Светлячки. Сборник рассказов

– Декабрист. – Съязвил Глеб Борисович. – Я в чужой одежде.

– А-а… – Понимающе кивнул лейтенант. – Обокрали депутатов. Шапка кожаная на меху, дубленка обливная, ботинки от Версаче. Так вы домушник?

– Да как вы смеете! Да я… только выйду отсюда, я вам покажу!

– Покажете, покажете. – Полицейский подтолкнул под зад подозреваемого в краже вглубь машины. – В участке разберёмся. У Шпака магнитофон, у посла медальон… Знаем вас. Не напились, так не попались бы.

В участке все стулья оказались заняты другими нарушителями порядка, поэтому Глеба Борисовича посадили дожидаться своей очереди в «обезьянник», где он благополучно заснул на лавке, подложив под голову Витькину дорогую шапку.

С тех пор Глеб Борисович совсем не пьёт, да и в гости его больше не приглашают.

Детинки с сединками

Утро начиналось как обычно. Ровно в пять Вероника Степановна проснулась, почему-то каждый день она просыпается рано, с трудом встала, медленно натянула домашний халат, грустно подумала:

– Эх… нет уже былой прыти, зато есть мудрость, да как ей правильно распорядиться. Наступает время, когда в день рождения, на торте зажигают столько свечей, что гости падают в обморок от жары. Увы… к восьмидесяти годам человек знает всё, да вспомнить не может. Надо бы чайник поставить.

Медленно прошла в соседнюю проходную комнату, где на диване сладко чмокая губами, крепко спал её супруг Володя.

– Сколько можно спать!.. – Чертыхнулась про себя и шелестя тапками по деревянному полу прошла в кухню, где и запнулась о две здоровенные подушки от дивана, который давно уже развалился от старости. Лишь вчера ей удалось уговорить мужа всё ж таки отнести основание от него на помойку. Теперь эти подушки будут валяться не один месяц, а сегодня приедут дети, и тоже будут спотыкаться о них.

– Вставай! – громко скомандовала она.

Володя приоткрыл глаза, и хотел было перевернуться на другой бок, смахнув видение, но голос супруги продолжал дребезжать.

– Вставай-вставай дружок, с постели на горшок… – Припомнила детскую присказку супруга. – Позавтракаешь, отвези на тележке подушки на свалку.

– Не отвезу, – приподнялся он, понимая, что спать ему не дадут, – они мне нужны. Я их на второй этаж затащу и положу на кровать, чтобы повыше было.

– Не затащишь, – съехидничала Вероника Степановна, – силов не хватит.

– Хватит! – как можно строже рявкнул он. – Отодвинь их в сторону и не жужжи над ухом.

– Даже если затащишь наверх по одной и уложишь на кровать, ты, – ткнула пальцем в мужа, – на них не взлезешь.

– Я не влезу?.. – окончательно проснулся он. – Я влезу. Это ты не влезешь. Ты и на второй этаж не заберёшься.

– Заберусь, – бодро парировала она, – а на этих подушках лежать не буду. Я тебя сколько дней прошу их вывезти?

– Я тебя десять лет прошу поставить второй гараж на участке, – начал закипать он, – и что? Грядки-грядки… кому они нужны? Ты на них работать не можешь, детей ждёшь, когда приедут и всё перекопают. Ей богу, ты мне напоминаешь престарелую актрису, которая сидит среди зрителей, и с грустью смотрит, как её любимые роли исполняют другие. Ветер пошумит – да устанет, а старая баба расходится – не скоро уймёшь. – Хохотнул он. – Позвони Зине, спроси, когда и куда пойдёте пенсию тратить.

– Не уйду, пока подушки не отвезёшь детинка с сединкой.

– Тьфу… – сплюнул он, вылезая из-под одеяла.

Сергей и Анюта удивились. Обычно мама встречала их у калитки, сегодня же на участке стояла мёртвая тишина. Они осторожно толкнули дверь и дружно охнули. На лестнице на второй этаж торчал дед, зажатый с двух сторон двумя огромными диванными подушками, напоминая собой гигантский гамбургер. Внизу суетилась Вероника Степановна.

– Говорила тебе, старый чёрт, отвези подушки на помойку. Не послушал ты меня, как тебя таперича вытащить? Мне не под силу. Виси не дергайся, а то зашибёшься. Правильно в народе говорят, коль дитя падает – бог перинку подстилает, а коль стар завалится – чёрт борону подставляет.

– Весело у вас, мама. Младенец с игрушками, старик с подушками. – Скрыл улыбку Сергей и потащил нижнюю подушку на себя. – Дед! Держись! Сейчас освобожу. Вас одних страшно оставлять. Только сейчас обсуждали с Анютой историю из теленовостей. Там одна старушка решила поругаться с девятого этажа на автомобилистов и выпала в окошко, пока летела, зацепилась за крюк, торчащий из стены. Пожарных вызвали, а на дорогах пробки только через сорок минут сняли. Хорошо, что обошлось, а тут вы со своими подушками, – подхватил на руки летящего деда.

