Ризван замялся. Дело опять дойдет до разговора о продаже дома.
– Давно не был тут. Решил проведать, как дом. Потом в Баку у меня были дела. Мой брат со мной собирается ехать во Владивосток. Я перед приездом сюда говорил с твоей женой, Гасан. Она мне сказала, что вы все здесь.
– Она скоро тоже приедет… Ей отпуск только на следующей неделе дадут. Я сам на выходные дни приезжаю.
– Чего же вы решили в это время все приехать? Хотя время прекрасное. Здесь осень восхитительна. Но осень время не отпускное.
Все члены семьи взглянули на Махмуда, ожидая ответа от него.
– Я настоял, – ответил тот. – Время сейчас действительно чудесное. Почему бы не приехать? Хотя не все так думают…
– Мы работаем, – сказала Ульвия. – Отцу трудно объяснить, что отпрашиваться с работы сложно, тем более мне. Я работаю с иностранцами. У нас у всех к тому же дети. Они учатся… Приходится разрываться между Баку и Пиркулями…
– Мне вы не нужны, – выпалил Махмуд. – Я со своей женой тут тихо живу… Правильно, Сара? – Он красноречиво взглянул на свою тихо сидящую жену.
– Мама уже не та мама, – говорила Ульвия. – За ней нужен присмотр, впрочем, как и за тобой. Ты это прекрасно знаешь…
– Я думал в свое время, что в старости за мной будут смотреть дети.
– А что мы делаем?! Кто сейчас за тобой смотрит, папа? Ну… не знаю, что тебе ответить…
– Ладно спорить, – тихо произнесла Сария-ханум. – Ризван, пей, пожалуйста, чай.
– Как там во Владивостоке? – спросил Махмуд.
– Ничего, нормально.
– Ворота на Восток, так сказать…
– Жить можно. Свободы, так сказать, экономической все же там побольше, чем у нас. Хотя тяжело. Иногда сталкиваешься с отношением к тебе как к человеку второго сорта. Но… У меня там дела идут хорошо. И вообще, там больше возможностей развернуться.
– Я так понимаю, что у тебя нет планов по возвращении в Азербайджан.
Ризван вздохнул:
– Пока таких планов нет. Хотя меня все больше тянет сюда. Правда, как приеду, мое желание уменьшается, особенно при встрече с нашими правоохранительными органами, таможенниками, дорожной инспекцией и так далее.
– Ну, там у тебя во Владивостоке с этим тоже не лучше, как мне говорили.
– Да, конечно, но я там наладил каналы, так сказать…
– Здесь тоже можно наладить. Для брата нашел там какое-нибудь дело?
– Найду. Во всяком случае, пускай он прокантуется определенное время со мной… Дальше видно будет. Ему сейчас тяжело здесь жить. Денег не хватает.
– Денег никогда не хватает. Это, я сказал бы, не только материально-финансовая, но и философская проблема. И чем же ты конкретно занят?
– У меня свой бизнес. Я торгую стройматериалами.
– Все же твое высшее образование тебе понадобилось. Ты, кажется, работал на стройке во Владивостоке.
– Десять лет. Через год после окончания строительного института я переехал жить во Владивосток.
– Я помню… Я думал, что ты уйдешь в область гуманитарных наук. Помню, как ты зачитывался книгами.
– Я люблю, пускай извинят меня «гуманитарники», заниматься конкретными вещами. Пожалуй, из гуманитарных наук только юриспруденция мне по духу… Но у нас всегда была высокая ставка взятки для того, чтобы поступить на юрфак… Так вот. После стройки я ушел в кооператив – во время перестройки. Сделал хорошие деньги. Думал возвращаться снова в строительство. Но подвернулось хорошее дельце. Я с товарищем-бакинцем открыл магазин. Дело пошло, и я в нем уже почти десять лет.
– Говорят, там надо крышу иметь, чтоб самостоятельно бизнес вести.
– Везде нужна крыша. Да, конечно, мы платим. Но все равно нам остается неплохая сумма.
– Кому платишь, нашим или местным?
– Нет, местным. С нашими я наладил определенный… как сказать… модус операнди. Наоборот, стараемся помочь друг другу, хотя все знаем, что со взаимопомощью у нас не все в порядке. Но в любом случае определенная спайка помогает. С местными у нас тоже все заметано, особенно не пристают. Наших зажимают государственные органы, полиция.
– Но наши сами иногда повод дают. Наркоторговлей занимаются, например…
– Верно. Есть такое… Ладно, а как вы живете?
– Живем, слава богу. Ульвия хорошо устроилась. Гасан работает в налоговой полиции…
– Бр-р-р-р…
– Вот-вот. Я тоже бр-р-р-р… Но время свои правила диктует. В налоговой полиции сейчас хорошо зарабатывают. Вернее, хорошо дерут…
– Только, папа, не надо морализаторствовать, – вставил Гасан.
– Нет. Мораль сейчас никому не нужна. Она всем мешает… Я недавно издал книгу на философскую тему. Почти никто не покупает… Так вот, что касается меня… Меня снимали с работы, потом восстановили. Я одно время преподавал… Сейчас ничем не занят, хотя формально числюсь на должности. Здоровье подводит, и желания нет. Ученые вынуждены находить вторую работу, торговать или заниматься черт знает чем еще. Но в этом никто не виновен. Такой маленькой стране, наверное, такая большая орава ученых не нужна. Необходимо сокращение… Но не будем касаться глобальных вопросов. За последнее десятилетие столько разговоров о политике, что меня уже тошнит. Поэтому я убегаю сюда. И телевизор не разрешаю включать. Радио достаточно для коротких новостей. Меньше этой идиотской информации…
– Папа, ты можешь так говорить, – сказала Ульвия. – Тебе не надо зарабатывать на жизнь. Ты можешь жить прекрасно отшельником…
– Ты хочешь сказать – на твои деньги?! В свое время вы все жили на мои!
– Успокойся, папа. Я не обвиняю тебя… Я просто хочу сказать, что другие не могут так жить. Вот и все.
Ульвия покачала головой и выразительно посмотрела на Ризвана:
– Папа стал очень нервный в последнее время.
– Нервы… Они же не железные, – попытался найти оправдание для ее отца Ризван.
– Да ну все это… Давай махнем утром на рыбалку, Ризван, – предложил Махмуд.
– Вот это здорово! С удовольствием!
Они еще полчаса поговорили о жизни, и Ризван покинул соседей. Ульвия проводила его до ворот. Они остановились у калитки.
Он внимательно глядел на Ульвию. Та смутилась, улыбнулась…