Седьмая ведьма

Пол, до этого оставаясь почти без сил, почувствовал вливающуюся в него энергию…

Второй маг, защищавший Харона, оказался сильным, очень сильным по сравнению с Полом. И даже сила, которую отдала Полу Фирузе, не спасла его. В том поединке он серьезно ранил того мага, но и его ответный удар был такой силы, что пробил защиту Пола и убил его. Держась за грудь, он сполз по стене дома и последние его слова к Фирузе, которая не оставляла его ни на минуту, были:

– Николас в доме…

После смерти Пола защита дома пала и маг Харона несколькими фаерболами поджег его как спичку. Фирузе белым мерцающим призраком метнулась вглубь дома, судорожно ища Николаса. Она нашла сына в подполе, куда его спрятал Филипп. Он же, узнав свою мать, молча, протянул к ней ручки. Но Фирузе не могла его обнять – она была эфемерна, не могла ничего сказать – слёзы душили её, и она сделала то единственно-верное в той ситуации – защитила своего ребенка. Приложив палец к губам, чтобы он не заплакал, она аккуратно, остатками своих сил погрузила его в стазис. Затем черпанула еще своих сил и почувствовала, как застонали маги. Она укутала Николаса таким защитным коконом, что пробить его не смогли бы все архимаги мира. Поцеловала его на прощание и вернулась в подпространство.

Маги видели, что ей плохо, и не только морально. Она была истощена энергетически, но промолчали, а ведь еще нужно было поднимать поле, которое они поддерживали из последних сил, и оно забирало неимоверное количество энергии. Фирузе не нужно было это объяснять, она знала, о чем они думают и без лишних слов.

– У меня последнее дело, и я все сделаю, не переживайте, – сказала она им.

Но маги уже и не переживали, они были на грани обморока, но держались – сильные ребята.

***

Я сражалась с Солдатом и срубая ему голову, посмотрела на тела магов и Фирузе. У двоих из носа текла кровь. Плохо, это очень плохо. И тут я услышала голос Фирузе у себя в голове. Это было настолько неожиданно, что я вздрогнула и чуть не пропустила удар от очередного напавшего на меня Солдата.

– Погоди, – прохрипела я, задыхаясь, уходя от удара и отрубая голову еще одному темному выродку.

Я кинулась за холм, закрыла глаза и перешла в подпространство.

Передо мной стояла Фирузе. Она вложила мне в руку золотую нить и сжала её.

– Позаботься о нем, пожалуйста. Не бросай его. Ты найдешь его по этой нити. Не рви, просто аккуратно размотай. Ты поймешь как. Она тебе поддастся. Папа тебе поможет.

И Фирузе передала мне образ, где она ставит защиту на Николаса. Что она делает? Зачем это всё? – подумала я, и еще не до конца понимая, что происходит, кивнула и осторожно сказала:

– Его больше нет, Фирузе, мне очень жаль.

Она только как-то обреченно кивнула в ответ и с грустью прошептала:

– Я люблю тебя, береги себя, – и вернулась в свой круг магов.

А дальше начался такой гул, словно сотни тысяч пчел налетели на эту четверку и эти частицы, что они создавали, начали с такой огромной скоростью вращаться, что меня снова стало подташнивать. Поле искрилось, трещало, гудело, и я в каком-то оцепенении и в то же время с восхищением смотрела на все происходящее.

Один из магов, перекрывая этот гул, заорал на меня:

– Уходи, бестолочь, какого черта встала?

Но я не могла пошевелиться и как завороженная смотрела на то, что творила Фирузе. Поле все выше и выше поднималось, уже каким-то искрящимся голубым маревом. Вскоре трое магов просто отключились, видимо потеряли сознание от потери сил, и тут я увидела, как начала задыхаться Фирузе. Я рванула к ней, а она, посмотрев на меня какими-то неживыми глазами, не своим голосом произнесла:

– Уходи!

Выходя из подпространства, я оглянулась и увидела, как ее истинная сущность растворяется в этом поле. Тогда я не понимала, почему она так поступила, зачем она это сделала, но после, когда узнала всю историю, то поняла: чтобы одной сделать то, что они задумали, ей буквально пришлось отдать всю себя, без остатка. Слишком много силы было потрачено на то, чего не должно было случиться. И Фирузе не оставалась ничего другого, кроме как повторить историю Найроми, ведь той тоже, чтобы отправить в портал, созданный ей огромный огненный заряд, пришлось пожертвовать собой, ей немного не хватило силы.

