IV
Строгий свет
Смягчил свои предубежденья
Или простил мне заблужденья
Давно минувших темных лет…[557 - Черновой отрывок стихотворения, датируется 1830 годом, с «Альбомом Онегина» не связан.]
К такому же роду может относиться и сатирическое обращение Онегина к женщинам:
V
Смешон, конечно, важный модник,
Систематический фоблаз,
Красавиц записной угодник
(Хоть поделом он мучит вас);
Но жалок тот, кто без искусства
Души возвышенные чувства,
Прелестной веруя мечте,
Приносит в жертву красоте!..[558 - Черновой вариант IV строфы четвертой главы.] —
Следующее послание уже гораздо более носит признаков отделки:
VI
Т…. прав, когда так верно вас
Сравнил он с радугой живою:
Вы милы, как она, для глаз
И, как она, пременчивы душою.
И с розой схожи вы, блеснувшею весной:
Вы так же, как она, пред нами
Цветете пышною красой
И так же колетесь – бог с вами!
Но более всего сравнение с ключом
Мне нравится: я рад ему сердечно!
Да, чисты вы, как он, и сердцем, и умом,
И так же холодны, конечно!
Сравненья прочие не столько хороши:
Поэт не виноват – сравненья неудобны.
Вы прелестью лица и прелестью души,
К несчастью, бесподобны[559 - Стихотворение «Т… прав, когда так верно вас…» (1824) к «Альбому Онегина» отношения не имеет.].
Льстивая заметка Онегина, может быть, вызвана была пьесой В. Туманского «К Ней», из которой выписываем несколько стихов:
Не цвета небесного очи твои;
Не розы уста твои, дева;
Не лилии – перси и плечи;
Но что б за весна в стороне той была,
Где б розы такие, лилеи
Цвели на зеленых лугах?.. и проч[560 - Стихотворение Туманского было опубликовано в ПЗ на 1824 год.].
Наконец, вот еще пример сатирических наблюдений Онегина над нравами, которыми и кончаем выписки из его «альбома», еще далеко не истощенного:
VII
Увы!.. Язык любви болтливый,
Язык невинный и простой,
Своею прозой нерадивой
Тебе докучен, ангел мой!
Ты любишь мерные напевы,
Ты любишь рифмы гордый звон,
И сладок духу милой девы
Честолюбивый Аполлон!
Тебя страшит любви признанье:
Письмо любви ты разорвешь,
Но стихотворное посланье
С улыбкой нежною прочтешь![561 - Начало стихотворения «Увы! Язык любви болтливый…», написанного 9 мая 1823 года, с романом «Евгений Онегин» не связано.]
Мы знаем, что одна глава, по сознанию самого Пушкина, выпущена и только несколько отрывков ее, содержавших описание вояжа Онегина по России, приложены были к последней, 8-й главе романа, вышедшей в 1832 году, но какие отрывки! Это превосходные картины разных местностей и вместе это поэтические записки (мемуары) самого автора. По некоторым признакам мы полагаем, однако ж, несмотря на уверения самого автора и даже на таблицу глав, виденную нами прежде, что собственно отдельного описания «Странствий Онегина» в полном, оконченном виде не существовало[562 - «Видимо, у Пушкина был какой-то обширный, но вряд ли завершенный окончательный текст главы, когда он отказался от мысли о ее полном включении и прекратил работу над ней» (Лотман Ю.М. Роман Пушкина «Евгений Онегин», с. 374).]. В черновой рукописи странствования Онегина начинаются с XII строфы нынешней 8-й главы, и этому эпизоду ее[563 - Имеется в виду повествование о путешествии Онегина.] Пушкин хотел дать отдельную и самостоятельную форму; но, по нашему мнению, не исполнил намерения, а только выбросил эпизод свой целиком из поэмы. Теперь весьма мало остается прибавить к тому, что уже сообщено самим автором из эпизода. Рукопись в этом месте исполнена помарок непобедимых. Вот одно четверостишие, касающееся до Москвы, которое еще выступает из общего хаоса:
Москва Онегина встречает
Своей всечасной суетой,
Старинной кухней угощает,
Стерляжьей потчует ухой…
Затем вся добыча прилежного разбора уже ограничивается несколькими словами, обломками стихов, не вяжущимися между собою. Одно только место эпизода успели мы разобрать в рукописи, но оно особенно замечательно. Судя по этому месту, Онегин должен был встретиться с самим Пушкиным в Одессе! Известно, что выдержки из пропущенной главы кончаются у Пушкина стихом «Итак, я жил тогда в Одессе…»[564 - Имеются в виду «Отрывки из путешествия Онегина», опубликованные Пушкиным в качестве приложения к роману в его полном издании 1833 года.].
После этого стиха начиналось у него описание встречи с Онегиным. Нельзя не пожалеть о потере этого описания. Тут должны мы были видеть беседы героя романа с своим летописцем, тут должны они были сойтиться на короткой ноге, Пушкин знал Онегина еще в Петербурге (глава 1, стр<офы> XLVI, XLVII, XLVIII). Вторая встреча, после довольно долгой разлуки, вероятно, много изменила взгляд историка на главное действующее лицо романа и на нравственную физиономию его. Не развиваем далее предположений наших. В каком виде, в каком душевном состоянии нашел Пушкин утомленного и уже стареющего Онегина в Одессе – остается неизвестным и, вероятно, так и останется навсегда. Приводим отрывок, составляющий конец утерянного описания их встречи;
Недолго вместе мы бродили
По берегам эвксинских вод:
Судьбы нас снова разлучили
И нам назначили поход.
Онегин, очень охлажденный
И тем, что видел, пресыщенный,
Пустился к невским берегам,
А я от милых южных дам
От… устриц черноморских,
От оперы, от темных лож
. . . . . .
Уехал в тень лесов тригорских,
В далекий северный уезд —
И был печален мой приезд.[268 - Не можем пропустить забавной фразы, встреченной в эпизоде о странствиях Онегина после стиха «Я жил тогда в Одессе пыльной…». Вот она;… Я жил поэтомБез дров зимой, без дрожек летом.]
Нам остается еще сказать по поводу 8-й главы самое замечательное. Кто не знает чудного лирического порыва, которым она начинается? В этой картине, объемлющей воспоминания первых томлений творческой силы, богатство, роскошь кисти приводят в изумление:
В те дни, когда в садах лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,