Где находится край света

Почитав подобные объявления, Дыров понимал, что находится далеко не в худшем положении, но хотелось чего-то поблагороднее. И он решил проблему гениально просто – изменив всего одну букву, стал подписывать свои статьи как Даров. Братья-журналисты тут же радостно выдали шедевр:

Имеет Даров божий дЫр —
Писать статьи двумя ногами.

Павел Сергеевич и правда автором был неважным, но редактором грамотным, администратором толковым, а человеком хорошим. Поэтому кара автора памфлета не постигла.

Главной темой газетных статей в то время была индустриализация, и Марии, как и многим другим, была поручена производственная рубрика. Она вызывала скуку, но интервью, знакомства со множеством интересных людей компенсировали это. Правда, было сложно избежать штампов. Планерки зачастую начиналась словами редактора:

– Так, Кузьмина, что у вас? Учтите, «когда прозвучал заводской гудок» сегодня уже было, «волнуясь и краснея, она взошла на трибуну» – тоже было! Свое, свое! Больше творчества, особенно в начале!

– Так дайте тему другую, более творческую! – однажды дерзко огрызнулась она.

– Ну что ж, будет вам творческая, – усмехнулся Дыров. – Зайдите ко мне после планерки.

О таком Машка даже мечтать не могла! Ей, молодому репортеру, поручили взять интервью у вдовы Чапаева, того самого, героя Гражданской войны, покрытого неувядаемой славой! Еще ни на одну встречу она не собиралась так тщательно.

Дверь открыла женщина с тяжелым неприветливым взглядом, с лицом простым, некрасивым, и вопросительно уставилась на Марию. Да, не такой, совсем не такой представляла она жену легендарного начдива!

– Здравствуйте! – заученно затараторила репортер. – Я Мария Васильевна Кузьмина, корреспондент местной газеты, мне поручено побеседовать о вашем супруге, герое Гражданской войны Василии Ивановиче Чапаеве…

Пелагея продолжала смотреть исподлобья, не мигая. И, видимо, посчитав, что достаточно выразительно объяснила все взглядом незваной гостье, захлопнула дверь перед ее носом.

– Ну-с? Как поживает наше интервью? – Дыров весело потирал руки.

Маруся затравленно глянула на начальника и… разрыдалась.

– Она… она даже говорить со мной не ста-а-ала-а-а! Халда!

– Что делать, деточка, вам хотелось творческого задания – и вы его получили! Но материал должен быть через два дня – десятая годовщина Советской власти, знаете ли! Ищите!

Ни сам редактор, ни тем более его подчиненная в ту пору не могли знать, как несчастлив в личной жизни был бесстрашный командир, как и о том, что первая благоверная, красавица-мещанка, тоже Пелагея, оставила его с тремя детьми, а вторая не просто изменяла – еще и сдала белым, и гибель Чапая-героя – заслуга той самой мрачной Пелагеи второй. Какие уж тут откровения с прессой?! Но обо всем этом престарелая дочь Чапаева Клавдия расскажет лишь в самом конце двадцатого века. Тогда же… тогда жена Цезаря должна была оставаться вне подозрений, а имя героя напрочь отсечено от досужих сплетен. Журналисты решили, что вдова просто устала от домогательств их многочисленных коллег.

Машка всхлипнула, припудрила носик и отправилась в библиотеку – поднимать подшивки газет, искать воспоминания боевых товарищей и родных. Интервью не интервью, но статья получилась теплой и живой, такой, будто автор лично пообщался со всеми. Похвалили, даже премировали.

Следующее задание было не менее увлекательным: ожидали прибывающий проездом японский театр «Кабуки», и Марусю отправили его встречать. Получасовая стоянка поезда давала шанс даже проинтервьюировать.

Перрон был полон. Здесь находился весь цвет города, играл оркестр и продавали сладости. Наконец появился поезд. Ах, это была сцена, достойная шедевра братьев Люмьер: так оживился вокзал, таким неподдельным восторгом наполнились глаза встречающих! Удивительно, но Машке удалось пробиться к прославленным артистам и даже пообщаться. Но, бог мой, что это было за общение! Доброжелательные японцы радостно улыбались русской красавице-репортеру и пытались говорить с ней на всех европейских языках. Маруся же вдруг с ужасом поняла, что по-немецки помнит только «Гутен морген, гутен таг, дам по морде – будет так». Знание гостями французского обрадовало, она даже пролепетала дежурное «Бон жур, месье! Камо сава?» и… в голове почему-то упорно всплывали только «пур ле пти», «пур ле гран» и «ма повр тет». Все, что было известно помимо этого, бесследно улетучилось от волнения. Она сгорала от стыда и проклинала свою гимназическую лень. Это был позор, больше которого испытывать ни до, ни после не приходилось. Жутко покраснев, корреспондент использовала последнюю конструкцию, картинно прижав пальцы к вискам. Японцы заволновались, сочувственно закачали головами, кто-то побежал за водой, но она сочла за благо поскорее исчезнуть. В ушах холодным металлом звенел голос мадемуазель Натали и ее слова, сказанные на осенней пересдаче французского: «Вы очень способная барышня, Кузьмина, и подготовились в этот раз превосходно. Но я поставлю вам «удовлетворительно» – за ваше отношение к предмету!»

В статье пришлось довольствоваться наблюдениями и эмоциями.

