Партизаны. Записки преемника Сталина

Я подошел к нему, спросил: «По каким областям вы работаете?» Ответил. «Да, – заметил я, – у меня вчера была неприятность. Вызывают к Андрею Андреевичу и спрашивают» и т. д. Одним словом, обучение по Герцману. Смотрю, товарищ срочно отправляется в архив, а через полчаса возвращается с кипой личных дел.

В ходе работы я заметил, что к инструкторам ЦК, в том числе и ко мне, работники местных парторганов, приехавшие по делам в Москву, заходили чрезвычайно редко, а первые секретари обкомов и вовсе не заходили. Со своими делами они шли к заведующим отделами или секретарям ЦК. Им казалось: какие могут быть вопросы к инструкторам ЦК, курировавшим их области! Но у нас были к ним вопросы, причем не только по партийной, но и по хозяйственной работе. Вначале казалось, что нет способа заставить их заходить к нам. Однако это было не так. Способ был. Надо было только так наладить работу, чтобы секретари обкомов почувствовали, что мы им нужны.

Подготовив некоторые материалы по Свердловской области и узнав день приезда секретаря обкома Столяра, я стал ждать его в коридоре, по которому он должен был проходить к кабинету заведующего отделом, Г. М. Маленкова. Дождавшись, я остановил его, представился и попросил зайти ко мне минут на десять. Выслушав меня, он ответил, что ему назначен прием у заведующего отделом. От него он зайдет ко мне. Но… так и не зашел.

В следующий приезд я опять его встретил и все повторилось, но теперь я остался ждать его в коридоре. Когда он вышел из кабинета заведующего отделом и увидел меня, ему ничего не оставалось, как зайти ко мне. Мы сели за стол.

– Что у вас ко мне? – спросил Столяр.

– У меня к вам несколько вопросов. Первый. Читая протоколы заседаний райкомов и горкома партии, я убедился: у вас в обкоме инструкторы не читают партийных документов нижестоящих органов и не информируют вас, когда это требует дело.

Столяр неожиданно встал и стал возбужденно говорить, что у него огромная промышленность, один «Уралмаш» чего стоит, что он отвечает за сельское хозяйство, транспорт, а я всматриваюсь в какие-то там протоколы.

– Не стоило вам меня из-за этого звать к себе.

– Ошибаетесь, товарищ Столяр, – ответил я ему, – напрасно вы организационно-партийную работу считаете пустяком. Есть ли у вас гарантия, что на местах в ряде случаев принимаются правильные решения? Ведь у вас в обкоме протоколы не читают.

– Это надо доказать, – сказал Столяр.

– Что ж, вот вам решения Пермского горкома по набору рабочей силы на заводе №…, прочитайте.

Столяр прочел и говорит: «Да это же абсурд!» Я заметил, что этот, как он выразился, «абсурд» не единичен. Посмотрите, говорю, вот еще два решения, из которых одно следует отменить, а другое поправить. По их поводу я звонил в отдел обкома, мне пообещали исправить, но ничего не сделали. Относительно постановления Пермского горкома я тоже сообщил секретарю Пермского горкома. Через два дня он позвонил, что оно отменено как неправильное. Однако же мы считаем не совсем правильным действовать помимо обкома. В таких случаях нам ничего не остается, как вносить предложения об их отмене в секретариат ЦК. Вот проект такого постановления в отношении Пермского горкома. Я не внес его в секретариат, потому что…

Секретарь обкома сразу перешел на другой тон. Он попросил у меня копии двух таких постановлений, сказал, что в обкоме займутся этим и даже спросил, есть ли у меня что-нибудь к нему.

Далее беседа проходила вполне лояльно. В другой раз мне уже не надо было ловить Столяра в коридоре, он сам, бывая в Москве, заходил ко мне на 20–30 минут и уже безо всякого предупреждения весело спрашивал, что у меня к ним.

Так же примерно завязались отношения с секретарями Челябинской и Новосибирской областей, Алтайского края. С моей стороны они почувствовали стремление оказать им деловую помощь, и по необходимости то ли я звонил им, то ли они.

Зам. завотделом руководящих парторганов Донской, заменивший уехавшего на Украину Бурмистренко, предложил мне выступить на совещании инструкторов отдела с сообщением – «Из опыта установления деловых связей с руководителями обкомов партии». Ихтиолог по образованию, Донской был человеком всесторонне образованным, редактировал доклады и деловые бумаги, которые составляли инструкторы. Некоторые из них приходилось переделывать по четыре-пять раз. Однажды, когда я принес ему записку о том, что Челябинский обком допускает медлительность в реализации решения январского 1937 г. пленума ЦК ВКП(б), он не вчитываясь, посмотрел на записку и бросил: «Поправьте некоторые места и – заносите». Второй раз он заметил, что, дескать, уже лучше, но велел посмотреть еще. В третий раз он одобрил записку окончательно, не внося в нее никаких исправлений.

