– Чего тебе, Добронрав?
– Да я… Хотел пожелать добрых снов.
– А… Ладно, – кивнула сестра. – Ступай, Добронрав.
Отрок кивнул и вышел. Закрыв за собой дверь, он сломя голову бросился к себе, чтобы никто не видел слёз.
Больше он не пытался первым заговорить с кем-то из братьев и сестёр.
Им тоже было не до маменькиного сынка Добронрава. В отличие от него у них было свободное время. Они могли иметь друзей и гулять с ними. Братья даже встречались с девушками и, будто в насмешку, частенько зажимали их под окном Добронрава.
Парень долго это терпел. Но ничто не может длиться вечно, и в один прекрасный день Добронрав вылил ведро воды на обнимающуюся внизу парочку.
Больше под окном никто не появлялся.
* * *
Добронрав стоял перед лесом вещих птиц. Сегодня был тот редкий день, когда парень мог ничего не делать, поэтому он, по своему обыкновению, отправился гулять, и ноги сами привели его сюда.
Когда боярич понял, где очутился, то похолодел.
Он стоял, заткнув большие пальцы за вышитый красным кушак, и с запрокинутой головой смотрел на величественные деревья, которые словно подпирали кронами небо.
Если бы его кто-то спросил, зачем он здесь, Добронрав не нашёл бы ответа.
Лес хранил молчание. Как и в прошлый раз, в его глубине глаз не различал даже тени движения, но Добронрав уже знал, насколько обманчивым может быть это спокойствие. Он не собирался возвращаться в рощу – не такой дурак, просто стоял неподалёку и смотрел. Всё-таки красиво.
Вечер окрасил деревья мягким оранжевым цветом. От всего вокруг будто исходило тепло. Дул мягкий сухой ветер. Тихо шелестела листва.
Добронрав вздохнул полной грудью и ненадолго закрыл глаза. Потом отрок обернулся и посмотрел в ту сторону, где за чередой двускатных деревянных крыш едва-едва выглядывал покатый, похожий на геральдическую пику фронтон родного терема. Там, возможно, его уже ждал отец, чтобы похвастать толковым сыном перед очередным знакомцем. Там в своих ложницах и светлицах его заморские наставники планировали очередное поучение. Так и сяк прикидывали, как бы впихнуть побольше разной дребедени в голову несчастного боярича.
Потом Добронрав медленно прошёлся взглядом по разновеликим строениям Лихобора. Отсюда можно было рассмотреть многое, почти всё. Низкие двупокатые крыши и старые срубы посада, что утопали в тени детинца и сторожевых башен. Сами башни, которые казались нарисованными на фоне сумеречного неба и совершенно нереальными. Дальше высились терема знати, один другого краше. Они соревновались между собой в яркости крыш, искусности росписи и величине самого сруба. Каждый старался сделать своё жилище заметнее и краше. Чуть далее блистали золотыми куполами, увенчанными золотым же перечёркнутым окружьем, собор святой Софии и лихоборский мужской монастырь елизарианцев. И совсем далеко виднелись башни княжеского крома.
Ему не хотелось туда возвращаться.
Боярич вздохнул и сел прямо на землю на том же месте, где и стоял. Высокая трава скрыла его почти целиком.
– Снова ты? – услышал Добронрав.
Глупо было надеяться остаться незамеченным около запретного леса, куда нормальные люди не ходят даже при свете дня. Бояричу ещё очень повезло, что его заметила именно Молиба, а не кто-нибудь другой.
Добронрав встал и осмотрелся. Птицы сирин нигде не было видно.
– Я, – улыбнулся он. – Здравствуй, Молиба!
– Здравствуй, Добронрав. Зачем ты пришёл? Ты ждал меня?
– Да, – сам не зная зачем, соврал парень.
Зашелестела листва, и сверху сквозь переплетённые между собой ветки показалось нежное лицо сирина.
– Вот дурачок! – посмеялась она звонким, как ручеёк, голосом.
