«Марксистско-ленинская наука учит, что новый общественный строй не может утвердиться и развиться без использования всего лучшего, что создано предшествующими поколениями. ‹…› В этом случае становится непонятным, как могла победить социалистическая революция впервые в истории именно в России, почему ленинизм, который является вершиной передовой теоретической мысли всего человечества, вместе с тем является высшим достижением русской культуры, почему русскому народу и другим народам СССР удалось первыми в истории построить социалистическое общество»[123 - Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 году. С. 76.].
Впоследствии свое мнение о речи С. М. Ковалева высказал С. В. Бахрушин:
«К русской культуре тов. Ковалев подошел очень упрощенно; он считает невозможным отмечать в ней что-либо отрицательное, не позволяет критически подходить к явлениям русской жизни XVII в., рекомендует голое восхваление. Такая голословная идеализация ненаучна»[124 - Дубровский А. М. Указ. соч. С. 460–461.].
Но отнюдь не научность была главным мерилом и целью совещания в ЦК.
В русло выступления С. М. Ковалева вполне укладываются и многочисленные критические замечания участников совещания в адрес академика Е. В. Тарле: на совещании муссировался доклад «О роли территориального расширения России в XIX–XX вв.», сделанный им на юбилейном заседании Ученого совета ЛГУ в эвакуации в Саратове[125 - Тарле Е. В. 1944 год: не перегибать палку патриотизма / [Публ. Ю. Н. Амиантова] // Вопросы истории. М., 2002. № 6. С. 3–13.]. Кроме прочего, в докладе академика имелись и следующие слова:
«Если мы встанем на точку зрения решительно патриотическую, точку зрения, имеющую очень много за собой, в особенности теперь, когда русское государство спасает человеческую цивилизацию, – очень извинительно увлекаться сейчас русским патриотизмом, которым сейчас увлекаются и в Англии, и в США, и в Швеции, и в Швейцарии. Это сейчас извинительно, но, даже принимая это во внимание, мы, как историки, обязаны палки не перегибать и должны удерживаться от слишком большого увлечения, которое может только повредить нашей правильной позиции»[126 - Там же. С. 8.].
То есть необходимость здорового патриотизма, которого действительно недоставало в то время, стала к 1944 г. уже не тезисом, а фундаментом нарождающейся идеологической кампании. А поскольку важной характеристикой идеологических кампаний в нашей стране всегда являлась их необузданность, то все предостережения Тарле были восприняты как политическая близорукость, и доклад ученого получил соответствующую политическую оценку.
По результатам состоявшегося в ЦК совещания Управление пропаганды и агитации довольно быстро подготовило итоговый документ: 12 июля 1944 г. в секретариат Щербакова поступил подписанный Г. Ф. Александровым, П. Н. Федосеевым и П. Н. Поспеловым проект постановления Политбюро ЦК «О недостатках научной работы в области истории». Но на первом листе доклада А. С. Щербаков лаконично выразил свое, а может быть и не только свое, отношение: «Не годится»[127 - Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 году. Указ. изд. № 2. С. 50, 54.].
И тогда в процесс подготовки Постановления включился член Политбюро и секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов. Несмотря на то что он не присутствовал на заседаниях, поскольку находился в Ленинграде, где занимал должность 1-го секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), он несомненно был в курсе дела, поскольку получал для ознакомления материалы Секретариата ЦК. А начиная с 19 июля 1944 г., даты его окончательного переезда в Москву, Жданов с энтузиазмом занялся вопросом истории, и «первое, чего он добился, было отклонение проекта постановления Политбюро»[128 - Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина… С. 257.]. После этого вся работа по подготовке итогового документа по результатам совещания историков перешла к Жданову.
Итогом работы Жданова на «историческом фронте» стали тезисы «О недостатках и ошибках в научной работе в области истории СССР». Написание их представляло для Жданова некоторые трудности (в личном архиве Жданова сохранилось несколько вариантов этого текста), поскольку, возвратившись из Ленинграда, он еще не мог полностью понять точку зрения Сталина, которому он отправил 12 августа 1944 г. окончательный вариант тезисов[129 - Дубровский А. М. Указ. соч. С. 480.]. В них Жданов пытался теоретически обосновать приоритет классового и политического над национальным, что входило в противоречие с установками самого Сталина, в голове которого уже сформировалась и выкристаллизовалась национальная и патриотическая линия. Именно этим и вызваны пометы Сталина на ждановском тексте: рядом с фразой «У трудящихся не было тогда настоящего отечества» Сталин пишет: «Не то»; напротив слов «Советский патриот любит свою страну и свою нацию» Сталин вопрошает: «Какую?» и т. д.
