Сказки белой совы

– Симеон, бездельник, сколько ждать ещё!

Из-за соседней ёлки немедленно отделился маленький комок и кинулся к сове.

– Тут я, тут, чего орать так? Я, может, замаскировался.

– Проводи человека на станцию. Он тебе по дороге всё и расскажет. А я полетела, некогда мне, меч спасать надо.

Новогодние посиделки

– Ну что, – вопросила Сова, – где Новый Год встречать будем?

– Как где? – всполошился бесхвостый Симеон, прочно облюбовавший правую сторону совиного дупла, да так прочно, что Сова уже и ворчать перестала. – У домового в магазине, наверное. Памфилий сыр раздобудет и печенье, славно повеселимся.

– Люблю повеселиться, особенно поесть, – хмыкнула сова, – Памфилий о твоих планах знает?

– Так звал же, ещё прошлый год звал. Домовые от своих слов не отказываются.

На том и остановились. Правда, сыром и печеньем решили не ограничиваться. Не с пустыми руками же в гости отправляться. Сова насбивала кедровых шишек, невесть откуда выросших на ёлках вокруг полянки-портала, Симеон усердно их вычистил, орехи ссыпали в мешок, мешку приделали петлю, чтобы Сове удобно было тащить подарочек.

В лесу было хорошо. Белый снег не ограничился сугробами, он поселился и на ветвях деревьев, изогнувшихся арками до самой земли. На белом снегу отчетливо выделялись две цепочки следов, пересекавших полянку. Потом следы обрывались. Наворчавшись вволю, Сова велела Симеону забираться ей на спину и крепко держать мешок.

– Только молчи, – предупредила она. – Начнёшь верещать, пойдёшь пешком. Авось ко второму пришес… дню доберёшься.

Симеон и молчал. Одной лапкой держал мешок, другой зажимал себе рот. Идти пешком ему совсем не хотелось.

К вечеру просочились в магазин и отыскали уголок домового. Памфилий их ждал. Внутренности холодильника украсил еловой веткой и цветной мишурой, сам обрядился в новую рубаху, янтарного цвета, переливающуюся атласными бликами в свете диодного фонарика, поставленного вертикально на стол. Второй фонарик был закреплён липкой лентой под потолком.

– Как ты включаешь его? – поинтересовалась сова, – высоко же.

Памфилий довольно хмыкнул, достал из угла шампур, с усилием поднял вверх и ткнул в фонарик сбоку. Фонарик радостно зажёгся.

– Видишь, как ловко? – похвастался домовой.

На столе расположили угощение и пакет с молоком. Памфилий притащил стаканчики, поковырялся в углу и притащил к столу гусли.

– О как, – восхитилась сова, – ещё и музыка будет?

– Для дорогих гостей чего не сделать, – довольный домовой запустил пятерню в бороду, – давно я песен не пел.

Времени до полуночи оставалось часа три, когда в экс-холодильнике у Памфилия вдруг резко запахло какой-то дрянью. Глаза совы приобрели форму идеального круга с красной подсветкой, Симеон оглушительно зачихал и отчаянно начал тереть нос лапками, Памфилий изумлённо крякнул и выскользнул наружу.

Вернулся он быстро, борода стояла торчком, вид Памфилий имел донельзя огорчённый.

– Ну вот и попели песен, – буркнул он, – вечно эти люди всё наперекосяк сделают.

– Что случилось, – вопросила сова. Вышло у неё это басом, горло заложило, в магазине оставаться точно было нельзя.

– Праздники же, магазин закрыт. Эти умники вознамерились дезинфекцию провести, пока покупателей нет.

За время обитания в магазине, Памфилий понабрался новых слов и пользовался теперь ими уверенно, хоть и с важностью.

– И что теперь? – возопил трубным писком Симеон, поскольку нос у него заложило, – не будет у нас Нового Года? И песен не будет?

– Угомонись, – хором отозвались Памфилий с совой. А далее хор распался

– Вечно ты гоношишься; без хвоста, а суеты от тебя, как от трёх хвостатых будет, – это Памфилий.

– Сейчас придумаю что-нибудь. Как без песен обойтись? – это сова.

Симеон засопел обиженно, потом притих и только чихал, сбивая мыслительный совиный процесс, ибо чихание у мыша получалось лихо и непредсказуемо.

– Послушай, Симеон, – ты Анри только до электрички проводил?

– До дома, – радостно взвизгнул Симеон, – я же должен был до конца дослушать.

– Вот! – сова кивнула. – Вот и пошли к нему.

– А я? – вопросил Памфилий, – нам же людям нельзя показываться. А без меня песен вам не петь.

– Памфилий, вам же обычным людям показываться нельзя, а этот человек нашу речь понимает. Семечко съел – теперь и в трезвом виде понимает всё. Что на этот счёт в правилах записано?

– Про семечко ничего. Но если сам видит и слышит – значит, можно показываться. Яков же видел меня, не видел бы – не спас.

– Тогда торопиться нужно. Симеон дорогу покажет. Вдруг его дома не окажется, что делать тогда?

– Не будет дома – так ещё проще, – повеселел домовой. – Я сквозь стену пройду, форточку тебе открою, а Симеон и так дорогу найдёт.

– Ага, как в гостинице, – фыркнула сова.

Друзья покидали еду и молоко в мешок и быстро выскочили из ставшего вонючим магазина. Мешок понёс Памфилий, закинул его на плечо. Это ведь только с виду домовые мелкие, силы в них хватает. Шли быстро, почти бежали – время поджимало. Симеон забегал вперед и показывал дорогу, вставая на задние лапы и шевеля длинным носом.

Переулки, подворотни, дворы, снова переулки. Вот и дом в глубине сквера. Троица проскользнула в подъезд – спасибо домовому, открывшему изнутри домофон. Поднялись на нужный этаж по лестнице. Далее получилась пирамидка. Сова забралась на Памфилия, на голову совы вскарабкался Симеон. Потянулся лапкой к звонку и разочарованно закряхтел. До звонка оставалось ещё с пядь.

– И стоило огород городить? – поинтересовалась сова.

Стряхнула с себя Симеона и взлетела бесшумно к звонку, нажав кнопку клювом. За дверью раздалась переливчато-гнусная трель.

И больше ничего не раздалось. Троица переглянулась и изготовилась к штурму. Однако шаги всё-таки донеслись. Кто-то изнутри пытался рассмотреть в глазок площадку, потом открыл дверь.

– Сова! Надо же! Чудеса все-таки случаются в новогоднюю ночь! – Анри присел на корточки, пошатнувшись при этом, и протянул руку погладить птицу.

– Агащаз, – возмутилась сова, – может, ещё и целоваться полезешь? Нет, я тебя весьма рада видеть, но скажи сначала, ты один дома?

– Один, совсем один, – мрачно кивнул головой Анри, – с компьютером.

– Компьютер нам не помешает, – объявила сова. – Памфилий, выходи!

Домовой отделился от стенки.