Мемуары монаха. Если бы правда была рассказана

– Можете заплатить мне сколько захотите.

– 250 рупий в день?

– Хорошо, сэр.

– Пойдемте.

– Я возьму вашу сумку, – любезно предложил он.

Только через несколько минут я осознал, что больше не несу никакой груз. Есть такое свойство у багажа – вы привыкаете повсюду таскать его на себе. Вы понимаете, что он много весит, но каким-то образом его вес становится частью вашей жизни. Только сбросив груз с плеч и ощутив легкость, вы вдруг осознаете, насколько он был тяжелым.

Мой новый проводник Маниш показал мне пару гостевых домов, и там мне задали все те же вопросы. В итоге он объяснил мне причину загадочного поведения гостиничных менеджеров: когда они не заняты работой и не смотрят крикет по телевизору, им очень хочется проводить время в общении с людьми. Свободных комнат нет, но поговорить с незнакомцем все равно приятно.

Не особенно преуспев в своих поисках ночлега, я попросил Маниша отвести меня в какой-нибудь крупный отель, но проводник ответил, что таких здесь нет. Тут я понял, что он на самом деле не знает город; просто он мне соврал. Но, как бы там ни было, я уже умирал от голода. Мы ухитрились отыскать джайнское кафе-дхабу, где готовили вегетарианскую еду без чеснока и лука. Я старался избегать этих продуктов, так что рецепты мне понравились – но сама еда оказалась безвкусной. Однако я был слишком усталым, чтобы жаловаться, и вдобавок у меня болела голова. Так что я проглотил то, что было на тарелке, в то время как мой гид явно ел с удовольствием. Выйдя из дхабы, я купил в ближайшем киоске две бутылки охлажденной воды. Открыв первую, я вымыл лицо и остаток воды вылил на голову. Вторую бутылку я выпил залпом.

К шести часам вечера мы наконец решили вопрос моего ночлега – для меня нашлась комната в «Пуджа Гест Хаусе». Прощаясь с Манишем, я попросил его прийти на следующее утро.

Теперь у меня была комната, но спать я не мог из-за усталости и обезвоживания, о котором ясно свидетельствовал цвет моей мочи. Вот какой я, оказывается, хрупкий. Были времена, когда я каждый день играл в бадминтон, время от времени брал уроки гольфа, поднимал штангу и регулярно устраивал 20-километровые пробежки. Однако сегодня я провел всего один день в «реальном мире» – и вымотался до предела. Очевидно, что, уповая на свою спортивную подготовку, я просто льстил самому себе.

Я осознал, что физически совсем не готов к трудностям монашеской жизни. Если даже дневная жара кажется мне невыносимой – есть ли у меня шансы выдержать аскезу и строгий режим медитации? Я понятия не имел, как подготовить тело к такой суровой практике. Конечно, я понимал, что жизнь сама преподаст все уроки. Нужно только быть открытым и готовым учиться.

Я лежал и думал о своем, пока еще мирском, пути.

2. Мистик

Моя мать выросла в глубоко религиозной среде и привыкла с почтением относиться к религиозным деятелям. Она не упускала возможности участвовать в даршанах с мистиками и святыми, которые посещали наш город.

Однажды в обеденный перерыв она вышла с работы, чтобы получить благословение одного необычного святого, о котором ей много рассказывали. Говорили, что он вообще не спал и даже не моргал. Он почти непрерывно хранил молчание. Вечно оставаясь в пути, он нигде не ночевал больше одной ночи и не возвращался в те города, в которых уже побывал.

Едва увидев мою маму, святой сказал ей:

– В месяце Маргаширша, на растущей луне, ты произведешь на свет необычного человека.

Мама не привыкла сомневаться в словах мудрецов, но это было совсем не то благословение, какого она ожидала от святого, известного своим постоянным молчанием.

– Бабаджи, у меня уже есть двое детей.

– Это не важно, – ответил он. – Один из нас придет после долгого ожидания. Святой.

У мамы сжалось сердце. Один из них? Святой? Значит, рано или поздно он отречется от обычной жизни и уйдет. Она опустила голову и сидела молча, пытаясь успокоиться.

– Да, он отречется, – мудрец как будто читал ее мысли. – Когда он родится, вспомни обо мне и приложи к его губам листья туласи – это будет мое подношение.

Мама поклонилась ему и собралась уходить. Ее мысли путались. Она считала, что состав ее семьи уже оптимален и рожать третьего ребенка нет необходимости. Вдобавок мысль о том, что она все равно потеряет этого ребенка, поскольку он станет бродячим садху, казалось невыносимой.

