Большинству аколитов приживление сосредоточий – всё равно что мёртвому припарки. Да иначе никто и не стал бы расходовать сосредоточия на адептов! Устаревший варварский метод…

Спрашивать, почему он не сказал об этом раньше, я не стал.

Что я хотел, то и получил. И даже самую малость больше. На остальное – плевать.

Врач ушёл, его ассистент велел одному из учеников проводить меня в палату. Я немного полежал, собираясь с силами, затем негнущимися пальцами застегнул рубаху и уселся на хирургическом столе. Неосторожное движение отозвалось острой резью чуть ниже солнечного сплетения – там будто крохотный колючий шарик заворочался, и я едва не чертыхнулся от неожиданности. Болезненно покривился, осторожно сполз на пол и заковылял на выход.

В палате сразу повалился на койку, а когда малость полегчало, то обратился к внутреннему зрению, оценил случившиеся изменения и потянул в себя небесную силу. Дальше начал прорабатывать прожжённый фрагмент абриса, точнее – заняться этим попытался. Такое впечатление, в потроха расплавленного свинца залили. И безо всяких медитаций прекрасно узлы и меридианы ощущаю.

Черти драные, да попробуй их не ощутить, когда будто огнём горят!

Выписали меня на следующее утро. Оценили состояние, накормили завтраком и отправили на плац у главных ворот, где уже выстроились решительно все абитуриенты, даже те, кого серьёзно потрепало в небесном омуте. На тёмных камнях брусчатки – намалёванная белилами полоса. На трибуне – наставник Синеок.

Я самую малость припозднился и большую часть переливания из пустого в порожнее благополучно пропустил, да и, распихивая соучеников в поисках своего отряда, к разглагольствованиям наставника тоже не прислушивался. А там уже и перечень абитуриентов, принятых в ученики, зачитывать начали.

Впрочем, «зачитывать» – не совсем то слово. Синеока аж распирало от чувства собственной значимости. Озвучивая имена, этот вздорный тип определённо ощущал себя вершителем судеб, пусть даже и составляли список совсем другие люди.

Первым наставник вызвал Буремира, и тот пересёк нарисованную на брусчатке черту безмерно довольный собой. Заряна фыркнула от возмущения, но высказаться на сей счёт попросту не успела, поскольку следующей объявили уже её.

Так дальше и пошло: абитуриенты переходили на другую сторону и становились внешними учениками, а отбросы продолжали стоять у белой полосы чужие на этом празднике жизни.

Белый – цвет смерти, всё так, но я остался на правильной стороне.