Антиваксеры. Книга 1. Грустный праздник

Тут, словно от летаргического сна, очнулся один из силуэтов справа от пленника. Это был Востриков, худой, длинный, нескладного вида мужчина, кандидат наук, доцент местного филиала областного университета, всю свою сознательную жизнь протестовавший против всех и вся, и наконец удачно нашедший себя среди антиваксеров.

– Сатрапы! Ублюдки! Подонки! —закричал он, подпрыгивая и костеря на все лады полицейских. Впрочем, одного косого взгляда Ивана Ивановича хватило, чтобы Востриков заткнулся, но, однако молча продолжал раскачиваться на стуле, снова переживая трагические события вчерашнего дня.

– А в полиции, Олежек, тебя ждали только два варианта, – невозмутимо продолжал секретарь, – либо получить срок и заниматься сейчас подметанием площади вокруг памятника этим долбаным вакцинаторам, либо уколоться и выйти на свободу. А ты на свободе… – и тут Иван Иванович добродушно улыбнулся и снова развел руками.

Олег вдруг почувствовал, как силуэты, внешне сидящие неподвижно, начали наплывать на него, тянуть к нему руки, угрожающе что-то шептать и насвистывать. Но Кузнецов не испугался – это было частью игры, в которую он сейчас обязан выиграть! В голове услужливо всплыли вчерашние слова следователя: «Они ожидают, что ты начнешь оправдываться, что-то доказывать, уверять их в своей невиновности. Но ты просто сиди и молчи!»

Поэтому Олег так и делал – он спокойно смотрел на силуэты и молчал. И его поведение даже несколько выбило Ивана Ивановича из колеи. Но ненадолго, конечно.

– А ты знаешь, Олежек, как можно очень просто выявить вакцинированного предателя? – спросил коварный секретарь, и сам же себе ответил, – инъекционный пистолет оставляет едва заметный след от укола на груди человека. Его и не разглядеть обычно. Зато этот след обязательно обнаружит профессиональный врач!

Силуэты утробно заворчали.

– Мария Петровна! – сказал Иван Иванович голосом циркового конферансье и сделал жест, которым обычно фокусники достают зайцев из цилиндра.

Один из силуэтов тотчас-же взлетел в воздух и с диким воплем кинулся вперед. На сцену вышла, а точнее вылетела Мария Петровна Шпицрутен, бывший врач-терапевт Шахтинской городской больницы, старушка лет шестидесяти. С самого начала пандемии она в штыки приняла принудительную вакцинацию и организовала у себя на работе подпольную группировку по введению пациентам дистиллированной воды под видом Спутника V, и выдаче поддельных сертификатов. Ее преступная деятельность весьма успешно продолжалась до того момента, когда Мария Петровна сослепу перепутала ампулы и вместо воды вкатила полусотне человек слабительное. Этого ей не простили, причем в ненависти к старой врачихе объединились и вакцинаторы, и антиваксеры, получившие неправильную дозу, и испытавшие после этого массу интереснейших впечатлений. Старушку с позором выперли из больницы, и она чуть было не сделалась изгоем, однако ее пригрел у себя Иван Иванович, справедливо рассудивший, что опытный врач в хозяйстве лишним не будет, как бы он и не обделался на работе.

Человек, стоящий сзади, сделал шаг вперед и у него в руке блеснул фонарик, луч которого впился Олегу в грудь. Мария Петровна Шпицрутен, продолжая вопить, разорвала на пленнике рубашку и, вооружившись огромной лупой, начала тщательно изучать его обнаженный торс. Кузнецову было щекотно и немного смешно.

Обследование затянулось. Вопли Марии Петровны как-то сами собой постепенно затихли. По недоуменному шевелению силуэтов стало ясно, что они рассчитывали на быстрый и однозначный исход события. Но старушка, лихорадочно дыша, лишь все водила и водила лупой по груди Олега, однако так и не выносила свой неумолимый приговор.

