Дыхание любви в Дании

– Она даже не захотела разговаривать со мной. Даже не посмотрела на цветы, а сразу умчалась в МИД. С этой чертовой дипломатической почтой, – с горечью произнес он.

В трубке повисла тишина. У Харальда даже пронеслась мысль, что Альберг неожиданно отключился.

– Я ведь предупреждал тебя, – услышал вдруг Харальд его голос. – Все так и получилось.

Хаммаршельд с такой силой сжал трубку мобильника, что он, казалось, даже чуть хрустнул. Альберг был прав.

– Я позвоню тебе попозже, – хрипло проговорил Харальд. – Извини. – И, торопливо отключив связь, прыгнул в машину и помчался в сторону Стокгольма.

Когда Харальд Хаммаршельд подъехал к зданию МИДа, половина окон в нем была погашена – рабочий день закончился, и служащие уже расходились по домам. Он вылез из машины с букетом в руках и принялся ждать. Наконец, через полчаса он увидел стройную спортивную фигуру Астрид Валленберг. Пересекая замощенную булыжником небольшую площадь, Харальд направился прямо к ней.

– Астрид, – воскликнул он, – я все-таки… – И протянул ей букет.

Девушка казалась немного раздосадованной. Наконец, она взяла розы.

– Ну так как, ты свободна сегодня вечером? Мы пойдем в ресторан? – Он попытался улыбнуться.

Глаза девушки смотрели на него поверх цветов. В них читалась странная смесь удивления и любопытства.

– В какой ресторан? – с трудом выдавила она после довольно продолжительного молчания.

– В тот, на который указывает наш король Карл XII.

– Король указывает на какой-то ресторан?! – изумилась девушка. – Ты не шутишь?

– Нисколько! Ты только вспомни его статую рядом с Национальной Оперой. Долгое время считалось, что Карл XII указывает рукой на восток, в сторону России – туда, где он проиграл сражение под Полтавой. Но совсем недавно дотошные историки решили проверить это и выяснили, что указующий перст монарха направлен на ресторан "Сведенборг" – кстати, один из лучших в столице.

Астрид фыркнула:

– Бьюсь об заклад, за этим "исследованием" стоят хозяева ресторана!

– Но тебя можно пригласить туда? – поинтересовался Харальд.

Астрид скосила глаза на наручные часики.

– Во сколько?

– Когда тебе удобно…

– Давай ровно в девять, Харальд, – сказала она. – Только не опаздывай, хорошо?

– Я не опоздаю, – пообещал он.

Подъезжая к своему дому на Нобельсгатан, Харальд был вынужден затормозить: улица оказалась неожиданно сужена, напротив его дома было припарковано сразу несколько грузовых машин, бегали рабочие с длинными алюминиевыми лестницами, суетились какие-то люди в синих спецовках. Харальд высунулся из машины:

– Что здесь происходит? Освободите, пожалуйста, проезд!

Заметив его машину, один из грузовиков тут же сдал назад. Дорога освободилась.

– Извините нас, пожалуйста, – подбежал к Харальду один из рабочих. – Немного не рассчитали. Приходится перевозить столько вещей!

– А что тут стряслось?

– Один ресторан уезжает, а на его место переезжает новый. – Рабочий махнул рукой на дом, находящийся на противоположной стороне улицы. – "Багдадский дворик" закрылся. Теперь на его месте будет другое заведение.

– Какое же? – удивился Харальд Хаммаршельд.

– Ресторан "Копенгаген", – с виноватой улыбкой ответил рабочий.

Харальд Хаммаршельд вдруг расхохотался, чем поверг рабочего в немалое изумление. "А ведь это хорошая примета! Ресторан "Копенгаген" открылся прямо напротив моего дома. Значит, все у меня получится – я поеду в Копенгаген, и не один!"

Бросив машину на стоянке перед домом, он, игнорируя лифт, взбежал к себе на пятый этаж. На коврике перед дверью лежали какие-то счета – Харальд, не читая, сгреб их в охапку и вошел вовнутрь. Сейчас ему было совсем не до счетов.

Он прошел в гостиную и, не раздеваясь, взял фотографический альбом, который лежал на каминной полке.

