Непрерывность

– Дмитрий, за твоих близнецов!

– Дядя Андрей, спасибо вам и за мотоцикл, и за катер, и за кроссовки, и за джинсы, да и вообще спасибо за все, – я опрокинул рюмку.

Дядя Андрей налил по второй, тут на кухне появилась Надя. Мы с Надей были близки и чем старше становились, тем становились ближе. Она тоже училась в медицинском, но во Втором меде. Надя села с нами за стол.

– Коньяк будешь? – спросил дядя Андрей.

– Рюмочку выпью.

– А кто тебе больше-то нальет, – передразнил ее дядя Андрей. Он обожал дочь, она боготворила его, но сцеплялись по поводу и без повода они регулярно – слишком похожие сильные характеры.

– Что отмечаем? – спросила Надя.

– Я мотоцикл продал, – ответил я.

– То-то я смотрю, что как будто похороны, – хмыкнула Надя.

– Надька, кончай давай. И так тошно, – примирительно сказал я.

– Не кончай, а заканчивай, – ответила Надя.

– Ты что, совсем охамела, такое говорить при отце, – то ли шутя, то ли серьезно сказал дядя Андрей, было видно, что эта присказка раздражает его.

– Папочка, я учусь в медицинском, ты сам меня туда отправил. Поверишь ты или нет, но мы там проходим анатомию и физиологию половых органов, и не только женских, но и мужских! Хочешь, расскажу?

– Надежда, – вмешался я, – какая муха тебя укусила? Не бурей, ведь нарвешься.

– Папа, хочешь?

Капитан смотрел на дочь широко открытыми глазами.

– Ну ты, Надька, и стерва выросла, – беспомощно констатировал дядя Андрей. – Давай я тебе еще рюмку налью, лишь бы замолчала.

Надя улыбалась, я смотрел на нее и любовался ею. Она была красива своими тонкими чертами, в которые были вписаны самоуверенность и почти развязность, но она умела так естественно себя вести, это был настолько ее, ни на кого не похожий стиль, что вызывал восхищение своей уникальностью. Когда кто-то из ее подруг или знакомых пытался подражать ей, то получалось неимоверно вульгарно и пошло.

Надя говорила и двигалась очень размеренно и грациозно, чуть томно, как в танце, и ее тонкие руки, пальцы, ноги двигались вокруг неоживленных предметов, делая их участниками действа, оживляя их, как в мультипликации. Она настолько была сама собой, что мужчины в ее присутствии робели.

– Замуж собралась, – вдруг выпалил дядя Андрей. Было видно, что он раздражен. Я знал об этом по секрету, поэтому должен был изобразить удивление.

– Вот оно как! – воскликнул я. – За Антона? – задал я риторический вопрос.

Надя молча кивнула, бросив мне незаметный искристый взгляд.

– Это здорово! – продолжал я изображать удивление. – Когда свадьба?

– Это неизвестно еще, – пробурчал Капитан, словно сказал: «Свадьбы не будет».

– Дело в том, что мой папа очень невзлюбил будущего зятя, – ехидно сказала Надя.

– Не выдумывай, – парировал я.

– Точно тебе говорю. Наверное, отцовская ревность.

– Это правда, дядя Андрей?

– Какая еще ревность! Каждый отец мечтает сдать свою дочь другому мужику. Именно мужику, а не не поймешь кому!

Надя закатила глаза.

– Я знаю Антона, дядя Андрей. Нормальный, порядочный парень, умный, уравновешенный, видно, что Надю любит…

– Не знаю. Но, по-моему, он какой-то недоделанный.

– Папа, что ты имеешь в виду?

– Вот посмотри на Диму: нормальный мужик, нормальное поведение, адекватное.

– Папа, твой племянник – мой двоюродный брат, перетрахал почти всех моих подруг на своем мотоцикле! Это ты называешь «адекватное поведение»?

– Надька, это ты к чему? – вскрикнул я, застигнутый врасплох.

– Что, правда, что ли? – удивился Капитан.

– Да нет, сгущает краски!

– Так вот, – продолжал Капитан, – он пришел, уже после того, как попросил руки дочери, все было по-человечески, ничего не могу сказать…

– Вот видишь, – перебила Надя, – по-человечески.

– Не перебивай, – остановил ее дядя Андрей. – Тут пришел, я его позвал на кухню, по-родственному, хотел по душам поговорить – о жизни будущей, о том о сем, ну ты понимаешь… У меня для этого случая и пиво было импортное приготовлено. Ну, ты слушай хохму! Я ему говорю, давай посидим, чуть-чуть пива попьем, обсудим житие-бытие. А он мне говорит: «Я пиво не люблю». Я аж растерялся, говорю ему: «А что ты еще не любишь?» А он мне так, на полном серьезе: «Баклажаны».

Тут я не выдержал, это был момент моего злорадства над Надеждой, я не мог, да и не хотел сдерживать смех и засмеялся от самого дна легких. Давясь через смех, я выдавил:

– Баклажан! Он будет Баклажан!

Капитан был доволен произведенным эффектом. Надя поджала губы. «Так тебе и надо, – ехидно подумал я. – За твоих так называемых подруг».

Тут на кухне появилась тетя Ника. Увидев бутылку на столе, она молча, без слов взяла бутылку за горлышко, нашла пробку, закупорила бутылку и строго сказала:

– Ты что, Андрей Михалыч, вдруг? С чего этого на ночь глядя, в простой день? Сейчас выпьешь, а потом будешь всю ночь храпеть, мне спать не давать!

– Мама, вы в разных комнатах спите, о чем ты говоришь? – вмешалась Надя.

– Ну и что! Ты знаешь, какой у меня сон чувствительный?

Тетя Ника боролась с выпиванием дяди Андрея, хотя он совсем не злоупотреблял, знал свою меру. Она всегда говорила о плохой генетике Капитана, припоминая дедовского брата – настоящего алкоголика. Мой же дед, отец дяди Андрея и моей матери, практически вообще не пил. И все разговоры о наследственности с тетей Никой ни к чему не приводили, она была убеждена в потенциальной опасности алкоголизма, нависшей над дядей Андреем из-за его дядьки. Капитан, который никогда не лез за словом в карман, говорил, что тетя Ника в генетике – строгий последователь академика Лысенко.

Мне иногда казалось, что она нарочно делает подобные вещи, чтобы обломать дядьке кайф. Обычно Капитан не капитулировал, вступал в пререкания и откровенно раздражался, но тут, не вступая ни в какие конфликты, дядя Андрей спокойно согласился, даже что-то поддакнул. Я был удивлен метаморфозой. Тетя Ника же, обломав нам кайф, спокойно удалилась с бутылкой. Мы втроем переглянулись. Капитан равнодушно проводил взглядом уходящую жену, потом молча встал, подошел к кухонной полке, открыл дверцу, запустил внутрь руку и достал оттуда стеклянную фляжку коньяка.