– Ты всего лишь посредница. Не сопротивляйся мудрости Божественного, – добавил мистик и протянул маме щепотку священного пепла. – Съешь это в день экадаши. Когда ребенок родится, все увидят дождь из цветочных лепестков и радугу.

Мое рождение было хотя и предсказанным, но совсем не запланированным, как потом признался отец. Первого сына они с мамой потеряли; потом у них родились еще мальчик и девочка, и у них не было ни планов, ни надежд на появление третьего. Тем не менее через пятнадцать месяцев после предсказания, на 12-й день Маргаширша, при растущей луне, я родился в государственной больнице.

Дождик утром был обычный, и длился он недолго; а радуга и вовсе не появилась. Роды прошли стремительно: отец и другие члены семьи не успели даже доехать до больницы. Традиционный обряд гутти, когда дядя по отцовской линии дает новорожденному немного меда, вместо папиного брата провела медсестра. Однако мама не забыла про туласи. Она выдавила пальцами немного сока из листьев этого растения и смочила мне губы. Через полчаса пришел отец и дал мне имя «Амит».

В надежде, что жизнь сложится не так, как было предначертано книгой судеб, мама никому не говорила о предсказании мистика. Только спустя более тридцати лет, уже после того, как я принял монашество, она увидела меня в шафрановых одеждах и наконец раскрыла свой секрет.

Время шло. Мне исполнилось пять лет. В один из дней начались летние каникулы. Родители были на работе, а меня с братом и сестрой оставили дома. Раджан и Диди играли во дворе, но мне эти игры были не интересны, и я искал какое-нибудь другое занятие. В гостиной стоял большой сервант; покопавшись в нем, я обнаружил на нижней полке стопку комиксов. Охваченный любопытством, я сел на пол и начал листать цветные страницы.

Меня увлекли интересные иллюстрации, хотя читать сплошной текст я тогда еще не умел. Однако, присматриваясь к речевым пузырям, я с удивлением заметил, что написанные в них буквы постепенно сами собой складываются в слова, а из слов формируются фразы. То был мой первый опыт чтения предложений.

Каждый вечер перед сном мама рассказывала мне сказки, но сейчас я вдруг открыл для себя целый мир новых историй. Я сидел, читал и смеялся, потому что каждое слово наполняло меня невыразимой радостью. Казалось, автор обращался лично ко мне. Я чувствовал себя так, будто иду с кем-то за руку по темному лесу и дорогу нам освещает фонарь, который мой спутник держит в высоко поднятой руке. С каждым шагом луч фонаря выхватывал из пространства впереди целые новые миры. Так я сидел и читал, пока утро переходило в день.

Потом пришла Диди и предложила мне поесть, потому что было время обеда. Я не отозвался. Я хотел не есть, а читать истории. Сестра приходила все снова и снова, и я каждый раз отнекивался. Ей тогда исполнилось всего 11 лет, но она была самой старшей из нас, а потому ответственной за то, чтобы накормить меня обедом, который мама готовила утром, перед уходом на работу.

– Уже четыре часа дня. Тебе нужно пообедать.

Я продолжал читать.

– Амит!

Я не отвечал.

– Амит! Я с тобой разговариваю!

– Я не хочу есть.

Она потрепала меня по щеке и сказала:

– Скоро вечер. Пожалуйста, съешь что-нибудь.

Она знала, что меня невозможно силой заставить что-либо сделать – даже если это в моих интересах. Единственным способом убеждения была любовь.

– Ладно, через пять минут.

– Ты весь день это говоришь.

– Через пять минут, честно.

Через полчаса Диди еще раз попытала счастья, и снова с тем же результатом. Но больше она этого выдержать не могла. Разогрев обед, сестра принесла его мне на тарелке.

– Я не голоден, – произнес я, не глядя.

– Поешь, пожалуйста. Скоро придут папа и мама.

– Я хочу дочитать комиксы, Диди. Не мешай, пожалуйста.

Она отломила кусок чапати, положила на него овощи и бобы и поднесла к моему лицу. От аппетитного запаха мой рот наполнился слюной, и я разомкнул губы, что позволило сестре протолкнуть между ними еду. Не знаю, сколько лепешек она скормила мне таким образом, но я съел все. Потом поцеловал ее в щеку и вернулся к чтению. То был мой любимый обычай – по утрам и вечерам целовать в щеку маму и сестру. В те дни, когда у меня было хорошее настроение, я делал это чаще. Они заботились обо мне с великой любовью, и рядом с ними я чувствовал себя счастливым и защищенным.

Поднявшись с пустой тарелкой в руке, Диди сказала:

– Я рада, что ты поел. Для мамы это будет облегчением.