Рекорд

И еще я не знаю, почему мне нравится его провоцировать! Вероятно, это тоже последствия изоляции. Мои джинсовые шорты неприлично короткие, обтягивающий топ надет на голое тело.

Демонстративно эффектно наклоняюсь в поисках большой пивной кружки, которую вчера нашла и отмыла.

Тим присвистывает. Я широко улыбаюсь, но, когда поднимаюсь, от моей улыбки не остается и следа.

– Будешь свистеть, денег не будет.

Его взгляд плывет по мне.

Набираю воды, ставлю букет в воду и вдыхаю аромат зелени.

– Скажи что, – чеканит Тим.

– Что «что»? – переспрашиваю, обернувшись.

– Что мне сделать, чтобы оборона пала? Купить тебе что-нибудь? Подарить? Я с ума схожу, Настя, запреты на меня отвратно действуют. – Он сокрушенно падает на барную стойку. – Я только о тебе думаю.

– Господи, какой ты лицемер.

– Да я клянусь!

– Это будет самое долгое похищение в моей жизни, – бормочу я себе под нос, тяжело вздохнув.

– Кстати да, я ведь могу тебя просто связать.

– Ха-ха-ха, Тима. Я даже буду чувствовать себя польщенной. Как человек, который окончательно доломал твою жизнь и карьеру.

– Ну Настя, – повторяет он. Подходит, берет меня за руку. Прижимает к груди и заглядывает в глаза.

Хохочу!

– Какая экспрессия! Какие взгляды!

– Как насчет свидания?

Качаю головой.

– Я же сказала, что нет. Я, может, и в рабстве, – киваю на ведро с грязной водой, – но не в сексуальном. Так мы не договаривались. – Пытаюсь отнять руку.

Он позволяет лишь после третьей попытки.

Я приступаю к измерению рулеткой очередного шкафчика. Тим – вновь за барной стойкой.

– Я подарю тебе кубок, который получу в гонке в Нюрбургринге. Хочешь?

– Увы, меня не интересуют кубки.

– А что тогда?

– Влюбись.

– Что-о? – тянет Тим, брезгливо рассмеявшись.

– Нюрбургринг – одна из самых опасных трасс в мире, с кучей сложнейших участков. В общей сложности там погибло под сотню гонщиков и неизвестно сколько туристов. На ютубе я просмотрела на днях десятки видео с авариями! Но… победа в гонке звучит для тебя правдоподобнее, чем втрескаться, верно?

Пару мгновений он недовольно меня разглядывает. Флер придурка скинул, теперь настоящий. Такой Тимофей меня пугает, а еще… именно такой мне нравится.

Наконец, он произносит:

– Кубок хоть продать можно, а любовь – это эфемерная субстанция, благодаря которой можно максимум накатать пару слезливых стишков. Толку никакого.

Я вновь подхожу, тоже опираюсь локтями на стол, зеркаля его позу, прикусываю нижнюю губу.

– Я жалостливая, Тим. Если бы ты влюбился и страдал, то возможно, я бы и переспала с тобой пару раз чисто из жалости.

Он досадливо морщится и отстраняется.

– Ну Настя.

Пожимаю плечами и отвечаю резко:

– Ты спал с моей сестрой. Точка.

Я возвращаюсь к работе.

– Какое-то проклятье. А сейчас тебе меня разве не жалко? – басит Тим пафосно.

– Нет.

– Да ептиль! – Он выпрямляется. – Две близняшки, Насть, пусть не одновременно, но… – опять включает идиота.

– Какой ты мерзкий.

– Вечером сделаю тебе массаж, а там посмотрим.

Я снова громко смеюсь, пока Тим не уходит, кажется полностью собой довольный. Засранец. Киплю от негодования, но остаток дня прокручиваю в голове наши дурацкие диалоги и улыбаюсь.

* * *

Вечером я приглашаю ребят подняться, и они втроем застывают на пороге, пораженно разглядывая обновленную кухню.

– Плита, кстати, рабочая, я ее отмыла. Остальную технику придется купить, – рассказываю гордо. – Стол заржавел, я постелила скатерть, и теперь вполне даже миленько. – На нем стоит кружка со свежими цветами от Тима, салфетница и ваза с фруктами. – Диваны пыльные, но я обтянула чехлами, и тоже пока сойдет. Ну а потом вы получите выкуп, и все здесь обновите.

Семен и Гриха восхищаются, Тимофей же делает вид, что ему все равно.

Мы ужинаем лапшой, после чего я присаживаюсь на диван. Тим устраивается рядом, перекидывает руку, пытаясь меня приобнять. Стреляю в него полным раздражения взглядом, но он не касается плеч, поэтому не ругаюсь. Ведет себя так, будто хочет показать друзьям, что я уже занята. Приревновал?

Закатываю глаза. Встаю и спрашиваю: