Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов

Однажды в 1957 году химик по имени Лео Стернбах[330 - химик по имени Лео Стернбах: Tone, Age of Anxiety, стр. 120.] совершил поразительное открытие. Стернбаху было тогда под пятьдесят, он работал в лаборатории в Натли, штат Нью-Джерси, расположенной на обширной территории фармацевтической фирмы Roche, принадлежавшей швейцарцам. Roche вот уже пару лет пыталась создать легкий транквилизатор. Торазин, препарат, который произвел такой фурор, когда его применяли в психиатрических лечебницах вроде Кридмура, называли сильным транквилизатором[331 - «сильным» транквилизатором: Pekkanen, American Connection, стр. 60.], поскольку он был достаточно мощным, чтобы лечить психотиков. Но амбициозные руководители фармацевтической промышленности поняли, что число пациентов, страдающих от таких тяжелых заболеваний, которые делают необходимым применение сильного транквилизатора, не так уж и велико. Поэтому они взялись за разработку легкого транквилизатора[332 - легкого транквилизатора: Tone, Age of Anxiety, стр. 131.]: менее мощного лекарственного средства, которым можно было бы лечить более обыденные (и широко распространенные) состояния вроде тревожности.

Один из конкурентов Roche, компания Wallace Laboratories[333 - Впоследствии бизнес этой фармкомпании был продан, и сегодня она не существует. – Прим. научного ред.транквилизатор под названием Милтаун: Там же, стр. 124.], первой выбросила на рынок легкий транквилизатор под названием Милтаун (Miltown)[334 - Под этим брендом продавалось лекарство, содержащее в качестве активного вещества мепробамат (meprobamate). – Прим. научного ред.], который стремительно добился успеха. До появления Милтауна нервные или невротичные люди могли успокаивать себя барбитуратами, седативными средствами или спиртным, но у всех этих средств имелись нежелательные «побочки»: они или нагоняли сонливость, или опьяняли и могли вызывать зависимость. Милтаун же, по уверениям производителя, вообще не оказывал никаких побочных эффектов – и стал блокбастером[335 - и стал блокбастером: «Adventurous Chemist and His Pill», Washington Post, Jan. 20, 1980.]. Все вдруг стали принимать Милтаун. К тому же применение этого препарата не было никак стигматизировано. Пожалуй, вы бы дважды подумали, стоит ли признаваться коллеге, что лечащий врач прописал вам курс Торазина, но при назначении Милтауна нечего было стыдиться. Наоборот, он вошел в моду, став излюбленным наркотиком голливудских вечеринок[336 - наркотиком голливудских вечеринок: Tone, Age of Anxiety, стр. 78.]. Люди хвастались друг другу тем, что у них есть рецепт.

Фармацевтическая индустрия отличается мощным стадным инстинктом, так что другие компании тут же принялись[337 - другие компании тут же принялись: Там же, стр. 124.] разрабатывать собственные легкие транквилизаторы. Лео Стернбаху руководство Roche отдало простое распоряжение: придумать такое средство, которое смогло бы опередить Милтаун по продажам. Начальство сказало ему, мол, вы молекулы немножко поменяйте. Сделайте средство, отличающееся настолько[338 - Сделайте средство, отличающееся [от Милтауна] настолько: «Adventurous Chemist and His Pill».], чтобы мы могли его запатентовать и брать надбавку за продажу конкурирующего товара, но не настолько другое, чтобы невозможно было пропихнуть его на рынок Милтауна.

У Стернбаха, который считал себя настоящим ученым-химиком, это указание вызвало раздражение. Он рос в польском городе Кракове, его отец был химиком[339 - его отец был химиком: Там же.], и Лео тайком таскал химикаты из отцовской лаборатории и экспериментировал, сочетая различные составляющие и проверяя, какое из них заискрит и «бабахнет». Он был предан Roche душой и телом, поскольку компания, вполне возможно, спасла ему жизнь. Когда разразилась Вторая мировая война, Стернбах работал в Цюрихе, в штаб-квартире материнской компании Roche, фирмы Hoffmann-La Roche. Швейцария официально была нейтральной страной, но многие швейцарские химические компании по собственной инициативе решили «ариизировать» свои ряды, очистив трудовые коллективы от евреев. Hoffmann-La Roche этого не сделала[340 - Hoffmann-La Roche этого не сделала: Tone, Age of Anxiety, стр. 145.]. Поскольку перспективы европейских евреев становились все более мрачными, компания, признав Стернбаха, по его выражению, представителем «вида, которому грозило уничтожение»[341 - «вида, которому грозило уничтожение»: «Adventurous Chemist and His Pill».], организовала его переезд в Соединенные Штаты.