После этого состоялась встреча Сталина со Ждановым, посвященная доработке документа. В числе сделанных в результате этой беседы перемен выделяется и обращение к дореволюционному прошлому как к источнику патриотизма.
«Патриотизм есть присущее самым широким народным массам глубоко жизненное чувство любви к своей родине, чуждое враждебности к другим народам. Патриотизм рос и развивался задолго до появления интернационализма. Великие патриоты нашей родины, память о которых мы свято чтим и примеру которых мы стремимся подражать, не были, конечно, и не могли быть интернационалистами. Но мы, советские люди, являемся наследниками и преемниками их славных патриотических дел и традиций. Советский патриотизм представляет собой дальнейшее развитие и высшую ступень патриотизма, перерастание его в интернационализм»[130 - Дубровский А. М. Указ. соч. С. 483.].
Кроме этого, окончательный текст Жданова, с которым были ознакомлены и другие работники аппарата ЦК (9 сентября 1944 г. он был направлен секретарям ЦК Щербакову и Маленкову), имел серьезные и еще непривычные для сотрудников аппарата ЦК отличия от того материала, который был подготовлен Управлением пропаганды и агитации ранее. Если текст Управления, где большая часть тяжких обвинений досталась А. М. Панкратовой и Е. В. Тарле, все-таки оставался, хотя и с соблюдением жанра эпохи, но в рамках исторической науки и научности, то документ Жданова беззастенчиво переводит вопрос науки в область идеологии. Поскольку Сталин участвовал в подготовке документа и был, несомненно, его инициатором, то нужно считать его вдохновителем и соавтором этого текста.
Постулаты в этом документе «были предельно актуализированы в идеологическом и политическом отношениях. Так, в обстановке либерализации режима деятельности православной церкви Жданов к стандартному набору критических определений школы Покровского добавил “нигилистические взгляды” на историческое значение крещения Руси, распространение христианства, цивилизаторскую роль монастырей. ‹…› Бросается в глаза еще одно обстоятельство. В проекте Жданова был даже для своего времени явный перебор грубых натяжек, политиканских построений, неверных с научной точки зрения характеристик и определений политических явлений»[131 - Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 г. // Указ. изд. № 2. С. 51.].
«В тезисах Жданова критика участников совещания в адрес Тарле трансформировалась в прямые политические обвинения. Жданов писал, что Тарле и другие историки “идут на поводу у вражеской пропаганды, уверяющей, будто бы обширные пространства, морозы и грязь воспрепятствовали немцам завоевать нашу страну”, сбиваются на “губительный путь расизма и национальной исключительности”, пытаются “направить советских историков в русло чуждой идеологии”»[132 - Там же. С. 52.].
То есть уже в тезисах 1944 г. можно видеть весь тот арсенал установок, который стал достоянием общественности в 1946 г. Однако документ не пошел дальше и не перерос в постановление ЦК, хотя отдельные его положения явно стали ориентиром для работников партийного аппарата[133 - Одним из примеров его воздействия является не допущенная в 1944 г. к изданию книга И. В. Сергеева для старшего школьного возраста «И. А. Крылов», в которой «автор неправильно освещает события 1812 г., говоря, что «без сопротивления французы лавиной катились в глубь страны». Героизм русского народа и русской армии совершенно не отражен автором» (Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны. С. 729). В переработанном виде книга увидела свет в 1945 г.]. Подлинные причины, по которым этот выстраданный руководством страны документ был «похоронен», неизвестны; но принципиальные моменты этих тезисов прослеживаются в последующих выступлениях партийных руководителей[134 - Дубровский А. М. Указ. соч. С. 488–489.], да и участвовавшие в совещании историки смогли уяснить идеологические заповеди.
Кроме того, по-видимому, именно благодаря помощи Сталина Жданов сформулировал определение советского патриотизма, «который, согласно его трактовке, с одной стороны, “вырос на почве интернационализма”, а с другой – “не имеет ничего общего с безродным и беспочвенным космополитизмом” и базируется на “любви всех советских народов к своему социалистическому отечеству – СССР”»[135 - Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина… С. 258.].
Что же касается непосредственных результатов совещания историков, то они не вылились в решение ЦК ВКП(б), а лишь проявлялись лейтмотивом в рецензиях на исторические монографии, подвергнутые критике в ходе совещания. Единственным зримым воплощением, да и то с некоторой задержкой, было постановление Политбюро ЦК от 2 июля 1945 г. о реорганизации журнала «Исторический вестник» в журнал «Вопросы истории» и смене его редколлегии.
