Зови меня Яга

– Кто ты такой? – вопрос на вопрос, старая уловка, но плевать на этикет. Что-то странное было в этом незнакомце, от чего хотелось оказаться в своей избе, да с запертой накрепко дверью. Он слегка склонил голову набок и пожал плечами:

– Люди зовут меня Птицелов.

Ничего не приходило на ум. Скорее всего, это просто его ремесло.

– Расскажи, что меня ждёт, – настойчиво попросил мужчина. Усилием воли я отвела от него взгляд и отрезала:

– Нет!

Домой, домой. Я подхватила свой короб и зашагала по знакомой тропинке, не оборачиваясь и не разрешая себе перейти на бег. Идти и дышать, идти и дышать. Поднялся ветер, и лес шумел, заглушая стук моего сердца. Он ждал меня во дворе. Старый серый гусак, мой любимец, ластился к Птицелову точно котенок, вместо того чтобы прогнать незнакомца шипением, ударами клюва и щипками.

– Ты берёшь с людей плату за ворожбу. Я забыл, – спокойно сказал Птицелов, словно наш разговор и не прерывался. – Чего ты хочешь?

– Как ты это сделал? – жалобно спросила я, указывая на гусака.

– Птицы любят меня. И слушаются, что бы я ни приказал.

– Ну да, конечно! – не удержавшись, фыркнула я. – Надеюсь только, что Серый Вожак не отравлен. Глупый фокус.

На лице незнакомца отразилось непонимание, и я перефразировала:

– Шутка. Трюк.

– Я не скоморох, – нахмурился мужчина. – Ты не веришь? Смотри.

Он закрыл глаза и поднял руки вверх. В тот же миг из леса начали вылетать птицы. Сотни птиц всех видов. Они кружили над моим двором, закрывая небо, пока я не крикнула, закрыв глаза и заткнув уши:

– Хватит!

Хлопанье крыльев стихло, и вернулся солнечный свет. Тяжело переводя дыхание, я прислушивалась к беспокойному меканию коз и кудахтанью наседок, очевидно, испуганных не меньше моего.

– Я просил предсказание, – напомнил Птицелов, и внутри меня разлилась ядовитая злость.

– Ах, предсказание? Ну, чем я не цыганка. Слушай. Ты встретишь красивую, добрую девушку, и она полюбит тебя, – увидев, как скривилось лицо мужчины в скептической гримасе, я осеклась, и следующие слова вырвались сами: – А потом она умрет родами вместе с ребёнком.

Птицелов молча смотрел на меня – не живой человек, а статуя. От его слов повеяло холодом, когда он ответил:

– Я спрашивал не о прошлом, а о грядущем. Впредь смотри лучше, ведьма.

– Я не умею, – чётко выговаривая каждое слово призналась я, но с ужасом поняла, что он мне не верит.

– Не знаю, почему отказываешь, но дело твоё. Мне просто было интересно.

– Интересно? – выдохнула я ошеломлённо, и он кивнул.

– Ты кормила лесных птиц зимой. Зачем?

– Пришёл незваный и меня же расспрашиваешь?

Ни тени смущения на лице, но и злости я не увидела. Казалось, он вспоминает каково это – общаться с людьми.

– Хорошо. Когда мне прийти?

– Осенью? – ляпнула я. – Не обязательно этого года.

Птицелов зачем-то посмотрел на небо, потом со вздохом кивнул и также молча зашагал в сторону леса. Мне было не так важно услышать что-то вроде «до свидания», но мужик определенно асоциальный, если не сказать безумный. Глядишь, забудет про меня, всё равно гадалка я липовая.

Шмель прыгнул на поленницу, спугнув какую-то птичку. Ничуть не расстроенный неудачей, серый кот стал точить когти и ластиться ко мне, требуя внимания. Я почесала его широкие плотные щеки – ну и дубовая же шкура, и замерла на месте. До меня только сейчас дошло. «Откуда он знает, что я кормила птиц? Следит за мной? Зачем и давно ли?», – сердце билось всё быстрее, пока я не выругалась вслух последними словами. Мое бесстрашие зиждилось на безразличии к собственной судьбе. Когда мне стало не всё равно?