Из-за этой истории Стернбах считал себя должником Roche. Но вот уже два года он безуспешно бился над созданием препарата, способного конкурировать с Милтауном, и его начальство начинало терять терпение. Лео удалось создать более десятка новых соединений, но ни одно из них не отвечало заявленным требованиям полностью. Стернбах был раздосадован. Настоящая химия не терпит суеты, и ему не нравилось, что его поторапливают. И вот как раз тогда, когда руководители компании были готовы прикрыть этот проект и поручить Лео работу над чем-нибудь другим, он совершил прорыв[342 - он совершил прорыв: Там же]. Он экспериментировал с малоперспективным веществом, которое вплоть до того момента использовалось преимущественно в производстве синтетических красок, и тут его озарило: возможно, он наткнулся на то самое решение, которое искал.

Стернбах назвал это новое вещество Roche compound No. 0609[343 - Roche compound No. 0609: Herzberg, Happy Pills in America, стр. 40.]. Протестировав его на мышах, он обнаружил, что оно не нагоняло на животных сонливость, в отличие от Милтауна (невзирая на якобы отсутствие у него побочных эффектов). Напротив, оно помогало расслабиться, но не влияло на бодрость и внимательность. Прежде чем впервые опробовать новое средство на пациенте-человеке, Стернбах сам принял большую дозу, скрупулезно занеся в блокнот[344 - скрупулезно занеся в блокнот: «Adventurous Chemist and His Pill».] все вызванные новым препаратом ощущения. «Ощущаю себя жизнерадостным», – написал он. Именно тот эффект, который искало руководство Roche. Новый препарат получил название «Либриум» (Librium)[345 - Активным веществом этого препарата был хлордиазепоксид (chlordiazepoxide). – Прим. научного ред.] – это был гибрид двух слов, liberation и equilibrium, «освобождение» и «равновесие». Для продвижения новинки на рынке компания обратилась к Артуру Саклеру[346 - компания обратилась к Артуру Саклеру: Из беседы с Джоном Каллиром.].

* * *

«Ни один человек в Roche, ни один человек в агентстве, вообще никто из нас не представлял, каким хитом станет Либриум», – вспоминал Джон Каллир. Артур дал Каллиру задание[347 - Артур дал Каллиру задание: Из беседы с Руди Вольфом.] работать с новым рекламодателем, но, по словам Каллира, «это было непросто, потому что у нас не было товара для предъявления». Было важно, чтобы Roche и «Макадамс» охватили этой рекламной кампанией широкую аудиторию. Всего пару лет назад могло показаться, что врачам достаточно прямого маркетинга, но после взлета Милтауна такой подход представлялся слишком слабым. Пациенты начали приходить к своим докторам и требовать каждое новое чудо-лекарство поименно. Когда были проведены клинические испытания Либриума, в Roche с энтузиазмом сделали вывод, что этот препарат способен лечить ошеломительно широкий спектр заболеваний[348 - ошеломительно широкий спектр заболеваний: Pekkanen, American Connection, стр. 71.]. Тревожность. Депрессию. Фобии. Навязчивые мысли. Даже алкоголизм! С каждым новым «показанием» потенциальный рынок Либриума расширялся. Но если он может стать фармацевтическим средством для людских масс, то как Артуру Саклеру и его команде в «Макадамсе» спланировать кампанию, которая до них достучится?

