Щенок Дикой Охоты

Пэт понимающе кивнул.

– А ты Джон? Втроем-то сподручнее будет.

Джон вздрогнул, отвел зачарованный взгляд от висящей на крючке кочерги и нервно облизнул губы. Скрипнула дверь, в дом бочком вошел Мартин. Не поднимая глаз, сбросил грязные башмаки и похромал к дальнему концу стола. В доме тепло, а он жмется, словно на юру. Из-под женской шали торчат скрюченные, иссохшие пальцы, похожие на птичью лапу. Джон передернулся.

– Приду, – сказал он.

***

В хозяйской спальне надрывно кашляла Нора, уже три дня не встававшая с постели. Утром к ней поднимался священник. От молитвенного речитатива Мартину стало тоскливо и страшно, как в тот день, когда умерла мать.

Когда священник покинул дом, Пэт долго о чем-то толковал с женой и сестрой. В общую комнату спустился мрачный. Служанки Мэри и Бидди старались не попадать на глаза хозяину. И даже кашляли бесшумно, зажимая рты передниками. Пэт бесцельно прошелся от стены до стены, потом вышел во двор и вернулся ещё мрачнее.

– Опять твой пес сбежал! – Пэт бросил Мартину веревку. – Как вернется, привяжи покрепче.

Девчонки шушукались, поглядывая то на Мартина, то на тростниковый крест святой Бригитты, укрепленный над притолокой. У Сары, тихой и бесцветной сестры Пэта, всё валилось из рук. Она то принималась драить стол, то хваталась за метлу, хотя пол и так был чисто выметен. Картошка разварилась, молоко горчило, очаг вдруг начал дымить. Против обыкновения, Мартину не поручали никакой работы. Сидеть без дела было неловко, и он потихоньку ускользнул в конюшню. Серая встретила его неласково, не взяла корочку и даже чуть не укусила. Лошадь нервно перебирала ногами и фыркала на прибежавшего Финна.

– Где ты был? – Мартин сунул ему в пасть кусочек хлеба. Щенок играючи сжал его пальцы зубами. – Ох, Финни, мне опять велели тебя привязать. Не обижайся на меня, ладно?

Финн весело чихнул, вскинулся на задние лапы, чуть не опрокинув Мартина. Потом обнюхал веревку и принялся ее теребить. Мартин не слишком старался затянуть узел. Тот, кто умеет бегать наперегонки с ветром, не должен сидеть на привязи.

От дома послышался голос Сары – она звала Мартина. Финн насторожил уши. Когда мальчик встал, ухватил его за подол куртки.

– Ну, что ты, пусти, – Мартин погладил щенка. – Я приду еще, принесу тебе свежего хлебца.

На улице подморозило, небо очистилось, показались яркие звезды. Мартин вдохнул морозный, колючий воздух, поежился и пошел в дом. Сара уже испекла новогодний хлеб, все отломили по кусочку. Мартин свой только понюхал и спрятал в карман. Остальные посмотрели так, словно он что-то украл. Пэт поднялся, кулаками опираясь о столешницу. И тут во дворе завыл Финн – заунывно, протяжно, как взрослый пес.

– Спаси нас Господь! – Сара перекрестилась. – Ведь это он к покойнику…

– Проклятый ублюдок! – Пэт схватил кочергу и выскочил на двор, хлопнув дверью.

Мартин захромал следом. Босые ноги обожгло морозом. Финн выл, не переставая, запрокинув узкую морду к луне. В конюшне бесилась лошадь. Пэт, оскальзываясь на подмерзшей грязи, широко шагал к щенку, размахивая кочергой.

– Не бейте его! Финн, замолчи! – Мартин заспешил, нога подвернулась, и он упал, разбив коленями ледок на луже.

– Да заткнись ты, дерьмоед! – Пэт замахнулся.

Финн отпрыгнул, вой сменился рычанием. Пэт ударил еще раз. От углового камня конюшни полетели искры. И тут Финн кинулся на него. Белоснежная шкура щенка светилась в темноте, в глазах плясали зеленые болотные огни. Пэт закричал и завалился на спину.

