Елочки-иголочки, чудеса под Новый год

В салоне машины приятно пахло мандаринами и салатом оливье, которого Таня настрогала целый тазик. На заднем сиденье лежал пакет с вечерним платьем, в нём девушка собиралась блистать в эту новогоднюю ночь.

Татьяна вылезла из машины, запахнула поплотнее шубку и, утопая в снегу, выкарабкалась на дорогу. «Может проедет кто?» Но дорога, слабо освещаемая редкими бледными фонарями, была пустынна. По краям высились зимние деревья, в кудрях которых запутались хлопья снега. Там, в темноте чащи, как будто что-то большое ворочалось, стонало и гудело.

Таня прыгала на обочине, тёрла озябшие руки и дышала на них. Щёки кусал пронизывающий холодный ветер. С неба падали хлопья снега. Воздух пах свежо и остро, морозом и хвоей. Красивая прическа, на которую девушка потратила пол дня, намокла и растрепалась. Пар от дыхания превращался на посиневших губах в перламутровые капельки. Во рту как будто быда рассыпана соль. На светлые взъерошенные ветром волосы легла корона из снега. Таня не рассчитывала оказаться в такой ситуации и не взяла ни шапку, ни перчатки. Теперь она ругала себя за такую неосмотрительность.

Она всё время поглядывала на телефон, ходила вдоль дороги, пытаясь найти сеть и позвонить друзьям, но безрезультатно. Ночь, пустынная дорога, свист метели, холод, колючий ветер. И только смутно мерцали фонари в жёлтом ореоле снежной ваты. Тане казалось, что она на краю света, и время в этой точке остановилось. Через полчаса, которые ей показались вечностью, она уже превратилась в скачущий белый сугроб. Внезапно вдали показались два снопа света – приближалась большая фура. Таня кинулась ей наперерез. Грузовик резко затормозил.

–Ты что?! С ума сошла? – заорал водитель, выпрыгивая из кабины. – Что, жить надоело?

Он подбежал к Тане, которая бессильно опустилась на дорогу. Сквозь пелену снега и слёз она увидела перед собой рослого темноволосого парня. Он склонился над ней, подхватил под руки и поставил на ноги.

– Ты что? Что случилось? – он участливо заглянул девушке в глаза.

Она стояла перед ним в снежно-белой шубке, маленькая, вся запорошенная снегом, с растрёпанными, полураспустившимися локонами. Свет фар перекрасил цвет волос из светло-русого в золотисто-рыжий, и они теперь блестели огненной короной. Влажно сверкали синие глаза, опушённые белыми от снежинок ресницами. Взгляд в чёрном обрамлении потёкшей туши казался бездонным и загадочным. У Максима аж дыхание перехватило, так она была хороша, как большая белая снежинка.

«Это что ещё за чудеса?», – подумал он. И спросил:

– Эй, ты кто? Снегурочка? – Он потряс её за плечи. – Эй, да ты замёрзла совсем. Ты как здесь оказалась, одна, на пустой дороге, посреди леса, в снегопад? – Максим тормошил её, отряхивая от снега. – Ты что ли с неба свалилась?

– Я… я тут это… застряла… моя машина… вон… – промямлила Татьяна сквозь слёзы и махнула рукой в сторону, где в кювете под слоем снега угадывались контуры машины с еле светящимися огнями.

– Ничё себе! Как это тебя угораздило? Щас посмотрим. Залезай пока ко мне в кабину. Отогревайся.

Максим подсадил девушку в грузовик, а сам пошёл посмотреть, что с её машиной. Через несколько минут он вернулся и сел в кабину, шумно отряхиваясь от снега.

– Да, глубоко увязла твоя «лошадка», надо эвакуатор вызывать. Колёса заблокированы. Сами не справимся. У меня, конечно, есть трос, но вряд ли что-то получится. Да и нет времени с этим возиться. Всё-таки Новый год вот-вот наступит. Меня ждут. Тебя, похоже, тоже?