Перед ними стояло первое препятствие: в тот период нормативные правила FDA[349 - FDA – аббревиатура от Food and Drug Administration (Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств).] запрещали[350 - нормативные правила FDA запрещали: Jeremy Greene and David Herzberg, «Hidden in Plain Sight: Marketing Prescription Drugs to Consumers in the Twentieth Century», American Journal of Public Health 100, no. 5 (May 2010).] фармацевтическим компаниям рекламировать свою продукцию напрямую покупателям. Но, как было известно Артуру, способов дотянуться до широкой публики много. В апреле 1960 года журнал «Лайф» опубликовал статью[351 - журнал «Лайф» опубликовал статью: «New Way to Calm a Cat», Life, April 18, 1960.] под заголовком «Новый способ успокоить кошку». Статья была дополнена двумя фотографиями рыси, сделанными в зоопарке Сан-Диего. На одной рысь свирепо щерилась и скалила клыки. На другой она выглядела безмятежной и добродушной. Более того, казалось, будто она нюхает цветочек. Статья объясняла, что эта волшебная трансформация настроения животного произошла после того, как врачи применили «новый транквилизатор под названием Либриум». Далее делился своим мнением (с уверенностью бывалого менеджера по продажам) ветеринар, указывая, что, «в отличие от предшествующих транквилизаторов, которые делали медведей сонными и подавленными, Либриум сохраняет их активность, но превращает в благородных и дружелюбных животных». В статье как бы между прочим – словно не в этом заключалась вся ее цель – упоминалось, что Либриум «может со временем обрести важное применение и в лечении людей».

То, что этот материал был опубликован в одном из самых читаемых журналов страны всего за месяц до того, как Либриум вышел на рынок, едва ли было совпадением. Статья была размещена в журнале фирмой Roche[352 - размещена в журнале фирмой Roche: Pekkanen, American Connection, стр. 74–75.], и один из сотрудников Артура Саклера из пиар-отдела был отряжен «в помощь» журналисту, который ее писал. «Этот пиарщик не отставал от нас ни на шаг, ел и пил вместе с нами, – впоследствии рассказывал этот журналист. – Он был очень ловким малым… ни на секунду не оставлявшим нас в покое».

Эта статья была только первым залпом. В первый год триумфального шествия Либриума Roche потратила на его маркетинг 2 миллиона долларов[353 - маркетинг 2 миллиона долларов: Tone, Age of Anxiety, стр. 136.]. Компания рассылала по клиникам виниловые пластинки с аудиозаписями выступлений врачей, рассказывавших о преимуществах Либриума. «Макадамс» забрасывал докторов почтовыми рассылками и размещал экстравагантные рекламные статьи в медицинских журналах. Как было замечено в одной заметке, опубликованной в медицинском бюллетене[354 - в одной критической заметке, опубликованной в медицинском бюллетене: Pekkanen, American Connection, стр. 75–76.] в 1960 году, утверждения об эффективности Либриума не «подкреплялись убедительными доказательствами». Однако эти утверждения казались неоспоримыми: в конце концов, с ними выступали одни врачи, обращаясь к другим врачам, нередко со страниц престижных журналов. Казалось бы, эти журналы должны были быть заинтересованы в том, чтобы отсекать рекламные материалы, размещаемые людьми вроде Артура Саклера и Билла Фролиха, но многие из этих периодических изданий сильно зависели от доходов, приносимых рекламой.

Артур стал уникальной фигурой в фармацевтическом бизнесе, как вспоминал его заместитель Вин Герсон. Он сумел предугадать благодаря чутью, почти как у ясновидящего[355 - сумел предугадать, благодаря чутью, почти как у ясновидящего: Впоследствии Герсон стал руководителем «Макадамса». «Looking Back, Looking Forward», Medical Marketing and Media, April 1998.], «на что способна фармацевтика». И еще он умел как нельзя лучше чувствовать время. Один из рекламных материалов Либриума, опубликованный в медицинском журнале, пропагандировал эти таблетки как универсальное лекарство для «века тревожности»[356 - «века тревожности»: Это был один из серии рекламных материалов для Либриума и Валиума, которые постоянно публиковались в «Медикл трибюн» (и многочисленных иных периодических изданиях) в 1960-е годы. Старые экземпляры «Медикл трибюн» найти трудно, но в Колледже врачей в Филадельфии хранится самое полное собрание, какое я сумел отыскать, и я просматривал их лично.], и оказалось, что холодная война – идеальный момент, чтобы продвигать в массы легкий транквилизатор. Шла гонка вооружений. Ежевечерние новости регулярно пичкали зрителей доказательствами советской угрозы. Ядерное столкновение казалось не просто возможным, но вполне вероятным. И у кого бы в такой обстановке не были хоть немного натянуты нервы? По выводам одного исследования[357 - По выводам одного исследования: Herzberg, Happy Pills in America, стр. 51.], в Нью-Йорке до половины населения могло страдать «клинической» тревожностью.