Наконец терпение иссякло даже у невозмутимого Ивана Ивановича.

– Ну что там Мария Петровна, след есть? – спросил он нетерпеливо.

Та оторвалась от связанного пациента и растерянно развела руками. Профессиональная этика не позволяла ей врать.

– Я ничего не вижу… – призналась она.

А в голове Олега в этот момент закружились барабанчики игрового автомата, выкидывая три топора. Фоном к ним звучал хорошо поставленный голос крупье, тьфу, майора Антонова конечно:

«Нам поступили пистолеты нового поколения, конвекционного действия. Они не оставляют след, а просто создают облако вокруг человека, через которое прививка попадает внутрь.»

«Как химтрейлы? Как вакцина с самолетов?», – спросил голос Олега.

Голос следователя-крупье не отвечал, и это было красноречивее любого признания.

Молчал и секретарь партии. Он явно рассчитывал на совершенно другой результат осмотра, однако очень быстро взял себя в руки и спокойно сказал:

– Ну, объясни нам, Олежек, почему ты на свободе?

Тут Олег понял, что схватка практически выиграна. И ровным голосом начал говорить:

– Мою личность в полиции моментально установили. На меня там, оказывается, давно заведено дело, где вся моя биография расписана, даже то, что я за прогулы уволен шесть лет назад. Никаких партийных секретов я не знаю, поэтому допрос оказался очень коротким. Следователь предложил мне вакцинироваться и выйти на свободу…

Кузнецов замолчал, вновь переживая тот драматический момент.

– Ублюдки, какие они все же подонки! – опять заголосил Востриков со своего стула.

– Предложил мне вакцинироваться и погасить мои кредиты, миллион четыреста…

Доцент заткнулся на полуслове, выхватил из кармана телефон и начал что-то лихорадочно считать.

– Но я отказался, – устало сказал Олег, – продаться за миллион, да я потом в зеркало смотреться не смог бы!

– Почему же тебя отпустили? – повторил ничего не понимающий секретарь.

– В кармане посмотрите, там приговор…

Иван Иванович сделал знак, и человек, стоящий за спиной пленника, сунул руку в карман разорванной рубашки, вытащив оттуда какую-то бумагу. Он протянул ее вперед вместе с фонариком. Секретарь включил свет и стал изучать документ. Казалось, что его подсвеченное лицо отдельно от туловища парило в темноте, производя довольно жуткое, но одновременно весьма забавное впечатление. Наконец Иван Иванович оторвался от бумаги, выключил фонарик и посмотрел на Олега.

– Ничего не понимаю. Тебя приговорили к пятнадцати суткам принудительных работ. Тогда почему ты сейчас на свободе?

– В полиции мне приказали исключить возможность подъема на памятник. А подняться наверх можно лишь по монтажным скобам, – ответил Олег, – но только я знаю, где они находятся, сам их когда-то приваривал. Сегодня утром в суде я получил приговор, а с завтрашнего дня начну отбывать наказание. Но за то, что я уберу скобы, после принудительных работ по вечерам буду уходить домой, а не сидеть ночью в камере.

– Сегодня скобы срежешь, а завтра грудь под вакцину подставишь? – закричала Мария Петровна, оглядываясь на доцента и надеясь получить у него поддержку.

Востриков, однако, молчал и продолжал что-то торопливо высчитывать.

– Я и не знал ничего об этих скобах, еще удивлялся вчера, как ты залез наверх, – задумчиво сказал Иван Иванович, – а ведь знай мы такой расклад, можно было бы в День вакцинации спокойно подняться наверх и поднять над монументом флаг партии. Но теперь, благодаря тебе, этого уже не сделать.

– Скобы приварены ко всем трем фигурам, они так хитро расположены, что их не найдешь, если не знаешь, где искать, – объяснил Олег, – а я срежу скобы только с центральной фигуры, с той, на которую залазил. Поэтому мы всегда сможем снова забраться на памятник, если будет нужно.