Ее пригласили в «Волжскую коммуну». Вот это уровень, вот это рост, вот это перспектива! Областная газета, с которой сотрудничали Фрунзе, Фурманов, Серафимович, Бедный! Маруся перешла туда с удовольствием. Она и сама чувствовала, что становится настоящим журналистом, популярным и востребованным, виртуозно владевшим массой полезных навыков: искать темы, ловить неуловимых, настигать недосягаемых, входить не только через парадную дверь, но и через черный ход, а иногда и в окно, воспользовавшись пожарной лестницей. Да-да, был в Машкиной практике и такой случай, после которого очень занятой директор завода, люто ненавидевший прессу, сдался под натиском отчаянной амазонки и пробеседовал с ней целых два часа. Пришло понимание того, что зачастую самые интересные материалы получаются не по заданию редактора, а экспромтом, лучшие интервью – не те, что назначены, а проведенные в результате удачного стечения обстоятельств и благодаря находчивости.

Однажды позвонила приятельница – Алла Николаевна, дама светская и приятная во всех отношениях:

– Марусенька, завтра у нас званый ужин, и вы приглашены. Приходите – не пожалеете! Будет интересно – и как женщине, и как журналисту. Ожидается много интересных людей, а среди них… – она выдержала многозначительную паузу и торжественно закончила: – Сам Дыбенко!

– Ого! Алла Николаевна, спасибо, дорогая! Это же такой материал – находка! Буду, непременно буду!

До дома, куда Маруся была звана, оставалось совсем немного, когда сзади послышались звуки приближающихся шагов. Оглянулась – ее догонял какой-то военный. Краем глаза успела заметить, что с бородкой, высокий, в плечах косая сажень. Прибавила шагу, он тоже. Резко свернула в нужный переулок, военный за ней… Тут уж стало не до шуток, и она побежала, петляя дворами. Кажется, удалось оторваться. Выждала минут 20 и продолжила свой путь, все время беспокойно озираясь. Наконец влетела, запыхавшись, в дом и прямо с порога выложила уже озабоченным ее опозданием друзьям:

– Уффф! Черт в портупее! Седина в бороду – бес в ребро! До самой Коммунальной гнался!

– Ну-ну, Марусенька, все хорошо! – ласково проговорила хозяйка. – Выпейте водички, успокойтесь и проходите, все уже собрались! Я вас кое-кому представлю, – добавила она заговорщицким шепотом. Затем ввела гостью в комнату и слегка жеманно произнесла:

– Вот, Маруся, познакомьтесь – Павел Ефимович! А это наша Машенька – очень перспективный журналист, корреспондент «Волжской коммуны».

– Дыбенко! – отрекомендовался мужчина. Маруся подняла глаза и обмерла: перед ней стоял, насмешливо прищурившись, тот самый военный-преследователь, он же – легендарный балтийский матрос, нарком по морским делам и прочая, и прочая… Сам Дыбенко меж тем продолжил:

– Да-да-да, седина в бороду – бес в ребро, до самой Коммунальной гнался! Ах, черт в портупее! Таких к стенке ставить надо, чтобы хорошеньких девушек по переулкам не пугали! – и командующий Приволжским военным округом расхохотался.

– Простите, пожалуйста, было темно, я не разглядела, – пролепетала вконец сконфузившаяся надежда советской журналистики.

– А что нам с вами просто по пути, в голову не пришло, милая барышня?

– Извините…

Много лет спустя Мария с удовольствием рассказывала об этом как о забавном случае, но в тот вечер ей было уже не до смеха. И даже не до интервью.

Как-то раз Антонина, давно уже вдова, решила проведать дочерей. Встреча с Марией ее приятно удивила.

– А ты хорошенькая! – констатировала маман со смешанным чувством удовлетворения и досады. – И самая успешная из всех!

Ну надо же, удостоилась! Машка похвалу восприняла иронично. Да и не относилась мать уже давно к числу тех людей, чье мнение что-то значило. Ощущение было такое, будто приехала погостить дальняя родственница. Та побыла две недели и отправилась к младшей, своей тезке.

Хорошенькая… Да она была просто красавицей! И внимания со стороны мужчин было столько, что иногда раздражало. Везде – на работе, в театре, парке, на улице. Избавиться от назойливых ухажеров острой на язычок барышне труда не составляло.

Николай Абалкин, восходящая звезда журналистики, обхаживал ее долго и упорно, но взаимности так и не дождался. После очередной весьма резкой отставки он не выдержал и решил страшно отомстить. Заключалась месть в том, что отверженный прилюдно заметил:

– Какие некрасивые руки!

– Да, Коля, – улыбнулась Маруся, мгновенно среагировав. – Это последствия полиартрита – детство нелегкое было. Но на некрасивые руки, знаете ли, можно перчатки надеть, а вот что делать с таким носом, как у вас?!

Абалкин обиделся смертельно и долгое время с ней не разговаривал. Со временем он стал известнейшим театральным критиком, литературоведом и телеведущим. Маруся, точнее, уже Мария Васильевна, с интересом смотрела его «Театральные встречи», не без удовольствия, правда, отмечая некоторую слащавость вкупе с иными недочетами и вспоминая былое.

Они столкнулись на лестнице. Она поднималась в редакцию, сдавать материал, а он бежал вниз и чуть не сбил девушку с ног.

– Да что же это такое!

– Простите, простите, пожалуйста, я торопился, ничего не видел!

– Да ничего, смотрите под ноги в следующий раз.

Он стоял и не двигался, внимательно и довольно бесцеремонно ее разглядывая. Она подняла глаза. Как же был хорош этот высокий, стройный военный! Черные, как вороново крыло, волосы откинуты назад, высокий лоб, четко очерченные густые брови, большие выразительные глаза, классической формы нос, упрямый рот, волевой подбородок. «Нет… Слишком, слишком красив!» – подумала Маруся. Сама она – маменькина заслуга! – никогда не считала себя красавицей, хотя таковой и являлась.

– Карл Карлович Еник, военный корреспондент, – отрекомендовался тем временем молодой человек. – А вас как зовут?

– Мария. Мария Васильевна Кузьмина, репортер «Волжской коммуны».