Особенно много было работы с заявлениями на неправильное исключение из рядов партии. Эти заявления никогда не пересылались тем органам, которые исключали или наказывали жалующегося. В те дни, после январского пленума ЦК ВКП(б), партийные организации и аппарат ЦК ВКП(б) восстановили в партии многих честных, преданных ей людей. Было разоблачено немало клеветников и тонко замаскированных врагов партии, прикрывающих свою преступную деятельность партийным билетом.

Однако в ряде организаций такая работа не проводилась. Наиболее неблагоприятно было положение в Челябинской области. На основе проверенных заявлений и материалов я написал статью – «Клеветники остаются безнаказанными» в которой привел конкретные факты недопустимого отношения к исправлению ошибок, в результате чего клеветники «еще более наглеют в применении своего ядовитого оружия против честных членов партии». В заключение я писал, что «Челябинский обком должен прекратить медлительность и неповоротливость в разъяснении и осуществлении партийными организациями в области решений пленума ЦК ВКП(б), Челябинский обком должен обеспечить выполнение решений пленума ЦК ВКП(б) о снятии с постов и привлечении к ответственности тех партийных руководителей, которые не выполняют директив ЦК ВКП(б), исключают из партии членов и кандидатов ВКП(б) без тщательной проверки всех материалов, допуская произвол по отношению к членам партии». Статья была напечатана в журнале ЦК ВКП(б) «Партийное строительство» (№ 6 от 15 марта 1938 г.).

Это была первая моя политическая, публицистическая работа.

В марте 1938 года я был назначен заместителем заведующего отделом руководящих партийных органов, и кроме областей, которые я уже курировал, мне были добавлены Азербайджан и Грузия.

В то время многих инструкторов и зам. завотделами направляли на руководящую работу в области и республики. Однажды меня вызвал Маленков. Вместе с Донским они рассматривали огромную карту Мурманской области, испещренную множеством различных условных знаков.

Донской обратился ко мне: «Смотри внимательно: какой богатый и перспективный край, какие нетронутые богатства! А рыбы! Если как следует наладить промысел, ее хватит на всю страну!» И неожиданно спросил: «Не хочешь туда, поехать секретарем обкома парии?»

Меня, как инженера по специальности, не тянуло к рыбе. Я ответил, что на этот пост надо сыскать человека, знающего толк в рыбе, что у нас такие люди есть. «Кто, например?» спросил Маленков. «Да взять хотя бы Донского. Он специалист-ихтиолог, не говоря уже о его партийном опыте».

Они переглянулись, и Донской сказал: «Тогда оставим этот вопрос».

Между тем я сделал вывод, вскоре подтвердившийся, что встает вопрос о назначении меня в одну из областей, на руководящую партийную работу. И правда, вскоре меня вызвал к себе А. А. Андреев. На столе у него лежала только что вышедшая из печати моя книга (в соавторстве с В. А. Раковым) – «Электровоз». Как бывшего наркома путей сообщения, она заинтересовала его, и, расспросив о моей прошлой работе, он сказал: «Собирайтесь, поедете со мной в Белоруссию, отъезд вечерним поездом 17 июня», – «Хорошо», – сказал я. Поездки в области и республики работников ЦК вместе с руководителями были обычным делом, мне и в голову не могло прийти, что я могу остаться там работать.

Приехали мы в Минск в воскресенье 18 июня. Нас встретил первый секретарь ЦК КП (б) Белоруссии А. А. Волков. Оказалось, что съезд уже закончил работу. Новый состав ЦК и ревизионная комиссия избраны, но объявление результата голосования отложено до вечернего заседания.

Вечером на этом заседании с короткой речью выступил А. А. Андреев. Он сказал: «Центральный комитет ВКП(б) считает, что Волков не справляется со своими обязанностями. Товарищ Волков человек честный, ему не предъявляется никаких обвинений, но ЦК считает необходимым его заменить. ЦК ВКП(б) рекомендует вам ввести в состав ЦК партии Белоруссии товарища Пономаренко?П.?К., молодого работника, хорошо зарекомендовавшего себя на работе в отделе руководящих парторганов ЦК ВКП(б). Если есть к нему вопросы, он на них ответит».