Он разглядывал свою случайную новогоднюю находку. В тепле кабины она оттаяла, на щеках загорелся нежный румянец, слёзы почти высохли, губы из синих стали розовыми.

– Так, давай-ка снимай мокрые шубку и ботинки, заворачивайся в тёплое одеяло. Будем сушиться.

Максим закутал девушку в одеяло и протянул ей фляжку:

– На-ка, хлебни чуток. Здесь коньяк, хороший, Реми Мартин. Извини, специальных бокалов нет.

Татьяна улыбнулась сквозь оставшиеся слёзы, отхлебнула маленький глоточек коньяка и почувствовала, как обжигающая струйка жаркой волной окатила её от горла до пальцев ног. Она глоток за глотком пила огненный напиток, и ей чудилось, будто внутри растекается жидкое золото, в котором растворяются все страхи и тревоги.

«Как хорошо, – подумала девушка, ощущая во рту привкус ванили и карамели, – как хорошо, сидеть вот так, завернувшись в тёплое одеяло под обволакивающим взглядом красивого, сильного мужчины, – её даже бросило в жар. – Что вообще происходит? Почему вдруг стало так легко и даже весело? Почему ей так хорошо рядом с этим незнакомым мужчиной? Ведь только недавно она боялась замёрзнуть насмерть, а теперь… Всё уже кажется совсем не страшным, а наоборот, забавным и милым». Страхи отступили, пурга за окном уже не пугала. Татьяна подумала, что теперь всё будет хорошо.

Максим с удивлением смотрел на уютно завернувшуюся в пуховое одеяло девушку.

«Чёрт-те что происходит. Откуда она свалилась на мою голову? Почему мне так приятно заботится о ней? Я её совсем не знаю. И не хочу знать. Нельзя. Но почему мне так хочется обнять её? Нет, не думать, не смотреть. Напасть какая-то. Мне это совсем не надо. Но почему так хочется взять её маленькие ручки в свои, поднести их к губам и согреть каждый пальчик. Стоп. Макс, ты сходишь с ума. Ты всё-всё об этом знаешь. Это ничем хорошим не кончается. Ты ведь оброс бронёй. Ты больше никого не подпустишь слишком близко. Но почему, почему плавится броня? Нет, нельзя. Надо избавиться от этой девицы. Немедленно. Я отвезу её, куда надо. Так ей сейчас и скажу».

– Послушай, я не знаю, куда ты ехала, но давай сейчас поедем… ко мне, – произнёс Максим непослушными губами, – у меня тут недалеко… домик.

«Господи, что я делаю?! – подумал он про себя. – Я ведь совсем не то хотел сказать…», – и продолжил:

– На полчасика. Выпьем горячий глинтвейн, ты просушишь промокшие вещи, приведёшь себя в порядок, и потом я отвезу тебя к твоим друзьям. Они, наверное, заждались. Позвонишь им. Тут телефон не ловит. А твою машину утром я пригоню туда.

– А… это удобно? – смутившись спросила Татьяна. Внутри у неё всё кричало: «Удобно, удобно! Боже, что со мной? Я готова ехать домой к совершенно незнакомому мужчине! Нет, это невозможно. Надо попросить его отвезти меня к друзьям, в Жуковку, тут недалеко. Сейчас же. Да, я так и скажу, это будет правильно». Вместо этого у Татьяны вырвалось:

– Ну, если только на полчасика…

«Боже, что я творю? Да, да, увези меня, куда хочешь!», – вопило всё её существо.

– Ну, что ж, тогда поехали? – Максим завёл фуру.

– Ой, – вспомнила Татьяна, – у меня же там… в машине… там на заднем сиденье, там… это…

– Что ты тамкаешь?

– Там пакеты с оливье и мандаринами! Сегодня же Новый год. И ещё пакет с платьем.

– Щас, я – Максим метнулся к Туксону, с трудом открыл дверь и вернулся с тремя большими пакетами, – вот, держи, твои друзья будут довольны.