И я поняла – это все, конец. Я никогда больше ее не увижу. Вернувшись в свое тело, я посмотрела на небо. Поле медленно, но верно поднималось к порталу. А потом я почувствовала дикую слабость. Почувствовала, как кто-то забирает мою энергию и не только мою. Это была Фирузе. Видимо в том состоянии она не могла поступить иначе, она черпала силу отовсюду, откуда могла её взять и я с радостью отдавала ей свою энергию. Слезы душили меня, но я, как и раньше, ничем не могла ей помочь, кроме как отдать ей хотя бы частичку себя. Я видела, как падают обессиленные вампиры, маги и оборотни, изумленно глядя на поднимающееся поле, видела, как корчатся в агонии ранее уверенные в своем могуществе Солдаты и Тэны. Я не знала, как и почему это с ними происходит, но зрелище меня бесконечно радовало. Видела, как поле мерцает и покрывает все пространство над нами, закрывая нас как щит от портала. Как трепещет, теряет силу и искажается сам портал. Видела, как шипит и выгибается, выпуская черный туман, и переходит в какое-то иное, не физическое состояние сам Аббадон, который собирался выйти из портала. Я наблюдала, как это поле искрящимся маревом растянулось от горизонта до горизонта, как растаял портал, словно его и не было. Сквозь пелену слёз я видела, как маленькое серебристое облачко опустилось передо мной прощаясь, а я попыталась подняться и улыбнуться ему, явно понимая кто это. Как оно взмыло вверх, и ее слова у меня в голове:

– Мы всё сделали неправильно…

***

– А дальше я потеряла сознание.

Далия грустно посмотрела на меня. А я сидела, вытирала слезы и не знала, что сказать, все слова казались пустыми и очевидными. Трисс протянула мне платок.

В голове крутилось: «Как бы могла сложиться наша жизнь, если бы бабушка не пошла на тот прием, если бы не влезла в то дело с Хароном, если бы не месть Харона, если бы не вторжения Пожирателя». Столько если… И я никогда не узнаю, как могло бы быть по-другому.

– Как ты нашла папу? – сквозь слезы спросила я.

– Очнулась я в палаточном госпитале глубокой ночью вполне здоровой и полной сил, не считая того, что какой-то недоучка сделал мне уродливый шрам через всю щеку. Я потом неоднократно обращалась в человеческие клиники, чтобы они мне его сделали более привлекательным, и сейчас ты наблюдаешь лучший его вариант, – пошутила она и удрученно покачала головой.

– Придя в себя, я сразу потянулась за нитью, что вручила мне Фирузе. Пробежалась по ней легонько пальцами, и дождавшись предрассветного времени, когда все уже точно легли спать, я прошла порталом по ней и вышла к обугленному дому Фирузе. Почти ничего не осталось на месте дома – всего пара обугленных опор, да стена, но нить не обрывалась и вела меня куда-то вглубь. Так я и нашла Николаса, а увидев его, сразу поняла, что Фирузе погрузила его в стазис. Я взяла его на руки и резко обернулась на какой-то шорох за спиной – это к дому подошла старая Салли. Она-то мне и рассказала всю историю, что случилась. Мы не знали, где в настоящее время Харон и его маг, но тогда решили, что на какое-то время мы с Николасом спрячемся у нее. Уже у Салли дома я осторожно размотала кокон вокруг него, сняла стазис, и Николас вздохнул всей грудью и засопел. Твой папа спал, словно ангел. С Салли я взяла клятву, да она и сама бы никому не рассказала о том, что Николас выжил. Мне необходимо было срочно попасть к королю. Я знала, что угрозы Харона – это не пустые слова и Николас нуждался в защите. Мне некого было просить о помощи, кроме как у короля. Да и кто бы мог помочь лучше, чем сам король? Фирузе столько сделала для королевства, он не оставил бы нас, и я не ошиблась.

Тогда у власти стоял король Малик, отец нынешнего короля Ратмира, и он очень помог нам. Он безоговорочно поддержал мое решение перебраться в мир людей, пока не найдут и не накажут Харона и всех магов, связанных с ним. Под покровом ночи нас с Николасом переправили сюда, на Сицилию, и у нас началась совершенно другая жизнь. На деньги, что дал мне король, я открыла маленькую булочную и купила этот дом, здесь, в Таормине. Я сразу решила, что жить мы будем с Николасом на Сицилии, мне всегда нравился этот Итальянский остров. И до семи лет твой отец жил и рос тут, в этом доме. Он рос настолько умненьким и сообразительным, что мне даже не приходилось объяснять ему, что можно делать и показывать при других людях, а что нельзя. Я знала, что ему обязательно нужно учиться, и когда ему исполнилось семь, мы вернулись в мир магов, в Западное королевство.

О Хароне тогда ничего не было слышно, он пропал, словно его и не было никогда, поэтому Николас, как и другие детки-маги, смело пошел в начальную магическую школу. Я же очень полюбила Сицилию, да и вообще эту страну, итальянцев, свою жизнь на острове, что не смогла отказаться от всего этого и умудрялась жить на два мира. Видимо, это я виновата, что привила Николасу такую любовь к миру людей и его последующие смелые высказывания в магическом обществе, ты же читала его дневник. Королю это очень не нравилось, смешение крови и все такое, но его не трогали. В этом, может, и было рациональное зерно, но никто не был к этому готов. Так прошло много лет, Николас вырос, выучился, женился. Лара тогда была в положении, когда начались первые нападения, мы были просто уверены, что это дело рук наемников Харона. Чтобы уберечь свою семью, Николас ушел в мир людей. Там найти вас было сложнее, чем в мире магов. Родилась ты в Америке, в Нью–Йорке. Пару лет вы прожили здесь, в этом доме, а потом Николас с Ларой опять переехали в Штаты, а потом и в Россию. Я же пожила некоторое время в нашем мире, а затем окончательно перебралась сюда, в Таормину.

