Пепел

– Потом мне приснился чудесный лес, – воодушевленно рассказывал малыш, поспевая за взрослым. – Там были сказочные звери, про которых ты мне рассказывал той ночью! И тигр, и лев, и лошадь полосатая! Помнишь, ты рисовал мне?

Степан довольно кивнул, напомнив:

– Зевра.

– Ага, зевра!

– И что же, они все дружно жили? – поинтересовался парнишка.

– Ну да.

Он вздохнул:

– Во сне и сказке все так хорошо! В жизни бы тигры слопали твою зевру.

– Как же? – ахнул малыш, не веря своим ушам.

– Потому что они хищники. То есть… Значит, любят мясо и жить без него не могут. Вот, например, коровы – они едят траву, а кошка твоя Мурка – мясо. Она хищник.

Нагруженный новыми знаниями, Васютка умолк в раздумьях.

Только они подошли к дому, Степан сразу заподозрил неладное. Белокрыл был запряжен по всем правилам, дверь оставлена нараспашку. Нетерпеливо загнав коров и с тревогой отослав Васютку, парень зашёл в хату.

Складывая вещи в огромную сумку, у сундука стоял Дмитрий; взволнованный отец у стола заворачивал ему еду.

– Что стряслось? – недоумевал замерший на пороге Степан.

– В город нужно съездить, – кратко ответил брат, явно утаивая правду.

– Зачем?

Отец напряжённо молчал, хотя глаза его блестели, говоря о большой беде.

Дмитрий сложил еду в сумку и вышел во двор, к коню. За ним поспешили все остальные.

– Митька, да скажи же ты! – дёрнул его за рукав Степан, прежде чем тот поставил ногу в стремя.

Нехотя старший ответил, стараясь, чтоб отец не расслышал его:

– Война, говорят, будет.

Земля точно затряслась под ногами; оправившись от удивления, Степан продолжал:

– С кем? Почему?

– С немцами, – буркнул Дмитрий, запрыгивая на коня. – Почему – не знаю. Убили кого-то.

Старик робко тронул сына за колено и перекрестил его.

– С богом, Митенька… Осторожней…

Молча стегнув коня, он выехал на улицу; отец дошел до ворот и опёрся о плетень, точно подрубленный.

Степан торопливо зашагал рядом с лошадью.

– Убили кого-то… А нам какое дело? А? Зачем нам эта война сдалась?..

– Что ты меня пытаешь? – рассердился брат; угрюмость была ему несвойственна, поэтому он тут же печально улыбнулся. – Я сам ничего не понимаю.

Сердце заныло в груди парнишки. Он крепче сжал стремя:

– Митька!.. Возвращайся только скорее.

Вместо ответа Дмитрий подстегнул коня, и тот сначала перешёл на рысь, затем – на галоп.

IV

Жизнь с тех пор напоминала озерную воду – так же стояла на месте, не утруждаясь наполнить разнообразием дни.

Оставшись наедине с отцом, Степан осознал, что будто вовсе его не знает. В прошлом оба проводили время в обществе Дмитрия, и отец слепо предпочитал старшего сына. Но не от нелюбви к младшему. Дмитрий попросту был ближе отцу: он воспитывал его в лучшее время своей жизни, старший являлся ему светлым образом счастливых лет; Митька с мальства работал с отцом, сопровождал его везде. Неразлучные, они уж не могли друг без друга.

Со Степаном сложилась другая история. Его растили все, но похож он был лишь на себя самого и жил, точно кошка, сам по себе. Отец замкнулся, едва ребенку исполнилось четыре; конечно, он оставался добрым и ласковым, однако любовь и внимание редко пробивались сквозь скорлупу глубокого горя. Дмитрий старался взяться за брата, обучить его работе в поле; все же она его затягивала больше, нежели маленького Степана, и малыш бросал занятие, убегая к животным. Скот был его отдушиной и убежищем, стада – страстью. Им он посвящал себя и отдавал внимание.

Проводив Дмитрия на поезд, семья словно разошлась по швам. Степан порой виделся с Васюткой, но в основном коротал дни со скотиной: то хлев приходилось налаживать, то сена телятам таскать, то коров доить и пасти. К концу года он не без сожаления расстался с одним бычком – продал его и купил козочку. Денег оставалось достаточно, так что, когда Степану предложили молодого солового жеребца, он непременно купил и его, нарек Тишкой за спокойный нрав и обустроил ему конюшню. Тяжёлый ежедневный труд мигом обратил мальчишку в мужчину; никто и не заметил, как и когда успел вырасти Степан: он переменился так же быстро, как жизнь. Если бы Дмитрий неожиданно воротился домой, то уж не признал бы родного брата.

Отец же отныне каждый день посещал церковь и молился за сына; тяжёлые мысли не давали ему покоя, мешали работать. Так все заботы и легли на плечи Степана.

Одним вечером, когда он гнал коров домой, с ним поравнялся человек.

– Здорова, сосед! – протянул он руку молодому пастуху.

– И ты, будь здоров, Петрович. Откель идёшь?

– С почты. На, вот, принес тебе весточку от братухи.

Сердце Степана пропустило удар. Он принял конверт и с жадностью впился в него глазами, точно стараясь угадать: хорошие или плохие новости скрываются за ним.

– Я гляжу, у тебя приплода вдоволь, – заметил Петрович, осматривая умноженное рогатое стадо. – Да тебе и не до меня сейчас! Ладно, бывай! – махнул он и свернул на другую улицу.

Тревога сверлила грудь, однако Степан не разорвал конверта. Загнав коров в хлев, он постоял у ворот в ожидании отца – тот был ещё в церкви, – а затем вошёл в дом.

Темнело. Старая лампада бросала рыжий свет. Степан сидел за столом, склонившись над запечатанным письмом и подперев рукой щеку.

Наконец отец пришел.

– Батя, – упавшим голосом пробасил Степан. – Письмо от Митьки.

Старик оторопел. Бледнея, он приблизился к столу.