Страсть в ее крови

Раньше Майкл исчезал на ночь, а иногда на две или три. Но когда прошла неделя, а от сына не было ни слуху ни духу, Вернер встревожился. Он сел в коляску и направился в Уильямсбург. Почти все отводили глаза, когда он расспрашивал о сыне. Наконец, он разыскал его в одной из самых низкопробных таверн на улице герцога Глочестерского, где тот играл в карты. Партнерами его были жуткие типы, настоящие подонки. Лицо у Майкла опухло от вина, он был небрит, одежда была измятой и грязной.

Вернер мимоходом заметил, что перед Майклом лежала горка выигранных монет, и на минуту задержался вне поля зрения игроков. Он знал, что избаловал Майкла. Разве неестественно для отца баловать единственного сына? Но Вернер всегда внушал себе, что мальчик с возрастом станет серьезнее. Теперь оказалось, что он ошибался.

Вернера охватила черная злоба, которой он никогда раньше не испытывал. Он подошел к столу.

Майкл заметил его и откинулся на спинку стула. Он улыбнулся язвительно, даже какой-то жестокой улыбкой.

– Ну, папа?

Вернер так разозлился, что боялся взорваться. Наконец, он взял себя в руки.

– Майкл, можно с тобой поговорить?

Сын легкомысленно взмахнул рукой.

– Давай, папа.

– Наедине, если можно.

Их взгляды на мгновение встретились. Майкл отодвинул стул от стола.

– С вашего позволения, господа. Я скоро вернусь.

Вернер резко развернулся и вышел на улицу. Он не видел, встал ли Майкл из-за стола, но слышал за спиной его шаги.

Стоя на булыжной мостовой, Вернер повернулся к сыну.

– Когда ты вернешься домой, мальчик?

– Мальчик? Мне уже двадцать один год, папа. Забыл? – Майкл наклонил голову набок. Изо рта у него кисло пахло вином. С подчеркнутой дерзостью он произнес: – Я подумывал вернуться домой. Мне еще предстоит принять решение.

– Ты намерен оставаться здесь и предаваться разгулу? – дрожащим голосом спросил Вернер.

– У него есть привлекательные стороны. В конце концов, папа, я взрослый человек. И могу распоряжаться своей жизнью как хочу.

– На что ты будешь жить? От меня ты денег не получишь!

– Я смогу легко прожить картами. Похоже, я неплохой игрок.

– Мой сын – картежник, повеса! Я этого не допущу! Это позор!

Майкл улыбнулся еще шире.

– Папа, ты уверен, что боишься опозорить доброе имя Вернеров?

– Твое место в «Малверне»!

– Хочешь сказать, что там я должен вкалывать, как раб в поле, и уработаться до смерти, как мама?

Вернер разинул рот, сраженный таким обвинением.

– Твоя мать умерла от лихорадки! Если она и трудилась усердно, то по своей воле.

– В «Малверне», папа, хозяин ты, – с откровенной насмешкой ответил Майкл. – И ничего не делается против твоей воли.

– Это неправда! – Малколм Вернер не просто злился, он был потрясен и глубоко уязвлен. Говорило ли это в Майкле выпитое вино или же он лелеял в себе такие мысли все эти долгие годы? Вернер умоляюще протянул к нему руку: – Ты сам не ведаешь, что говоришь, сынок! Прошу тебя, скажи мне, что это злая шутка!

Майкл отвернулся, равнодушно махнув рукой. Вытащил тонкую сигару и стал вертеть ее в пальцах.

– Это не шутка, папа. Я говорю, что думаю.

Вернер смутно понимал, что рядом толпятся какие-то люди, несомненно, слушавшие с нескрываемым любопытством. На выручку ему пришла гордость, он выпрямился.

– Если ты продолжаешь на этом настаивать, у меня нет иного выбора, кроме как отречься от тебя…

– Слишком поздно, папа. – Майкл оборвал его взмахом руки. – Я здесь и сейчас отказываюсь носить фамилию Вернер.

Не думая, Вернер замахнулся и раскрытой ладонью ударил сына по лицу, выбив у него изо рта сигару. Удар был настолько сильным, что Майкл отшатнулся и отступил на несколько шагов назад. Его черные глаза вспыхнули огнем, кулаки сжались. Майкл шагнул вперед, и в это мгновение Вернер решил, что он ответит ударом на удар. Потом Майкл презрительно взмахнул рукой и вернулся обратно в таверну.

Некоторое время Малколм Вернер стоял, опустив плечи. Его переполняло отчаяние. Ему казалось, что за несколько минут он постарел лет на десять. Наконец, он поднял голову и огляделся по сторонам. Рядом по-прежнему толпились люди, таращась на него. Вернер бросил на них испепеляющий взгляд, и они опустили глаза, после чего почти все разошлись. Однако он знал, что еще до захода солнца по Уильямсбургу поползут сплетни о ссоре между отцом и сыном Вернерами.

Вернер устало дошел до коляски и вернулся в «Малверн».

Через три дня привели Черную Звезду. Нанятый для доставки конюх привез Вернеру короткую записку. Она гласила:

Сэр, поскольку я более не считаюсь вашим сыном, я счел своим долгом вернуть вам ваш подарок. Вскоре я уеду из Уильямсбурга.

    Майкл

Через несколько дней до Вернера дошли слухи, что Майкл и вправду уехал из Уильямсбурга. А через год ему сообщили, что его единственный сын погиб в море.

У Малколма Вернера больше не было сына, который продолжил бы род Вернеров. Он подумывал жениться, чтобы обзавестись еще одним сыном – Бог свидетель, было много женщин, с радостью вышедших бы за хозяина «Малверна». Но с повторной женитьбой у него как-то не сложилось. Вместо этого он сидел в конторе и напивался до бесчувствия…

Осторожный стук в дверь отвлек его от горьких воспоминаний. Он поднял голову.

– Да? Кто… кто там?

Он осознал, что сильно пьян.

– Мистер Вернер, – неуверенно произнес женский голос. – Можно с вами поговорить, сэр?

Это девушка… как там ее? Ханна, Ханна Маккембридж.

– Нет! – крикнул он. – Уходите! Оставьте меня в покое!

Через мгновение он услышал ее удаляющиеся шаги. И громко вздохнул.

Что ему с ней делать? Оставить ее у себя, не сообщив об этом в суд или этому Амосу Стритчу, – значит нарушить закон. Но Вернер знал, что ничего никому не сообщит. Не сейчас. От одного воспоминания об отметинах у нее на спине его передернуло.