Сказки белой совы

– О как! – восхитился Анри – Я что, в сказку попал?

– В сказку ты давно попал, – ответила сова, – когда коньяк в городе Н. палёный купил. А это Памфилий, домовой, он настоящий.

– Анри, – не вставая с корточек, представился Анри, – человек. Так и будем на пороге стоять? Проходите, гости дорогие. Симеон, ты думаешь, я тебя не вижу или не запомнил? Что прячешься?

Симеон вылез из-за угла, выглядел он смущенным.

– И не сердишься? – тихо вопросил мыш.

– За сыр, что ли? Не сержусь, хотя спросить можно было. В следующий раз будь любезен в известность ставить о своих деяниях.

Симеон застенчиво кивнул и вошёл вместе с остальными. В квартире царила тишина. В коридоре свет Анри зажёг, в глубине квартиры мигала огоньками ёлка. Туда и пошли. Стол был придвинут к дивану. На столе почти пустая бутылка виски, пока ещё закрытая бутылка шампанского и коньяк. На тарелке нарезанный хлеб, открытая банка с икрой, масло. На углу светится серо-голубым экраном ноутбук изрядных размеров.

– И что это тут у тебя празднуется, – противным голосом поинтересовалась сова, – ты вообще в курсе, что Новый Год на носу?

– Так один я. Один. Мне перед кем тут выделываться? Мне закуски и выпивки должно было хватить, в духовке ещё курица стоит. На бутылке. Вы пришли – это просто чудо какое-то, но я об этом знать не мог.

– Теперь знаешь? – ещё более противным голосом спросила сова, – Давай скатерть стели, ещё тарелки доставай. Мы тут печенье принесли, орешки, сыр, – сова ехидно покосилась на Симеона и даже ухитрилась так щёлкнуть клювом, что Симеон заметно уменьшился в размерах.

Анри вздохнул и поплёлся в другую комнату добывать скатерть. Добывал он её долго. Троица успела переглянуться, перешептаться и к возвращению хозяина выстроиться в боевом порядке. После чего всё завертелось, как хорошо смазанная карусель. Стол приобрёл праздничный вид, ноутбук перекочевал на журнальный столик, ёлка, наоборот, переместилась в центр комнаты и замигала, кажется, гораздо активнее и ярче. Домовой прошмыгнул по углам, убежал, топоча на кухню, растеряв изрядную долю напускной солидности. На кухне что-то загремело, зашуршало, потом зашкворчало. Итогом всех этих звуков явилось возвращение Памфилия со сковородкой, на которой посреди румяных картошин возлежала, задрав лапки кверху, курица, покрытая ароматной корочкой. Всё это источало просто одуряющий аромат.

– Что значит хозяин, – восхитилась сова, – вот уж мастер так мастер. Памфилий, ты среди домовых генерал!

Памфилий расплылся в довольной улыбке, полез в мешок и выудил оттуда гусли.

А дальше были куранты, речь с экрана, которую особо никто и не слушал, пузырьки в четырёх бокалах – да-да, шампанского досталось всем, даже Симеон, встав на задние лапки, сумел отхлебнуть золотистого напитка и отчихивался потом добрых четверть часа. Песни под аккомпанемент гуслей, и не вовсе не «Мороз, мороз», а очень даже приятного репертуара. Развеселившийся и протрезвевший Анри, пытавшийся рассказать сове, как он дошёл до жизни такой. Сова отмахивалась, ворчала, слушала в пол уха, обещала прилететь снова, как только минутка свободная выдастся. Симеон, устроивший пляски на столе – вот уж он оказывался всегда шустрее всех.

И неожиданный звонок на мобильный, заставивший замолчать весь квартет.

Анри бросился к телефону, чуть не опрокинув свой бокал вместе со столом, увидел номер, побледнел и выскочил с телефоном в другую комнату. Говорил долго. Вернулся, словно бы просветлев лицом, но с печалью в глазах. Впрочем, печаль эту он так в глазах и оставил, старательно подпевая домовому, а то и начиная песни сам, заставляя Памфилия подбирать к ним мелодию. Оказалось, что под гусли прекрасно идет репертуар Хиля и Щербакова, а вот Медведев не пошел никак.

…И наступило утро. Утро нового года.

Об ушах, причёске и трудностях понимания

– И кто это тебя так? – восхитилась сова, разглядывая Анри.

– Впечатление хотел произвести, – буркнул тот, нервно проведя рукой по волосам.

– Произвёл? – с участливым ехидством поинтересовалась сова. – Какое, кстати, впечатление? Понравиться или чтобы больше не подходили?

– Нет, – ещё более мрачно ответил Анри.

– Почему? И что нет? – изумилась птица. – Такое сложно не заметить.

– Не пришла, – последовал краткий ответ.

– Ай-яй-яй, – сова прищёлкнула клювом. – А что так-то? Обещания выполнять надо. Даже тебе.