– Финн!

Щенок отскочил от Пэта и попятился к Мартину, рыча и вздыбив на загривке шерсть. За ним тянулась целая веревка – должно быть, узел развязался.

На дороге, ведущей к дому, послышался стук башмаков и голос Джона О`Донохью.

– Пэт! Что у тебя творится?

– Чертова тварь! – Пэт поднялся с земли, зажимая правую руку. – Чтоб ты сдох, паскуда!

– Беги! – Мартин оттолкнул щенка. – Беги, Финн!

Во двор вбежал Дэн Гейни, размахивая пучком каких-то веток. Что-то мелкое полетело в сторону щенка. Пэт подобрал кочергу и тоже кинул в него. Финн завизжал и помчался прочь. Знахарь победно погрозил ему вслед.

– Не любят Они рябину, – он повернулся к Пэту. – Как ты?

– Паршиво! – Пэт сосал руку, сплевывая кровь. – Чуть до кости не прокусил.

– Перевязать надо.

Сердце у Мартина колотилось так, что он почти ничего не слышал. Рябина – это от фэйри. Значит Финн и правда из-под холма! А что, если он больше не вернется?

– Сбежал твой пес? – коренастый здоровяк Джон О`Донохью навис над Мартином. – И тебе пора убираться к своим.

***

Финн мчался со всех лап. Шкуру жгло в тех местах, куда попали ягоды злого дерева, на боку вспух уродливый рубец. Плохие люди, плохой дом! Больше он туда не вернется.

Внезапно щенок затормозил, закрутился на месте. А как же мальчик? Нельзя его бросать. Он единственный из них добрый, он свой!

Финн сел на поджатый хвост и заскулил. Что же делать? У людей огонь, железо и злое дерево. Одному с ними не справиться! Финн понюхал ветер, вскочил и напрямик, не разбирая дороги, побежал к заросшему боярышником холму. Веревка путалась в вереске, цепляла на себя колючки. Пришлось задержаться – перегрызть обузу.

На холме Финн отдышался, высунув язык. Луна светила, набирая силу, и щедро делилась ею с белым щенком. Финн запрыгнул на полуразрушенную каменную стену древнего форта, вскинул морду и залаял – протяжно, с подвыванием. Никто не учил щенка этому зову, но его отголоски с недавних пор он слышал каждую ночь. И каждый раз замирал, насторожив уши, чуть слышно поскуливая, но не решаясь ответить. Финн и сейчас боялся. Если его не признают – порвут на части. Но больше никто не сможет помочь Мартину.

Финн передохнул и позвал снова. Ни одна домашняя собака в округе не посмела подать голос, но и желанного ответа он не получил. Финн залаял в третий раз – отчаянно напрягая горло. И услышал, как где-то далеко, у самых звезд, откликнулась Дикая свора.

***

– Пей, ублюдок!

От кружки поднимался вонючий пар, после второго глотка Мартина вывернуло горьким варевом – прямо под ноги Пэту.

– Что, не по нутру мое снадобье? – Дэн недобро прищурился.

Джон, крепко державший Мартина за плечи, кивнул со знанием дела.

– Не человек он, коли не смог третий раз глотнуть. Верный признак.

– Разденьте его.

Джон и Пэт сорвали с Мартина рубашку и штаны. Опрокинули на лавку. Задыхаясь от стыда, мальчик отвернулся к стене, чтобы не видеть притаившихся на лестнице служанок. Девчонки смотрели на происходящее с приоткрытыми ртами.

Гейни с оттяжкой хлестнул его пучком рябиновых веток, еще раз и еще.

– Говори, человек ты или фэйри?

– Я человек!

Однажды Мартин усомнился в этом – когда деревенские дети задразнили его подменышем. Мама тогда поставила его перед собой, вытерла фартуком слезы и поклялась всеми святыми, что он – ее сын.