Меня попросили рассказать автобиографию, что я и сделал. После открытым голосованием меня ввели в состав ЦК КП (б) Б. На другой день, 19 июня, на организационном пленуме ЦК было избрано бюро ЦК в составе А. А. Ананьева, Ф. И. Голикова, А. Ф. Ковалева, А. М. Левицкого, Н. Я. Натолевича, II. К. Пономаренко и М. Я. Репинского. Меня избрали первым секретарем ЦК КП (б) Б…

Линии на карте

Что из себя представляла Белоруссия? Была она богата болотами и заболоченными землями. Они занимали третью часть всей ее площади, а в центральных районах Полесской низменности ими было покрыто более двух третей земли. В прошлом болота – источник бедности и нищеты, болезни и бездорожья.

Между тем мелиорированные участки по содержанию азота превосходили плодородные черноземы Кубани и Украины, и в ЦК ВКП(б) и правительстве не раз обащали внимание белорусского руководства на важность мелиоративных работ. На одном из заседаний Политбюро И. В. Сталин указал на мелиорацию как на одну основных проблем в сельском хозяйстве Белоруссии. Он сказал, что «болота надо осушить и освоить, даже если бы на них пришлось вырубить леса, но так, чтобы не изенить режим рек, чтобы они не обмелели».

Я ответил, что мы всячески поощряем колхозы, проводящие осушение и освоение болот, что приступили даже к разработке перспективного плана мелиорации, особенно Полесья. Он предусматривает проведение некоторых посильных для отдельных колхозов работ (например, строительство каналов) путем кооперирования и оказания государственной помощи. Что, мол, до режима рек, связанного с неизбежной при мелиорации вырубкой лесов на мелиорируемых и осваиваемых землях, то осушение болот и заболоченных земель создает благоприятные условия для интенсивного роста леса. На осушенных болотах и заболоченных землях он растет в 4–5 раз быстрее, чем на болотах. Болотистое мелколесье сравнительно быстро превращается в густые леса, богатые ценными породами: сосной, дубом, ясенем, ольхой и другими.

И. В. Сталин сказал, что это очень важный фактор и если это действительно так, дело надо двигать быстрее. «Мы, – сказал, – окажем необходимую помощь». Опираясь на эту поддержку, а также на то, что колхозы, уже осушившие и освоившие известное количество болотных земель, получали хорошие урожаи, мы усилили ход мелиоративных работ, изыскания и разработки общего плана мелиорации.

В Любанском районе Минской области на осушенных болотах вырос колхоз имени Белорусского военного округа. Колхоз освоил 1500 гектаров болот. За три предвоенных года, несмотря на то, что еще только накапливался агротехнический опыт ведения хозяйства на этих землях, колхоз получил урожай зерновых в среднем 15 центнеров, сена и трав – по 40 центнеров с гектара.

Колхоз «Красный Октябрь» этого же района осушил 334 гектара болот и получил на них в 1940 году урожай ячменя по 23, сеяных трав – по 65 центнеров с гектара.

В 1940 году, одобрив инициативу колхозов и колхозников, партийных и советских органов Белоруссии, ЦК КПБ и правительство внесли в ЦК ВКП(б) и правительство СССР общий план мелиорации. Совнарком Союза ССР и Центральный Комитет ВКП(б) 6 марта 1941 года приняли решение об осушении болот Белорусской ССР и использовании осушенных земель колхозами для расширения посевных площадей и сенокосов. Планировалось в ближайшие 15 лет в бассейнах Западной Двины, Днепра, Сожа, Немана и Припяти, включая пинские болота, осушить и освоить четыре миллиона гектаров болот и заболоченных земель.

К началу войны в республике было осушено 270 000 гектаров. Война на несколько лет отодвинула эту работу.

Пономаренко в только что вошедшем в состав БССР Белостоке, 1939 год

Вскоре после моего приезда в Белоруссию, в первой половине 1938 года, мне доложили, что со мной хотел бы встретиться профессор А. М. Розин, геолог. Я вызвал заместителя заведующего отделом ЦК и попросил его выяснить, с чем он хочет ко мне прийти. Зам. завотделом сказал, что знает, зачем он ко мне идет. Розин несколько лет уже носится с маниакальной идеей, заключающейся в том, что южных областях Белоруссии имеются месторождения каменной соли и нефти, что его этом не поддерживает большинство геологов. Он обил пороги многих учреждений, был у председателя Совнаркома Голодеда, в Госплане и нигде не нашел поддержки.