– Сам виноват. Ошибся. Никто никуда не собирался идти.

Сова ехидно заухала.

– Странные вы существа, люди. Сами себе придумывают, сами создают проблемы. Торопятся непонятно зачем. А тебе теперь с этой причёской минимум месяц ходить.

– Да отстань ты. И без того тошно. – Анри потянулся к бутылке.

– Давай я тебе расскажу про тебя. Кто-то (не будем когтём показывать, но это был ты, понятно даже ежу) вообразил себя неуязвимым. Да, в общем, и внушил, что ты такой. Неуязвимый в своём равнодушии. А всего навсего ты маленький мальчик, который никак не может распроститься со своими детскими страхами. И из страха быть брошенным, бросаешь сам. Бросаешь каждого, к кому начинаешь привязываться. Да, у тебя это называется принципами и объективностью, а они все сами виноваты. Кто в чём. Так?

– Они не виноваты, – ответил Анри. – Просто они не такие. Они ошибаются, делают глупости. Притворяются сначала лучше, чем на самом деле.

– Не притворяются, – вздохнула сова. – Они живые. И они люди. А идеальных людей, да ещё и идеальных по твоим канонам, не бывает. Потому либо принимать целиком, со всех сторон. Либо остаться одному и озлобляться на мир всё больше.

– Но она… Она… Зачем? Зачем было устраивать этот непонятный розыгрыш, да так, что я поверил?

– А ты уверен, что это был розыгрыш? Ты уверен, что ты не сам всё придумал, досказал, как и несколько лет назад, за неё то, что у неё и в мыслях не было?

– Уверен. Но как! В самом деле, словно эхо моих мыслей. Тут словечко, там полслова. Я и решил, что она придёт.

– И заранее встопорщился? Принял меры? Чтобы показать, что ты вовсе не герой? Да ты ведь давно это показал. Очень давно. Только тебя, вернее, тебе, прощали, прощали долго. Надеялись, что это временно, что герой вернется и плащ у него снова будет белым. Ты глаза вспомни при последней вашей встрече. Разве там обида была, или всё-таки снова прощение и принятие?

– Не было обиды, – кивнул Анри, темнея лицом.

– А теперь допрыгался. Теперь там уже уверились, в том, что герой не только не придёт, но и не было вовсе никакого героя. Как обычно, сам всё и разбил до донышка. Вот и живи теперь с этим, – сова запрыгала на одной ноге, тыча второй в направлении Анри, – пока волосы не отрастут. Но я к тебе не затем летела, чтобы наслаждаться прекрасным зрелищем. Дело есть.

– Какое дело?

– Про оживший памятник помнишь?

– Угу. Надо Артёма искать?

– Не туда думаешь. На постаменте снова какая-то ерунда началась. Теперь у того, настоящего памятника, кто-то уши до блеска начищает и плащ по-разному перекладывает. А плащ, вообще-то, литой, шевелиться не может, даже под звёздным ветром.

– А уши зачем? – изумился Анри.

– А я откуда знаю? Я их что ли чищу? Может, чтобы заметили неладное. Надо добираться туда и разбираться на месте. Поскольку я с людьми говорить не могу, говорить ты будешь. И не отсебятину, а то, что я тебе скажу. Авось разберемся.

На машине до городка добрались быстро. Отыскали гостиницу, заселились. Заселялся, конечно, Анри, сова удрала на подступах и вернулась только к ночи, неся в клюве клочок бумаги с криво нацарапанным адресом.

– Пошли, – потребовала она. – Сначала поешь, адрес вот, заодно и поговоришь с хозяйкой. А потом памятник покараулить можно будет.

Те самые котлеты тот самый гном, который, к слову, и доложил про уши и плащ, хвалил не зря. Восхитительные были котлеты. А к ним полагалась жареная с грибами картошка и большущая кружка обжигающего чая с лимоном. Сова сидела на спинке соседнего стула и наблюдала за обстановкой и беседой. Хозяйка, к сожалению, ничего не видела, не слышала, но сверкающие уши памятника заметила и она.

На воздух вышли в полночь. Осторожно подобрались к самому постаменту. Анри полез в портфель, достал оттуда туристический коврик и уселся на него. Сова уселась на Анри. Оба замерли, поглядывая на сверкающее в свете фонаря ухо памятника. Пару часов ничего не происходило. Потом постамент слегка тряхнуло, словно кто-то тяжёлый свалился на него сверху. И больше ничего. Потом сверху окатило жаркой волной, да так, что Анри, забыв о предосторожностях и премудростях шпионского дела, отпрыгнул в сторону, а сова взлетела вверх.

– Тебе что, совсем заняться нечем? – возмущённо крикнула сова с высоты.

Анри уже открыл рот, чтобы оправдаться, и тут понял, что не его спрашивают.