Существует мнение, что причиной отсутствия какого-либо постановления ЦК по итогам работы совещания «было нежелание даже частично признать правоту Панкратовой. Партийному руководству не могло понравиться, что широкой постановкой в своих письмах в ЦК ВКП(б) вопроса о положении в исторической науке, а также своей ортодоксальной позицией Панкратова как бы взяла на себя то, что ЦК, и прежде всего Сталин, считал своей неотъемлемой прерогативой»[136 - Новые документы о совещании историков в ЦК ВКП(б) (1944 г.). С. 189.]. Однако мы не склонны считать, что подобные опасения или же мысли в данном конкретном случае вообще имели место; возможно, тому причиной были какие-то другие обстоятельства.
Кроме того, что многочисленные участники совещания делали соответствующие выводы, новые партийные установки стали достаточно известны иным, необычным путем: ознакомлением с ходом совещания и его основными положениями занялась сама А. М. Панкратова, которая по ходу совещания составляла специальные отчеты. Эти тексты выросли в сочинение, озаглавленное «Записка о моих впечатлениях и выводах по поводу совещания историков в ЦК ВКП(б)»[137 - Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 56–79.]; к экземплярам записки обычно прилагалась и копия второго письма автора на имя секретарей ЦК.
А вот подобная «просветительская работа» обычно заканчивалась для инициаторов плачевно, порой даже трагически. Несмотря на то, что первоначально в предваряющей совещание историков записке Управления пропаганды и агитации от 18 мая основные претензии предъявлялись именно Панкратовой, в ходе совещания она сумела перевести основной удар партийной критики на отсутствующего на первых заседаниях академика Тарле, цитируя стенограмму его саратовского доклада. Но распространение собственных впечатлений привело к оргвыводам: 30 августа 1944 г. Г. Ф. Александров подал на имя секретарей ЦК Жданова, Маленкова и Щербакова докладную записку, в которой обвинял Панкратову в антипартийных методах борьбы (здесь он привел в доказательство вышеуказанную «Записку о моих впечатлениях…»); также Александров припомнил ей не только принадлежность к левым эсерам (что не было большим секретом), но и участие в «антипартийных троцкистских группировках Фридлянда – Ванага»[138 - Новые документы о совещании историков в ЦК ВКП(б) (1944 г.). С. 190.]. Это решило судьбу Панкратовой: 5 сентября, в день беседы по этому поводу между Ждановым и Щербаковым, она лишилась должности заместителя директора Института истории АН СССР[139 - Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина… С. 258. Оговоримся, что автор видит особый, «неслучайный» подтекст в указанной Александровым последовательности имен секретарей ЦК, который может быть объяснен и вполне прозаически – последовательностью букв русского алфавита.].
Идеологическая линия сформулирована
Одновременно с совещанием в ЦК ВКП(б) в июне 1944 г. в Московском университете с большим размахом прошла конференция «Роль русской науки в развитии мировой науки и культуры». Это было не отраслевое мероприятие, а первый с начала войны научный форум, который уже за год до победы обозначил основную линию сталинского руководства:
«И. В. Сталин – соратник Ленина, великий гений современности – обогащает науку положениями и выводами, соответствующими новым историческим условиям, руководит всей гигантской борьбой советского народа. Сталин возвеличил силу и мощь нашего государства, как никто другой в истории.
Сталин, сметая с нашего пути врагов ленинизма, глубже всех понимал и видел, что без социалистической индустриализации и коллективизации сельского хозяйства невозможно добиться экономической независимости нашей Родины, роста ее культуры, процветания ее народов.
Под руководством товарища Сталина созданы в нашей стране миллионные кадры советской интеллигенции, патриотов Родины, обогащающих новыми достижениями науку и технику, литературу и искусство.
Наши ученые всегда получают от товарища Сталина четкие и ясные указания о том, как ломать старое, устаревшее, и четко прислушиваться к голосу опыта, прокладывать новые пути в науке»[140 - Москалев М. А. Ленин и Сталин – корифеи мировой науки // Московский университет. М., 1944. № 23/24. 5 июня. С. 1.].
Научная конференция в июне 1944 г. как раз была призвана довести до ученого сообщества «четкие и ясные указания о том, как ломать старое, устаревшее, и ‹…› прокладывать новые пути в науке». Новый путь был следующим:
«Научная сессия, посвященная роли русских ученых в развитии мировой науки, является весьма важным начинанием. Распространение у нас иностранных учебников и копирование западноевропейских образцов, имевшее подчас место до революции и полностью не изжитое и ныне, привели к недооценке роли русских ученых в создании современной культуры.