Выпущенный на рынок в 1960 году Либриум в первый месяц сделал на продажах 20 000 долларов. А потом «взлетел» по-настоящему[358 - «взлетел» по-настоящему: Pekkanen, American Connection, стр. 75.]. Еще и года не прошло, а врачи уже каждый месяц выписывали по полтора миллиона новых рецептов[359 - полтора миллиона новых рецептов: Tone, Age of Anxiety, стр. 137–138.] на этот препарат. В течение пяти лет его попробовали пятнадцать миллионов американцев[360 - пятнадцать миллионов американцев: Pekkanen, American Connection, стр. 75.]. «Макадамс» продвигал Либриум как «убийцу конкурентов»: не просто как очередной транквилизатор, а как «преемник транквилизаторов». Благодаря этому Артур и его коллеги помогли превратить открытый Лео Стернбахом, который на тот момент стал величайшим коммерческим успехом в истории рецептурных лекарств. Но Roche на этом не остановилась.

Стернбах не играл никакой роли в маркетинге Либриума. Разумеется, его порадовал ошеломительный успех этого продукта, но он уже вернулся в лабораторию и вновь занялся любимым делом. Лео искал других членов той же самой химической семьи, из которой происходил Либриум, проверяя, не найдутся ли среди них другие соединения, из которых тоже можно сделать эффективные транквилизаторы. К концу 1959 года, еще до выхода Либриума на рынок, Стернбах разработал другое соединение, которое могло бы быть еще более эффективным, чем Либриум, потому что действовало в меньших дозах. Поиск названий для новых лекарств был скорее искусством, чем наукой, – и Стернбах не был в этом деле специалистом. Так что название для нового соединения придумал кто-то другой из сотрудников Roche, обыграв латинский глагол valere, означающий «пребывать в добром здравии». И назвали его Валиумом[361 - Активным веществом Валиума является диазепам (diazepam). – Прим. научного пер.назвали его Валиумом: «Adventurous Chemist and His Pill».].

Однако до выхода Валиума на рынок, который состоялся в 1963 году, Roche пришлось решать одну каверзную задачу. Компания совсем недавно представила публике свой революционный транквилизатор Либриум, который продолжал приносить колоссальные прибыли. И если теперь Roche предложит второй транквилизатор, действующий еще лучше, то разве она не каннибализирует собственный рынок? Что, если приход Валиума сделает Либриум «вчерашним днем»?

Решение этой непростой задачи зависело от рекламы – в которой Артур Саклер был царь и бог. После успеха Либриума Roche стала самым важным клиентом Артура. Агентство «Макадамс» переехало в новый офис и теперь давало работу примерно тремстам служащим. Целый этаж в этом новом офисе был отведен для работы с Roche. «Артур очень плотно вел дела[362 - Артур очень плотно вел дела: Из беседы с Вольфом.] с руководством Roche, – вспоминал арт-директор «Макадамса» Руди Вольф. – Всегда ходили слухи, что Артур руководит Roche».

И Либриум, и Валиум были легкими транквилизаторами. Действие у них было примерно одинаковое. И команда Артура в «Макадамсе» должна была убедить мир (и врачей, и пациентов), что на самом деле это разные лекарства. Если Либриум был средством от «тревожности», то Валиум следовало назначать от «психического напряжения»[363 - от «психического напряжения»: «The Tranquilizer War», New Republic, July 19, 1975.]. Если Либриум был способен помочь алкоголикам не хвататься за бутылку, то Валиум мог предотвращать мышечные спазмы. Почему бы не применять его в спортивной медицине[364 - в спортивной медицине: Pekkanen, American Connection, стр. 79.]? Вскоре врачи уже назначали транквилизаторы Roche чуть ли не по любому поводу, так что Энгус Боуэс, который писал о Валиуме в одном медицинском журнале, с юмором вопрошал: «И когда же нам не применять это лекарство?»[365 - «И когда же нам не применять это лекарство?»: Herzberg, Happy Pills in America, стр. 40. Оригинальная цитата из статьи H. Angus Bowes, «The Role of Diazepam (Valium) in Emotional Illness», Psychosomatics 6, no. 5 (1965).] На взгляд Артура и его коллег, именно это делало Валиум таким легкопродаваемым продуктом. Как заметил Вин Герсон, «одно из замечательных свойств[366 - одно из замечательных свойств: «Looking Back, Looking Forward».] Валиума заключается в том, что его может назначить врач почти любой специальности».