Самой первой в этом альбоме была их совместная фотография. Его и Астрид. Харальд на мгновение закрыл глаза. Он прекрасно помнил день, когда был сделан этот снимок. Это случилось на следующий день после их знакомства. Тогда они пошли прогуляться в "Миллесгорден" – огромный парк на острове Лидинго, который когда-то располагался на северо-востоке Стокгольма, а сейчас стал чуть ли не его центром. Весь парк был заполнен выдающимися скульптурами Карла Миллеса. Перед одной из них, "Человек и Пегас", они и сфотографировались. Эта фотография, к сожалению, не смогла запечатлеть того, что последовало за ней: поцелуя – самого упоительного в жизни Харальда. Он до сих пор помнил вкус губ Астрид в тот день, чувствовал овевавший их аромат пионов, которые росли прямо напротив, и тончайший, еле уловимый запах духов Астрид "Forever and ever" от Christian Dior.

Потом они ужинали в ресторане; после катались на Колесе обозрения, глядя сверху на залитый огнями Стокгольм. А потом…

Эту ночь он не забудет никогда. Она была исполнена страсти и огня, бесконечной неги и нежности, которые дарила ему Астрид.

Но куда все это делось потом – через три месяца, когда он стал собираться в Судан? Почему она вдруг охладела к нему? Или ему померещилось это?

– В чем же все-таки дело? – вырвалось у Харальда.

Астрид никогда прямо не говорила ему, что произошло. Просто их встречи стали все реже и реже… потом она вдруг засобиралась в командировку в Женеву… а когда он уехал в Дарфур, а она – в Швейцарию, то их телефонные звонки стали такими редкими и короткими по времени, что было совсем непонятно: они были когда-то любовниками или ему это только почудилось?

Харальд стиснул кулаки. Накануне отъезда из Судана он специально звонил ей. Спрашивал, сможет ли она встретить его. Приедет ли она вообще в Стокгольм. Тогда Астрид заявила, что у нее слишком много работы, что она буквально ни на день не может оторваться от своих обязанностей в миссии. Конечно, он не поверил ей. Дело было не в работе, совсем нет… Но вот теперь она здесь.

"Без нее я не поеду в Копенгаген. Вообще никуда", – сорвалось с его губ. Ему казалось, что он любил эту девушку, что в ней жила половинка его души. Ведь они были близки, им было хорошо вместе! Как и он, Астрид любила стихи Лундквиста и наизусть цитировала целые строфы из его сборника "Обнажённая жизнь". Харальд вторил ей, подхватывая. Невозможно забыть все это. Невозможно похоронить все это, объявив, что это принадлежит одному лишь прошлому.

– Что же все-таки произошло? Почему она стала избегать меня? – еле слышно вымолвил он.

Может быть, он чем-то оскорбил девушку, сам не ведая того, обидел ее? Нет, он всегда вел себя с ней предельно тактично, бережно. Иначе и быть не могло – ведь он любил ее. Что же тогда случилось? Или это были обычные женские капризы, и Астрид хотелось, чтобы он просто подольше ухаживал за ней? Женщины ведь так любят интригу, любят держать мужчин в подвешенном состоянии, "проверять" их чувства.

Лицо Харальда окаменело. В любом случае, все должно было решиться сегодня вечером. Но то, что прямо напротив его дома открылся ресторан "Копенгаген", было отличным предзнаменованием.

Харальд Хаммаршельд закрыл глаза, и сладостные видения того, что произошло несколько лет назад в "Садах Миллеса", стали вновь проноситься перед его внутренним взором.

Харальд пришел в ресторан за пятнадцать минут до назначенного времени. Осмотревшись, занял столик в уютной глубине зала, у стены, на которой висела картина, изображавшая легендарного короля Густава I Вазу. Король стоял на одной из башен замка Упсалы, который он построил, не ведая, что несколько столетий спустя этот замок превратится в одну из главных туристических достопримечательностей, и будет приносить его стране огромную прибыль, которая с лихвой окупит все немалые затраты на сооружение замка. За широкой спиной короля-строителя развевался шведский флаг – золотой крест, разделяющий на четыре части небесную синеву полотнища.

– Вы будете что-нибудь пить перед ужином? – обратился к Харальду вышколенный официант.

Харальд едва заметно усмехнулся. В Судане он практически ежедневно принимал несколько порций джина – самое лучшее профилактическое средство от буйствовавшей в тех краях малярии. Порой просто полоскал джином рот, словно водой. Если перевести на ресторанные порции, то он, наверное, напился джина на всю оставшуюся жизнь. "А вот какой-нибудь хороший коктейль был бы в самый раз", – пронеслось в голове Хаммаршельда. Он спросил официанта:

– Ваш бармен умеет делать хорошее дайкири?

– Наш бармен – кубинец, – закатил глаза официант. – Он делает дайкири по рецепту, которым восхищался сам Хемингуэй, когда жил на Кубе.