Ничем хорошим для неё они обычно не заканчивались и значили только одно – от неё что-то нужно. Как женщина, слава Богам, с таким гаремом красавиц она ему не интересна, да и про руну непорочности целитель ему наверняка сказал.
Остаётся флёр. Этот проклятый флёр, из-за которого вся её жизнь летит кувырком.
А на что она рассчитывала?
Что ей дадут кров и еду за красивые глаза? И ничего не попросят взамен?
– Почему ты носишь мужскую одежду?
– Я работаю в саду и оранжерее, господин, так удобнее. Платье быстро пачкается и рвется.
– Женщинам в моём доме надлежит носить женскую одежду…
Исмаил сделал паузу.
– Но я рад, что тебе здесь нравится. И готов закрыть глаза на некоторые нарушения правил, установленных в моём дворце…
И снова его одарили дерзким обжигающим взглядом.
– Взамен на что?
– Мне нужна будет твоя помощь. Ты отправишься со мной в одно небольшое приятное путешествие…
Луду, при всей своей наивности и неопытности, быстро смекнула, что комадор много чего не договаривает, предлагая приятное путешествие в его компании в далёкую красивую страну, по возвращению из которой у неё будет свой собственный дом и безбедная жизнь. И его защита и покровительство, разумеется.
Она больше никогда ни в чём не будет нуждаться.
Взамен он иногда будет обращаться к ней с разными просьбами.
Какими? Ну, для неё это будут сущие пустяки. Сплошное удовольствие. Просто в нужное время и в нужном месте распустить флёр.
На тех, кого он укажет.
И всё.
Ей же это не трудно. Да?
Луду было не трудно, за исключением того, что она ненавидела флёр и то, что он делает с окружающими, будь то люди, маги или оборотни, без разницы. Флёр подчинял всех, не обходя животных и растения. Он навязывал ложные, ненастоящие чувства и эмоции. Правда, и рассеивался он довольно быстро.
Но она так натерпелась боли и унижения за свою короткую жизнь, её столько били и издевались над ней, заковывали в кандалы и ограничивающие браслеты, морили голодом и жаждой, что возвращаться в рабство она больше не хотела.
Никогда.
– Мне понадобится от тебя аман…
Что? Аман? Что это?
Луду встрепенулась и закусила губу.
Ну конечно, клятва. Ему нужна клятва, что она выполнит свои обещания. Не сбежит, не обманет и вернется с ним в Махитанию.
Бежать ей некуда. Пока. Монет у неё тоже нет. Пока. Наученная горьким опытом, испытывать судьбу с пустыми карманами она больше не собиралась.
Решение Луду приняла не колеблясь.
Она приложила правую руку к сердцу, как учили её когда-то давно в храме, и начала:
– Я клянусь, что…
Исмаил сидел за кабинетным столом, расслабленно откинувшись в кресле, внимательно слушал наивные слова клятвы и с прищуром смотрел на неё.
Когда она замолчала, он поднялся из-за стола, подошёл к ней.
– Дай левую руку.
Она послушно протянула, не видя в этой просьбе никакого подвоха, продолжая смотреть на господина.
Холод металла обжёг запястье, раздался щелчок и руке сразу стало тяжело.
– Что это?
Луду брезгливо тряхнула кистью и уставилась на браслет: широкий, украшенный драгоценными камнями. Мелкими, но настоящими, дорогими.
– Отнесись к этому, как к украшению, и залогу наших взаимовыгодных деловых отношений. Вы – женщины любите украшения…
–Залогу? – голос Луду дрогнул: – Это не просто браслет, да?
– Пока да. Это аркан.
Аркан. Рабский браслет. Чтобы она не могла сбежать от него.
– Зачем? Я же дала клятву… я же поклялась… Вы мне не верите?
Исмаил улыбнулся.
– Конечно, верю. Но так будет лучше для тебя и надежнее для меня. Когда мы вернемся в Махитанию, аркан исчезнет и браслет станет обычным украшением. Заметь, твоим собственным украшением. Навсегда. Цени мою щедрость, Луду, это очень дорогая вещь…
Он ей не верит. Не верит! Она принесла клятву, а он… За всю свою небольшую жизнь она никогда не преступала клятв. Луду почувствовала себя униженной больше, чем когда её голой перед всеми секли розгами.
Нарушение клятвы – это несмываемый позор, грех. Неужели господин этого не понимает?
Луду слушала комадора, опустив голову и глядя в пол.
Не хотелось, чтобы господин видел, как наворачиваются слёзы на её глазах.
Глава 28
Вик Ошос эту ночь почти не спал, лежал на кровати, глядя в потолок. У оборотня ещё теплилась слабая надежда, что Мартела жива.