– Гриша, Семен, чай будете?
Тим поднимает руку, но я делаю вид, что не замечаю его. Семен женат, он меня мало волнует, а вот Гриша – свободен. Я ставлю перед ним чашку и говорю:
– Положила две ложечки сахара. Так будет вкуснее.
– А давайте не будем Настю отдавать? – хохочет Семен. – Так уютно ни в одном гараже на моей памяти не было.
– Я слишком дорого стою, увы, – улыбаюсь благодарно.
Тим достает мобильник и начинает с кем-то переписываться. В какой-то момент его лицо вытягивается, и я пугаюсь, не переборщила ли.
Он смотрит на меня, в телефон, снова на меня.
– Не понимаю, – говорит.
– Что случилось?
Тим хмурится.
– Насть, а ты была права, – произносит он медленно. – Твои поиски остановлены. Шилов сообщил волонтерам, что ты нашлась и что у тебя все в порядке. Это как вообще?
Атмосфера мгновенно меняется, от былого веселья ни черта не остается. Мы резко вспоминаем, что происходящее – не игра.
Опускаюсь на краешек стула и киваю:
– Я же говорила.
– Тебя больше не ищут.
– Ищут. Он сам, без свидетелей. И скоро найдет, поэтому… – Я срываюсь на дрожь, но беру себя в руки, широко улыбаюсь и заканчиваю бодро: – Нам нужно поторопиться с сообщением о выкупе.
Глава 12
Шелби галопом носится по комнате, и я его понимаю: внутри столько дури, что и бесконечной уборкой не выбить. Мы с Тимофеем лежим в кровати, пялимся в потолок и… по очереди вздыхаем.
Заряженные, отбитые. Оба два.
Сердце выстукивает дьявольскую чечетку. Губы сохнут, беспокойные пальцы покалывает. В этой комнате с каждым днем все жарче. Я почти привыкла к ежедневным вечерним агониям.
Тим открывает свой бесстыжий рот:
– Слушай…
– Нет.
Он цокает языком.
Пахнет от него терпким гелем для душа, дезодорантом, и я приподнимаю брови, размышляя, зачем он так намывается перед сном. Лежит, весь доступный, в полуметре. Когда Тим выиграет все гонки мира, я буду думать о том, как легко могла его получить сколько вздумается. А он обязательно выиграет.
Шелби ракетой проносится по кровати.
– В человеческом теле двести шесть костей, – вкидывает Тимофей вполголоса. – Хочешь, покажу двести седьмую?
Господи.
– Нет уж, спасибо! Зачем мне смотреть на мутантов?
– Насть, ты прикалываешься? Если это игра такая, – чеканит он слова, – то ты, девочка, заигралась. – Берет мою руку и кладет на член.
Каменный.
Эмоции взрываются, я резко отдергиваю ладонь, словно ошпарившись огнем. Сажусь ровно, Тим тоже поднимается.
Пульс зашкаливает, предельное напряжение разрядами тока бежит по телу. Оно кости выкручивает, все двести шесть. У Тима на одну больше, а значит, ему еще хуже, наверное.
Вот бы почувствовать ее в своем теле.
В комнате – печка. Выступают капельки пота. В висках стучит. Мы пялимся друг на друга. Я надышалась его запахом так, что сейчас завою. Какая глупость. Какая дура.
Зажмуриваюсь.
Он вздыхает.
– Просто расслабься, – размазывает по стенке хриплым голосом и мягкими интонациями. – Я хорошо тебе сделаю. – Тим переплетает наши пальцы, чуть сжимает. – Я о тебе думаю, Насть. Не смотри, что я на обочине сейчас топчусь, я еще вернусь в гонку.
Он наклоняется и касается губами щеки, шеи. Касание такое простое, нужное, меня же разрывает от эмоций и ощущений. Тим тут же стискивает руку, как бы фиксируя, не пуская. Он так правильно соблазняет, что хочется закрыть глаза и отдаться. На миг становится неважно, что будет потом.
Он ведет горячими губами. Целует такие важные точки, такое концентрированное удовольствие от этого… Я таю весенним снегом. Могла бы утонуть в этом удовольствии.
Шелби проносится по комнате, со стола что-то падает. Я сглатываю скопившуюся для поцелуя слюну, усмиряю обезумевшее сердце. И развеиваю магию:
– Я бы трахалась с тобой все это время без остановки, не сомневайся. Если бы ты не умудрился в прошлом отыметь мою сестренку.
– Да твою-то мать!.. – Тим раздраженно отстраняется.
Мы снова друг на друга пялимся. Вместо глаз в темноте – черные дыры, но и ладно. Наши эмоции не надо видеть, они осязаемы.
– Сложно найти того, кто не отымел бы твою сестренку, – говорит он искусственно ровно.
– Нельзя плохо говорить о бывших, это красный флаг!
– Повесь его над моей кроватью, – бросает Тим. Поднимается и идет к выходу.
Кричу ему вслед:
– Ты куда пошел? Сдавать меня?
– Воды попью! Спи!