–Так никто до сих пор не знает, где Харон и кто ему помогает?

– Нет, – Далия покачала головой. – Во всяком случае, Николас никогда не посвящал меня в эту информацию. Я первое время спрашивала, а потом поняла, что правду он все равно не скажет и спрашивать перестала, а потом я потеряла связь с ним. Он пропал. Я даже не знала, у кого мне поинтересоваться про него.

– А Пожиратель? Он… Трисс говорила, что он как-то чувствует рождение девочек нашего рода, значит, он знает, что я родилась и… – ком встал у меня в горле, и я не смогла закончить фразу.

– Ну-ка послушайте меня, юная леди, – строго произнесла Далия и взяв меня за руку, перетащила к себе на диванчик. – Никто, слышишь, никто не посмеет причинить вред моей внучке! Ни этот подлец Харон, ни Пожиратель! Никто! – и она обняла меня.

Я обняла ее в ответ и расплакалась.

– Но я ведь по логике тоже должна умереть, все умирают. Я должна спасти мир и умереть. Фирузе хотела жить, она все продумала, но судьба распорядилась по-другому. Она не стала исключением. Чем же я лучше них? Почему я достойна жить?

К нам подсела Трисс и тоже обняла меня.

– Пока живы две таких старухи, как мы с Далией, с тобой ничего не случится, слышишь? И ты не смотри, что я без магии, я еще ого-го, и на многое способна и без нее. Помнишь про зенитки? – шутливо произнесла она и подмигнула мне. Я же в ответ покачала головой и грустно усмехнулась.

–Я пойду, прогуляюсь. Я недолго.

– Иди, конечно, – Далия еще раз обняла меня. – Не заблудишься? Я отрицательно покачала головой.

Выйдя из дома, я не захотела идти в шумную толпу туристов, а свернула к обрыву. Мне хотелось просто постоять у него, побыть одной, но, среди зарослей маквиса, я разглядела узенькую тропинку, что шла вниз к морю и я пошла по ней. Медленно спускаясь и наслаждаясь красотами этого места, я четко понимала, что люблю этот мир и совершенно не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Люблю людей, не всех, конечно, но я вспомнила подруг из университета, Майкла, Трисс, Далию, Маргарет и Боба, своих родителей. Мои родители – за них я бы отдала свою жизнь, не думая, и, если бы встал вопрос: я или они – это был бы вообще не вопрос. А остальные? Смогла бы я вот так, не задумываясь, отдать за них жизнь? Даже зная, что они так дороги мне – я не знала ответа.

Через какое-то время я вышла на дикий пляж. Здесь совсем не было туристов, лишь немного местных рыбаков, что занимались своими делами и не обращали на меня никакого внимания. Впереди показался деревянный пирс, на нем сидел лишь один пожилой рыбак и, судя по всему, благополучно видел седьмой сон. Пройдя по пирсу, я села на деревянные доски и спустила ноги над водой. Мысли путались. Если начнется вторжение, что мне делать тогда? Я ничего не знаю и не умею, к тому же моя магия заблокирована, и я совершенно не была уверена в том, хочу ли я, вообще, что-либо делать. Смогу ли я? Достаточно ли я сильна духом, чтобы встать на защиту этого мира и повторить судьбу моих бабушек, даже если предположить, что у меня есть магия? Умереть за этот мир… Нет, я не хотела умирать.

Солнышко припекало, и мои мысли стали рассеиваться. Я смотрела на блики на морских волнах и, казалось, что море укачивает и успокаивает меня. Уже не хотелось плакать, я успокоилась, а в голове было пусто. И я поймала себя на мысли, что неосознанно вхожу в медитативное состояние. Усмехнулась. Я уже года два занималась медитацией, и каждый раз это было что-то странное. Какая-то часть меня, я называла ее дух, вырывалась на свободу и парила, где ей вздумается, ну… почти где вздумается. Я спрашивала у учителя, у всех ли так, нормально ли это вообще, но он так и не смог ответить мне ничего внятного и только пускался в долгие непонятные для меня теории. Так в состоянии «не–ума» я просидела какое-то время, пока краем глаза не заметила маленькую девочку, что подошла ко мне и присела рядышком. Я посмотрела на нее и улыбнулась. Это была очаровательная крошка лет пяти – шести с черными забавными кудряшками и большими удивительными сине-зелеными глазами.

– Привет – сказала я, улыбаясь. – Как тебя зовут?

Она улыбнулась мне в ответ и посмотрела вдаль на море. Когда я подумала, что девочка, наверное, итальянка и не говорит по-английски, она внимательно посмотрела на меня и спросила:

– Как думаешь, для кого светит солнце?