Не все работники нашей промышленности, не все наши студенты и даже крупные ученые помнят, что именно в России зародились задолго до Западной Европы такие идеи, как закон сохранения материи (Ломоносов), учение об условных рефлексах (Павлов), теория ассимиляции углекислоты растениями (Тимирязев) и ряд других открытий. Производство азотной кислоты, нержавеющего железа, синтетического каучука, крекирование нефти создано русской промышленностью и впоследствии копировалось за рубежом. Упомяну еще, что ведь главным образом на основе работ русских ученых Бутлерова, Марковникова, Зелинского, Лебедева и их учеников развивалась передовая промышленность переработки нефти в США. Таких примеров можно найти много.
Вскрыть крупную роль русской науки в создании современной культуры – значит показать советской молодежи силу нашей страны, внушить ей уверенность в своих возможностях, показать ей достойные образцы для подражания из славного прошлого русской науки»[141 - Фрост А. В. Знаменательное событие // Московский университет. М., 1944. № 22. 26 мая. С. 1.].
Профессор МГУ Н. К. Гудзий призван был на этой конференции «вскрыть» выдающееся значение русской литературы; в преддверии конференции он писал:
«Общепризнан тот факт, что русская литература обогатила и оплодотворила мировую литературу, оказав большое влияние на ее развитие, покорив своей художественной силой и идейной высотой.
Предстоящая в начале июня в университете конференция о роли русской науки в развитии мировой науки и культуры должна воочию показать тот большой вклад, какой внесла русская наука в общую сокровищницу научной культуры»[142 - Гудзий Н. К. Впервые в истории университета // Московский университет. М., 1944. № 22. 26 мая. С. 1.].
Проблематика этой конференции не стала неожиданностью – еще в конце 1943 г. Московский университет начал готовить монументальное 14-томное издание по истории русской науки[143 - Азадовская Л. В. Из научного наследия М. К. Азадовского: Замыслы и ожидания // Азадовский М. К. Статьи и письма: Неизданное и забытое. Новосибирск, 1978. С. 208.], где отводился отдельный том и для филологии (но поскольку в те годы невозможно было поспеть за политической конъюнктурой, то издание не осуществилось).
Конференция открылась 5 июня в Коммунистической аудитории МГУ.
«В празднично украшенном зале – академики, ученые Москвы, профессора, студенты, представители партийных и общественных организаций. Конференцию открыл ректор университета проф[ессор] И. С. Галкин. Он рассказал о величайших русских ученых – Ломоносове, Менделееве, Пирогове, Тимирязеве и др., сделавших ряд замечательных открытий всемирно-исторического значения. ‹…› С докладом о великом русском ученом Д. И. Менделееве выступил акад[емик] Н. Д. Зелинский. Он обрисовал образ великого химика-новатора, отдельные этапы его жизни и деятельности. Второй доклад, заслушанный на первом заседании конференции, сделал член-корреспондент Академии наук СССР В. В. Голубев о роли русской механики в развитии мировой науки. Он охарактеризовал работы Чебышева, Ляпунова, Жуковского, Чаплыгина и Крылова. С большим подъемом участники конференции приняли приветствие товарищу Сталину, товарищам Молотову и Щербакову»[144 - Первые дни конференции // Московский университет. М., 1944. № 25. 9 июня. С. 1.].
6 июня на пленарном заседании конференции с докладом «Основные черты русской классической философии и ее всемирно-историческое значение» выступил профессор МГУ и заместитель начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) М. Т. Иовчук; затем о выдающейся роли русских физиологов доложил Х. С. Коштоянц, а о влиянии русской математики на мировую науку – П. С. Александров.
7 июня на пленарных заседаниях профессор А. К. Тимирязев выступил с докладом об основоположниках физики в России, а также были прочитаны два доклада по общественным наукам – лауреата Сталинской премии члена-корреспондента Академии наук СССР Е. А. Косминского «Русская историческая наука и ее достижения» и профессора Н. К. Гудзия «Мировое значение русской литературы».
Следующее пленарное заседание было уже заключительным, оно состоялось 12 июня в Большом зале Московской консерватории.