Через 15 минут они подъехали к высоким решётчатым воротам, за которыми виднелась красная черепичная крыша. Дом был очень уютным, одноэтажным, с большой застеклённой террасой, выходившей в сад. Стены из деревянного бруса отливали тёплым янтарным светом. Большая гостиная, совмещённая с кухней была обставлена старинной массивной мебелью, с высокого потолка свисала тяжёлая кованая люстра. Откуда-то из-за угла вышел важный чёрный кот и стал вертеться у ног хозяина, выгибая хвост трубой. Жмурясь, он наблюдал за девушкой круглыми разноцветными глазами. Один глаз был голубой, а второй – золотисто-жёлтый.

– А … знакомься, это – Филимон, можно просто Филя. Он тут смотритель. Я у него гостюю. Максим затопил камин. Усадил девушку в глубокое кресло, укрыл пледом.

– Давай, устраивайся поуютней, оттаивай.

Он зажёг свечи, приготовил глинтвейн.

– Снегурочка, всё же, как тебя зовут? – спросил он, протягивая ей кружку с тёплым красным вином. Запахло корицей, гвоздикой, имбирём и кардамоном.

Он смотрел на неё и удивлялся сам себе. Давно он не любовался так девушкой. Растаявшие снежинки в волосах блестели крошечными бриллиантами. Ему нравилось в ней всё: как она щурится, глядя на огонь, как смеётся, как заправляет пряди длинных волос за маленькие уши, как накручивает на тонкие пальцы выбившиеся локоны. Нравились ямочки на щеках, нежный румянец.

– Зачем тебе моё имя? Какая разница, как меня зовут, – ответила Таня, решив немного пококетничать, ей было почти весело, – пусть я буду просто безымянной незнакомкой. Так проще. Проще и… загадочней. В недосказанности таятся чудеса. Ведь сегодня новогодняя ночь, – а сама подумала; «Господи, что я несу!», – и добавила, – сегодня ночь чудес.

– Да, уж. Чудесатей не бывает, усмехнулся парень. – Ладно, я буду звать тебя Снегурочкой. Ты не против?

– Лучше тогда Белоснежкой. Ты тоже не говори своего имени. Ты принц ночи на белом коне, вернее на белом КамАЗе. Я буду тебя звать Флориан, как в диснеевской Белоснежке.

Татьяна держала тяжёлую кружку обеими руками, грея озябшие пальцы и украдкой разглядывая Максима.

«Да, пожалуй, он смахивает на принца, ну, на такого, современного, – думала Таня, – высокий рост, стать, осанка, тёмная густая шевелюра, благородный профиль, ясные умные глаза, правда, почему-то грустные, добрая улыбка, твёрдый подбородок, сильные руки с длинными пальцами. Он не похож на простого водилу – дальнобойщика, – она отвела глаза, смутившись. – Перестань так на него пялиться», – сказала она сама себе. Кот недовольно зашипел, сузив глаза в щёлочки.

Максим в порыве вдруг нахлынувшей нежности прикоснулся к её пальцам, держащим кружку, ладонями и тут же их отдёрнул, как бы обжёгшись.

«Нет! Не убирай руки! – про себя взмолилась Татьяна. – Верни их назад!». А вслух сказала, как можно равнодушней:

– Мне, наверное, уже пора. Как ты думаешь, моя одежда высохла?

«Какая ещё одежда?» – подумал Максим, глядя, как пляшут огоньки камина в её глазах, и сказал осипшим голосом, – конечно, высохла. Давай, если хочешь, я тебя отвезу к твоим друзьям. Ты ещё успеешь встретить с ними Новый год.

«Что я делаю? – в ужасе подумал Максим, – куда я собираюсь её везти? Зачем? Мне давно не было так хорошо… Нет, всё правильно. Надо держаться на расстоянии, хотя бы на расстоянии вытянутой руки. Не ближе. Ближе нельзя. В моей жизни нет места для этой девушки. Я не должен».

– Тогда… тогда я поеду, – пробормотала девушка, опуская повлажневшие глаза.