Я выпустила коз из загона и те стали баловаться. Молодые козлята прыгали, отрывая от земли разом все четыре ноги, и увлеченно бодались друг с другом. Опытные козы торопливо ощипывали кусты, пока не шуганула их в сторону леса и не закрыла калитку. Я торопилась снять черепа на тропинке. Пусть придёт кто угодно, самой глупой деревенской бабе я сейчас была бы рада.

Невыносимо хотелось поговорить с обычным человеком, а, если повезет, местные слышали что-нибудь про этого Птицелова. Я не верила в магию. Оставляла домовому молоко с хлебом, конечно, ну так у меня этих домовых пушистых – полный дом. Есть кому тяжко придавить грудь посреди ночи, намурлыкивая что-то при этом. Все местные ворожеи и колдуны казались мне ловкими обманщиками. С птицами наверняка такая же история – хитрый фокус, чтобы произвести впечатление.

– Тебе ещё грибы чистить! – сказала я вслух, и повседневные хлопоты отодвинули и страх, и всё сверхъестественное в дальний угол сознания. Этот способ меня ещё никогда не подводил.

Глава 11

Был сжат и обмолочен хлеб, но гуси ещё не потянулись в теплые края. Марья с мужем появились как снег на голову. Я уже и думать забыла про глупую молодуху с первенцем. Младенца с ними не было, а вот живот у деревенской подозрительно топорщился под сарафаном. Я вздохнула. Неужели маленький Ждан решил не жить на этом свете? Не успела ни спросить, ни поздороваться – эта парочка бухнулась на колени, и баба запричитала:

– Матушка Ягиня, не гневайся!

– Толком говори, дура! – крикнула я, улучив короткий промежуток, во время которого Марья набирала в грудь побольше воздуха.

– Не случилось пшеничной муки-то! Не забирай дитятко, пожалей!

Жив значит, Жданчик, с няньками оставили. Ну, теперь стоит младенцу заболеть – точно на меня валить станут. Я мысленно взвыла. Кому он нужен, сопляк ваш!

– Что тогда в телеге?

Марья толкнула мужа локтем, живо поднялась, отряхнулась и заговорила вполне деловито:

– Ржаная мука, самая наилучшая, пожуй щепоточку – не вру. Кроме ножа – топор. И соли возьми мешочек, не в обиду, от чистого сердца.

– Если пёс и белая коза жизнью довольны – приму и будем в расчёте, – Марья закивала головой с таким жаром, что как только она не оторвалась. Я повернулась к мужику и скомандовала: – Заводи лошадь во двор.

Я решила накормить гостей и пригласила их в дом не потому, что так было хорошо и правильно. Мне просто нужна была информация. Марья всегда болтала без умолку, только волю дай, а услышав, про кого я спрашиваю, и вовсе округлила глаза и затараторила ещё быстрее обычного:

– Кто же про Птицелова не слышал! Давно его не было в наших краях, но люди-то всё равно говорят. Да не сказки это! – убежденно воскликнула она, увидев, что я усмехнулась.

– Он посевы спасти может – от полевок, либо от саранчи, – выдохнула с благоговением Марья, и я поневоле задумалась о том, какую важную роль занимал хлеб в жизни местного люда. – Ястребы, да совы налетят – мышей пожрут, насекомых – воробьи склюют али другие птички. Может послание передать в края далекие – не почтовым голубем, любая птица его слушает. А то князья друг на друга попрут! Тогда с кем Птицелов – тот и победил, можно людей больше не губить, и так всё ясно. Он же с высоты видит всё глазами птичьими, не спрячешься.

Всё, что говорила деревенская баба, следовало делить на десять – не ошибешься. И всё-таки мне стало не по себе. Марья не унималась:

– Дичь любая мелкая ему доступна, да и сами птицы – говорят, правителям разным приносил он редкостных птичек.

– И Жар-птицу? – влезла я, утомившись слушать про этого птичьего бога.

– Про такую не слыхала. Словом, богат Птицелов без меры, много знает, а где живет – никому неведомо. Служить его не заставишь, уговорить только можно. Говорят плату он требует странную, всегда разную.