Как в свое время женщины превосходили числом мужчин в палатах Кридмура, так и теперь оказалось, что врачи прописывают транквилизаторы производства Roche женщинам чаще, чем мужчинам. Артур с коллегами ухватились за этот феномен и начали агрессивно рекламировать Либриум и Валиум женской аудитории. В типичной рекламе Валиума идеальная пациентка была «35-летняя, незамужняя и психоневротичная»[367 - «35-летняя, незамужняя и психоневротичная»: Tone, Age of Anxiety, стр. 157. Это реклама Валиума, которая постоянно публиковалась в Archives of General Psychiatry 22 (1970).]. В одной из первых реклам Либриума[368 - В одной из первых реклам Либриума: «Valium and the New Normal», New York Times, Sept. 30, 2012. Реклама Либриума, которая публиковалась в Journal of the American College Health Association 17, no. 5 (June 1969).] фигурировала молодая женщина с охапкой книг и указывалось, что даже обычный стресс, вызванный необходимостью идти на лекции, лучше всего снимать Либриумом. На самом деле в рекламе Либриума и Валиума использовался целый ряд гендерных стереотипов середины века – невротичная старая дева, загнанная домохозяйка, не знающая радостей жизни карьеристка, мегера в менопаузе. Как саркастически отмечала историк Андреа Тоун[369 - Андреа Тоун: Tone, Age of Anxiety, стр. 156.] в своей книге «Век тревожности», похоже, транквилизаторами Roche на самом деле предлагалось быстрое решение проблемы «того, что ты женщина».

Roche нельзя назвать единственной компанией, применявшей столь нарочито лицемерную рекламу. Например, Pfizer выпускал транквилизатор, который рекомендовал принимать детям, используя иллюстрацию – маленькую девочку с заплаканным личиком и указанием, что это лекарство может успокоить страх[370 - может успокоить страх: Pekkanen, American Connection, стр. 80.] перед «школой, темнотой, разлукой, походом к зубному врачу и «монстрами». Но когда Roche и Артур Саклер спустили с цепи Либриум и Валиум, ни одна другая компания не смогла с ними состязаться. На заводе Roche в Натли громадные таблеточные машины надрывались, стараясь угнаться за спросом, прессуя десятки миллионов таблеток[371 - десятки миллионов таблеток: Tone, Age of Anxiety, стр. 153.] в день. Поначалу Либриум был самым назначаемым лекарством в Америке[372 - самым назначаемым лекарством в Америке: Там же.], пока в 1968 году его не потеснил Валиум. Но даже тогда Либриум продолжал держать марку, оставаясь в первой пятерке[373 - оставаясь в первой пятерке: Herzberg, Happy Pills in America, стр. 40.]. В 1964 году на Валиум было выписано около 22 миллионов рецептов. К 1975 году эта цифра достигла 60 миллионов[374 - достигла 60 миллионов: «Adventurous Chemist and His Pill».]. Валиум стал первым лекарственным препаратом в истории, принесшим 100 миллионов долларов своим создателям, и Roche превратилась не просто в ведущую фармацевтическую компанию в мире, но и в одну из самых прибыльных компаний[375 - одной из самых прибыльных компаний: Tone, Age of Anxiety, стр. 154.] вообще. Деньги стекались в нее рекой, а компания брала их и снова вкладывала в кампанию продвижения, спланированную Артуром Саклером.

Еще мальчишкой, учась в «Эразмусе», Артур выговорил себе комиссионные за размещаемые им рекламные объявления, чтобы иметь вознаграждение в случае успеха, и с тех самых пор предпочитал именно эту модель. Прежде чем согласиться рекламировать Либриум и Валиум, он заключил с Roche сделку, по условиям которой должен был получать премии, растущие[376 - премии, растущие: Иногда указывают, что Артур получал комиссионное вознаграждение с каждой проданной таблетки, но из беседы, которую Барри Мейер провел с адвокатом Артура, Майклом Сонненрайхом, следует, что это не так. Сонненрайх утверждает, что Артур получал ряд увеличивавшихся премий, а не роялти. Barry Meier, Pain Killer: An Empire of Deceit and the Origin of America’s Opioid Epidemic (New York: Random House, 2018), стр. 199.]