Я вызвал нескольких известных мне геологов и сведущих работников Госплана БССР. Они выразили такую же отрицательную точку зрения в отношении работ профессора Розина. Лишь начальник Белорусского геологоуправления 3.А. Горелик настойчиво советовал мне принять профессора Розина. Горелик и некоторые другие геологи с большим опытом сказали, что утверждение Розина о залегании каменных солей и нефтеносности недр южных районов Белоруссии основаны на глубоком анализе всех имеющихся геологических данных. Теоретики, выступающие против Розина, основываются не на научном подходе, а на примитивных воззрениях, сводящихся к тому, что под белорусскими торфяниками невозможно найти какие-либо полезные ископаемые. Но это опровергается работами профессора как геолога, нашедшего залежи фосфоритов в верховьях реки Соть, залежей доломитов в районе Дараганово.

Я принял Розина. Он пришел ко мне со всеми своими работами и свитком чертежей и схем. Он не знал о моих предварительных беседах по его идеям и поздоровавшись, чрезвычайно волнуясь, сказал: «Если вам не сказали еще, что я сумасшедший и хожу в плену у маниакальной идеи, то наверняка вы об этом услышите. Я добивался вашего приема, чтобы рассказать вам, как новому руководителю и непредубежденному человеку, о некоторых, имеющих важнейшее значение вопросах разведки полезных ископаемых. Скажите, сколько я имею времени, чтобы изложить свои вопросы?»

Я постарался успокоить его, попросил не беспокоиться о времени. И он много чего рассказал мне об истории геолого-поисковых работ в Белоруссии, особенно в 1930 году, когда они проходили при скудных средствах. Бурение, например, проводили ручным способом до глубины 40–50 метров. Проводившиеся в 1937–38 гг. по инициативе Розина маршрутные геологические исследования, обобщение ранее накопленных материалов (А. М. Розин, 3. А. Горелик, А. П. Авкентьев, Г. В. Богомолов) на соленосность и нефтеносность позволили сделать вывод, что южные районы БССР, являясь продолжением Днепровско-Донецкой впадины, имеют соленосные и нефтеносные отклонения. Эти выводы можно было подтвердить только глубоким бурением.

То, что изложил профессор, произвело на меня сильное впечатление. Я рассказал о беседе членам бюро ЦК. Было решено поддержать Розина и группу названных геологов. Благодаря нашему вмешательству было получено буровое оборудование. Первую скважину заложили вблизи деревни Давидовка бывшего Домановичского района. В конце 1940 года, на глубине 844 метров была обнаружена вершина соляного купола. До 1010 метров бур шел в слое соли.

Вскоре после освобождения Западной Украины и Белоруссии возник вопрос об административной границе между этими освобожденными областями. Согласно постановлению Верховного Совета СССР от 1-го ноября 1939 года, Верховный Совет Украинской ССР должен был представить на рассмотрение Верховного Совета СССР проект разграничения западных районов и областей между Украинской ССР и Белорусской ССР. То же поручалось и Верховному Совету БССР.

Я не думал, что в этом деле могли возникнуть какие-либо осложнения. Этнографическая граница была довольно ясной, она шла с востока на запад несколько южнее Пинска, Кобрина и Бреста. Эта граница между Украиной и Белоруссией или, вернее, освобожденными западными областями этих республик должна была быть утверждена высшими органами СССР.

Как-то осенью 1939 года из оргинструкторского отдела ЦК мне сообщили, что Н. С. Хрущев[1 - В это время Н. С. Хрущев работал уже первым секретарем ЦК компартии Украины.] уже подготовил и внес в ЦК свои предложения о границе для внесения их на утверждение в ЦК ВКП(б), а от ЦК Белоруссии предложений не поступило. Я сказал, что если Хрущев разработал и внес эти предложения значит, нужны и наши, чтобы затем принять общее решение. Работник ВКП(б) отметил, что можно, конечно, поступить и так, но ЦК Белоруссии должен хотя бы представлять, что это за предложения, поэтому он пошлет их нам для ознакомления. Через день мы их получили.

Проект Хрущева о границах нас всех просто ошеломил, и в этот же день было созвано заседание бюро ЦК, чтобы обсудить его, выработать к нему свое отношение и подготовить контрпредложения.

Согласно подготовленному проекту, граница между западными областями должна была пройти значительно севернее естественной этнографической, как ее принято было считать, настолько севернее, что Брест и Пружаны, Пинск и Столин, Кобрин и Лунинец, так же, как и большая часть Беловежской пущи, должны были уйти к Украине.

Мы с этим согласиться не могли – стали готовить свои предложения и обоснования.

Пришлось изучить обширный исторический материал: статистику населения по переписям, производившимся в дореволюционной России и Польше, данные польских архивов (пусть и не весьма точные в отношении национального состава населения, были они все-таки беспристрастны).