Её губы были соблазнительно красными и блестели на солнце, должно быть, крылатая девушка недавно лакомилась какими-нибудь ягодами. В пушистых русых волосах застряло несколько маленьких веточек. Изумрудные глаза были такими большими и глубокими, каких боярич не видел больше ни у кого.
– Ну, что уставился? – всё ещё с улыбкой вымолвила птица. – Говори, зачем хотел меня видеть?
Добронрав тоже улыбался и смотрел на неё. Вместо ответа он просто пожал плечами.
Птица прыснула и, опасливо оглянувшись, произнесла:
– Ну, заходи, коль пришёл!
И Добронрав вошёл в запретный лес.
Как только над головой сомкнулись кудрявые кроны, откуда-то повеяло холодом, будто тонким пронизывающим сквозняком. Отрок поёжился, но продолжал идти. Сделав добрых три десятка шагов, боярич всё-таки остановился и оглянулся. Позади молодой подлесок и кусты громоздились друг на друга, и только два дуба стояли так далеко друг от друга, что между ними можно было без труда разглядеть деревянные крыши Лихобора. Их кроны переплетались меж собой, придавая им ещё большее сходство с порталом. За ними стоял ясный день, перед – сгустилось царство сумрака.
Обдав парня ветром, птица спустилась рядом. Она посмотрела в глаза человеку и чуть склонила набок голову. Взгляд птицыдевы был прямой и бесхитростный. В последнее время Добронрав всё реже такой встречал.
– Ты же не принёс мне ещё одну свистульку? – подозрительно спросила сирин.
– Да ладно тебе, я не такой дурак – понимаю с первого раза.
– Это радует.
Молиба вновь обходила его кругом, как в день их первой встречи, осматривала с ног до головы.
– А ты изменился, – заключила она.
И в самом деле, тогда это был худой долговязый паренёк, насмерть перепуганный и сбитый с толку после всего, что с ним стряслось в тот день. Теперь же перед птицей стоял высокий широкоплечий юноша с прямым, привыкшим к регулярным физическим упражнениям станом. Он не дрожал, не плакал, смотрел прямо и открыто. Единственное, что осталось от того загнанного мальчишки, – светло-русые волосы с медовым отливом и всё ещё грустные, задумчивые глаза глубокого голубого цвета.
– А ты всё такая же, – прошептал Добронрав и слегка нахмурился от того, как томно это прозвучало.
– Да, кажется, тела сиринов и людей изменяются с разной скоростью, – заключила Молиба.
Почему-то Добронрав испытал несказанное облегчение от этих её слов.
– Ты расскажешь мне о мире людей?
– Если ты расскажешь мне о мире сиринов.
– Отлично! Как хорошо, что ты всё-таки пришёл! У меня столько вопросов!
И она забросала его вопросами, не успел Добронрав вымолвить что-то ещё. Оказывается, Молибу действительно интересовало очень многое из мира людей. Добронрав вздохнул с деланой грустью и сел. Подмяв под себя сухой мох, он заговорил.
Не успевал человек отвечать на один вопрос сирина, как она тут же задавала другой. Бывало, она перебивала Добронрава на полуслове и спрашивала ещё что-то, оставив предыдущий вопрос без ответа.
Он отвечал так подробно, как мог. Рассказывал о Лихоборе, его концах и улочках. О том, что вообще все неревские города строятся концентрическими кругами. Так повелось исстари: сначала ставился острог, потом на его месте или рядом возводился кром, где жил князь со своей семьёй и первое время его ближайшая дружина. Строить старались на возвышенностях или холмах. У крома ставились закрома, куда свозилось всё добро с полюдья, оброков, подарков, словом, доход государя целиком. Там же закладывался главный городской храм. А уже вокруг крома и закромов ставились гридницкие для дружины, бани, хозяйственные постройки, загоны для коней, погреба, оружейные, кузни и остальное необходимое для жизни и содержания войска. Много позже в этой части города бояре обзаводились собственными теремами.