Силуэты возбужденно зашумели, но секретарь поднял руку и в подвале мгновенно воцарилась тишина. Только эта дурацкая вода продолжала капать, раздражая пленника. Но самое страшное было позади. Все прошло так, как и сказал следователь.

– Развяжите его, – скомандовал Иван Иванович, и Олега тут же освободили от веревок.

Теперь можно было подумать и о разговоре с матерью насчет носового платка.

Глава 3. Заря коммунизма

(вторник, 21:30, четверо суток до Дня вакцинации)

В полумраке пустынной, расположенной на самом краю Шахтинска улицы, с нежным и совсем не подходящим ей названием Весенняя, было тихо. И днем то по этим глухим окраинам ходить лишний раз не стоило, а уж вечером такое развлечение сгодилось бы только для самоубийц. Андрей Николаевич Бабушкин, главный редактор газеты «Заря коммунизма», стоял у окна своей убогой однокомнатной хрущевки и с ненавистью смотрел вниз, на хорошо знакомую и давно ему опостылевшую улицу. Он почти полвека прожил на Весенней, и поэтому прекрасно понимал всю ее провинциальную убогость и безнадежную тоску. Выжить здесь могли лишь люди подобные его соседу снизу, который почти каждый день с утра и до ночи беспробудно пил и выяснял отношения с собутыльниками. А Бабушкин тем временем перевел взгляд на далекие неоновые огни Центра, так манившие к себе, но так презрительно отталкивающие его своим холодным сиянием. Ведь Андрей Николаевич всю жизнь мечтал жить среди тех огней, хотя мечта его до недавнего времени была несбыточной.

Много лет Бабушкин работал в местной газете «Заря коммунизма», которую по какому-то странному стечению обстоятельств не переименовали до сих пор в «Городскую газету» или «Вестник капитализма». Андрей Николаевич прекрасно понимал, почему так произошло – о существовании газеты все просто забыли. Жители Шахтинска искренне думали, что Заря коммунизма угасла еще в прошлом веке, но в городском бюджете ежегодно закладывались деньги на ее содержание. Сумма, впрочем, была мизерной. Газета давно не печаталась на бумаге, а существовала лишь в виде электронного бюллетеня городской администрации.

За долгие годы работы Андрей Николаевич в полной мере ощутил на себе правдивость услышанной им когда-то очень давно фразы – «проще всего двигаться вперед, сидя на месте». По мере того, как хирела газета и с нее бежали люди, Бабушкин медленно, но верно шагал по карьерной лестнице, занимая постепенно освобождавшиеся места. И со временем, он из обычного репортера незаметно вырос до главного редактора. Правда к тому моменту в газете кроме Андрея Николаевича никого уже не осталось. Поэтому главный редактор, как многорукий Шива, был в одном лице и верстальщиком, и корректором, и выпускающим редактором, и даже иногда уборщицей производственных помещений. Пустующее здание редакции городская администрация продала, а сам Бабушкин занимал маленький кабинет в управлении образования, что располагалось в старинном купеческом особняке.

Но внезапно все изменила Пандемия. Великое противостояние вакцинаторов и антиваксеров вдруг разбудило спящий до того времени талант Бабушкина. Он записался на прием к главе администрации Шахтинска, Евгению Васильевичу Соловьеву и, зайдя к тому в кабинет, сходу бросил:

– А я знаю, как довести процент привитых граждан до восьмидесяти!

Глава устало посмотрел на Андрея Николаевича, поморщился и сказал:

– Старый ты хрен, да хоть бы пятьдесят сделать, я тогда голый на площади торжеств калинку-малинку спою! Иди отсюда, и без тебя тошно!

Они с Бабушкиным знали друг друга давно, так что Соловьев мог себе позволить в разговоре с ним не сдерживаться.