«С большим вниманием был прослушан доклад академика А. Я. Вышинского на тему “Советское государство в дни Отечественной войны”. Затем конференция приняла приветствие Красной Армии. В заключительном слове ректор Московского университета проф[ессор] И. С. Галкин отметил значение прошедшей конференции для развития советской науки…»
Наиболее информативный отчет о прошедшей конференции был напечатан в журнале «Славяне»:
«Научная конференция, которая происходила в Московском университете с 5 по 12 июня 1944 года, привлекла к себе внимание широкой советской общественности. Она нашла отклики в иностранной печати. Знаменателен ее созыв во время войны. Знаменательна ее тема.
Конференция собралась накануне трехлетия войны Советского Союза против гитлеровской Германии. Она как бы подвела некоторые итоги, да и сама вошла некоторым образом в состав этих итогов. На конференции речь шла о том месте, какое занимала, занимает и призвана занять в будущем русская наука в развитии мировой науки и культуры. Не подлежит сомнению, что место это очень велико и будет еще больше. Это ясно из того, что русский народ сыграл решающую роль в борьбе с гитлеровской Германией, и русскому, советскому народу предстоит важнейшая роль в предстоящем решении судеб Европы.
Это знает и чувствует каждый русский человек, гордый за свою родину. Русский воин нанес смертельный удар фашистскому зверю, ныне пытающемуся спасти свою шкуру, уползая в свою берлогу. Советское государство освободило мир от величайшей опасности, которая угрожала всему развитию культуры на земле. Победу Красной Армии некоторые иностранцы называют “русским чудом”. Это “чудо” совершено русскими, советскими людьми на фронте и в тылу. Однако в этом нет ничего сверхъестественного и необъяснимого.
Победила советская техника, победил советский человек. Одно неотделимо от другого. Нынешнюю войну называют войной моторов. Победил советский мотор в руках советского человека. Это значит, что победили советская наука и советская культура. За три года войны люди науки, люди труда и люди военного дела тесно спаялись в общем подвиге. Их всех объединила родина. Русский народ наново узнал себя в испытаниях Отечественной войны, в ее страде и в радостях ее успехов. Война, которая проверяет государства и народы, измерила величие русского духа. Русскому народу много дано его богатой историей, много он сделал, и многого ожидают от него все другие нации и племена. ‹…›
На конференции Московского университета было прочитано на пленарных заседаниях свыше 60 докладов. Был обрисован в общих чертах весь путь русской науки. В Европе сначала не замечают этого русского пути. Иным казалось, что он за пределами большой науки. Русские ученые еще не были “приняты” в нее. Русский язык был совсем чужд ученому миру Западной Европы. ‹…› Вплоть до 1917 года, до Великой Октябрьской социалистической революции, выдающиеся русские ученые входят в мировую науку большею частью как одиночки. Русские университеты и институты, скованные ограничениями царизма, еще не становятся мировыми центрами научной мысли. Мало того: в иных случаях выдающиеся русские ученые становятся известны за границей раньше, чем в России. Царский режим стесняет и ограничивает развитие русской науки, и это отражается на ее месте в науке мировой. Царское правительство не могло, да и не хотело доставить науке русского народа то положение, какого эта наука заслуживает. ‹…›
В советском государстве русская наука полностью развернула свои силы. В заключительном докладе академик А. Я. Вышинский показал, в чем заключается творческая сила советского государства. Оно покоится на науке и поощряет науку. Смелое научное исследование – в самой природе советской власти. Ленин и Сталин – великие мировые ученые и деятели. Советское правительство не только сняло все и всякие ограничения с научной мысли: оно предоставило в распоряжение науки огромные материальные средства.
Московская университетская конференция была смотром русской науки в советское время и, в частности, во время Отечественной войны. Мы не станем перечислять все достижения русских ученых. Это и невозможно в небольшой статье. ‹…›
Роль русской науки в развитии мировой науки велика и заметна. Ей предстоит быть еще более видной. В некоторых областях знания русская наука должна занять ведущее место. Морально-политический разгром фашизма должен дополнить военную его ликвидацию. Вооруженная передовой философией, русская наука должна очистить мировую культуру от всего того, что было внесено в нее фашистским мракобесием, мистическим идеализмом, реакционными взглядами на общество»[145 - Демидов К. Русская наука и мировая культура / Научная конференция «Роль русской науки в развитии мировой науки и культуры» в Московском ордена Ленина государственном университете имени М. В. Ломоносова // Славяне. М., 1944. № 7. Июль. С. 27–29. Существует версия, что псевдонимом К. Демидов в 1940-х гг. пользовался Д. И. Заславский (ср.: Блинов В. А. Был лермонтовский год… // Уральский библиофил. Челябинск, 1989. С. 18–21).].