– Анюта, вези тележку. А вы Вероника Степановна наливайте чай деду, будем силы восстанавливать. Судя по подвигам аппетиты у вас, как в молодости, только зубы уже не те.

До и после

Он лежал в больничной палате, устремив взгляд в белый потолок. Левая часть его тела больше не принадлежала ему. Вся его жизнь разделилась в одно мгновение на «до» и «после». Перед глазами промелькнул последний день. Лето. Жара. Он на даче. Старенькая мама просит сходить в теплицу посмотреть помидоры, а потом сразу темнота. Он даже не помнит, как оказался в больнице. Он не знал, сколько времени он здесь находится. Когда очнулся, понял, тело больше его не слушается.

– Как дальше жить? Что с ним будет? Останется прикованным на всю жизнь к инвалидному креслу? А она? Будет ли с ним дальше или уйдёт?.. Они прожили почти тридцать лет вместе. Гражданским браком. Сын вырос. Школу заканчивает в этом году. А сын? Как сын его будет воспринимать? Наверное, только мама останется рядом.

Воспоминания нахлынули разом. Маленький комочек у неё на руках, он стоит перед роддомом, тогда ещё не пускали к роженицам. Показывает ему в окошко, кричит:

– У тебя родился сын.

Он счастлив. Картинка сменилась. Они ругаются, она собирает вещи уходит к маме. Он любит её. Её огненные волосы и ясные голубые глаза. Её тоненькую мальчишескую фигурку и стальной характер. Сколько всего было между ними из-за её норова дикой кобылицы, но, ведь и понравилась она ему именно такой, непохожей на других, умеющей принять волевое решение в любой ситуации, и неожиданно расплакавшейся от пустяка. Он бежит вслед за ней, мучается, понимает, что без неё никак. Она возвращается и снова у них всё хорошо. Подрастает сын смешной, рыжий в маму и талантливый в него. Они с сыном вместе играют до полуночи на гитарах. Он музыкант. Лицо сводит судорога: «Был музыкантом…»

На соседней кровати вскрикивает мужчина. Ему ещё хуже. У него парализовано всё тело. И в его груди снова сжимается ком.

– Обуза. Всем обуза. Маме не помощник, жене не муж, сыну не отец. Зачем ему такой отец? Что он сможет ему дать, кроме мучения с ним инвалидом.

Распахнулась дверь. В палату ворвался свет. На пороге стояла она. Бледная, осунувшаяся, с плотно сжатыми в нитку губами и сияющими волосами. Подошла к нему, наклонилась. Тёплые губы коснулись его губ, и он почувствовал её запах. Родной, волнующий. Прикрыл глаза, потому что выступили слёзы. Выдавил сквозь зубы:

– Ты от меня уйдёшь? Я теперь такой…

Она всплеснула руками и вдруг звонко засмеялась:

– Конечно, уйду. Брошу тебя. Ты же меня бросал? Помнишь к маме уходила?..

Обняла его и гладила, гладила по голове. Он приподнялся на одной руке и попытался прижаться к ней:

– Я тебя люблю. Жаль, никогда не говорил об этом.

– Я знаю. – Она взяла двумя руками его голову и прижала к своей мальчишеской груди. Он почувствовал её маленькую грудь и боялся отпустить это мгновение счастья. – Я всегда это знала. Но я уйду от тебя, если ты не будешь стараться. Давай попробуем приподняться и сесть? Врач сказал можно.

Он постарался максимально приподняться. Получилось. Она подсунула под его спину подушку. Опустил глаза и снова ужаснулся. Он лежал в памперсах, как когда-то его маленький сын. Снова пронзила боль.

– Я останусь инвалидом.

– Вовсе нет. – Её руки заботливо меняли памперс, – ты начал говорить! Это первые слова за последние две недели. Ты сел! Прогноз благоприятный. Придётся потрудиться, но дело того стоит. Сегодня мы одержали первую победу. Шаг за шагом, медленно, восстановишься.

– Руки, – застонал он, – я никогда не смогу играть.

– Гитара, будет твоим главным тренажером. Сын поехал сегодня искать с широким грифом, чтобы пальцы удобнее было ставить. Киснуть некогда, у тебя много работы.

Она порхала вокруг и казалась ему диковинной птицей. Хрупкая, нежная, светящаяся и крепкая, как сталь. Почему он никогда не говорил ей, что не может прожить без неё и дня? Почему, когда люди здоровы, они скрывают свои чувства? Он опять потянулся к ней губами и её губы снова прижались. Как же он любил этот запах. Закружилась голова. Он одной рукой сжал её тёплую ладонь.

– Если встану, я буду носить тебя на руках всю жизнь.

– Встанешь, посмотрим, – парировала она в своей обычной манере. Он только сейчас заметил тёмные круги от бесконечных слёз под её глазами и вдруг понял: «Нет никаких „до“ и „после“ – есть „сейчас“». У него есть самое главное – она, его рыжая колдунья, талантливый сын, мама, друзья. Они – вся его жизнь, всё то, ради чего живут люди. Счастье оно каждый день. Завтра он попробует сесть сам, до её прихода. Он напишет лучшую песню. Для неё и для себя. Песню о любви.