Самолёт Москва – Белград

Занятия в школе так и не начались, но раз в неделю Полина вместе с другими ребятами ходила на консультации. Почти все одноклассники работали, кто-то на заводах и фабриках, кто-то, как она, в эвакогоспиталях. Учителя с жалостью смотрели на их, осунувшиеся от недосыпа и голода, лица, но спуску в учёбе не давали. Бабушка почти сутками сидела за швейной машинкой, выстрачивая солдатское исподнее.

– Как бы там ни было, а без кальсон не повоюешь, – с гордостью говорила она о своей работе.

1943 год.

Освобождены Сталинград. Курск. Орел. Брянск. Смоленск. Днепропетровск. Киев.

Полина успешно сдала выпускные экзамены и поступила в медицинский, как только выдавалась свободная минута, бежала в госпиталь – мыть, стирать, писать письма… Летом в отпуск после ранения приехал Митя Скворцов. Полина, встретившись с ним на общей кухне, не сразу его узнала в военной форме с золотыми погонами, а бабушка всплеснула руками и воскликнула:

– Дмитрий Иванович! Да вы просто Печорин! Русский офицер!

Митя смущенно покрутил кончик светло-русого уса и решительно возразил:

– Вы ещё скажите «господин подпоручик»! Я – советский офицер, Серафима Матвеевна. Советский.

Полина подарила Мите две пары шерстяных носков, а он ей – банку американской тушенки и плитку шоколада.

Зимой, одно за одним, случились два несчастья: бабушка потеряла продуктовые карточки, а ведь даже дети знали, что на каждой карточке написано «при утере не возобновляется». Не прошло и недели, как в раздевалке казенной бани у Полины украли шубку и валенки. Аля отсыпала им полмешка картошки и отдала буханку хлеба, строго-настрого наказав:

– Ешьте и даже не думайте отказываться, у меня карточка первой категории, на 800 грамм, я столько не съедаю, как-то раз на рынке за буханку отрез крепдешина выменяла. Завтра сахара принесу, до конца месяца всего ничего осталось, с голоду не помрем, Матвеевна!

Бабушка, по-детски хлюпая носом-пуговкой, прижала к груди кулачки:

– Алевтина Ивановна, Алечка, как же нам с тобой расплатиться за всё?

– Вот ещё, расплатиться! – рассердилась Аля. – Мы люди или кто? Живы будем, война закончится, пошьёте мне платье из крепдешина, и на том спасибо.

Накануне Нового года бабушка разбудила Полину, когда за окнами было ещё темно, и велела достать кольцо. Полина всё поняла, подбежала к окну, сунула руку под подоконник, нащупала в глубине расщелины твёрдый сверток из фланелевой ткани, сжала пальцы и медленно, сантиметр за сантиметром, вытащила свёрток наружу. Перед тем, как развернуть фланельку, спросила бабушку:

– Тебе правда не жалко?

– А тебе? Кольцо твоё, досталось от бабки по отцовской линии. Баронессы фон Адлерберг, упокой Господи её душу.

– Бабушка! Сколько раз тебя просила, не напоминай мне о немецкой крови! Нашла время!

– Ну, не нами сказано, кровь не вода.

– Бабушка!!!

– Полина, умоляю, не кричи! Ты же воспитанная девушка. Разворачивай, полюбуемся напоследок.

Полина осторожно развязала узелок: на испачканной древесной трухой тряпице победно засиял фиалковый сгусток александрита в окружении крохотных бриллиантов. Это бабушка придумала прятать кольцо в щели под подоконником, щель была такой узкой, что просунуть в нее руку могла только Полина. Однажды она без спросу достала кольцо и долго лизала камень, воображая его монпансье, которым угощалась у подружки Туси. Когда бабушка застала ее за этим занятием, то оттаскала за косы будь здоров, а потом купила монпансье и каждый вечер выдавала по леденцу, лишь бы внучка больше не брала кольцо.

С рынка они вернулись с новой солдатской шинелью, ботинками из крепкой свиной кожи, и кринкой сметаны, по тем временам эта была удачная мена за несколько граммов золота с блескучими камушками. Когда Аля узнала про их поход на рынок, то отругала обоих на чём свет стоит:

– Не зря говорят, старый, что малый. Серафима Матвеевна, не ожидала я от вас такой прыти!

Бабушке же не терпелось рассказать обо всем во всех подробностях:

– Алечка, вы просто не представляете, как нам повезло, покупатель оказался порядочным и знающим человеком, правда несколько простоват внешне, но сразу оценил камень. Я ему говорю, камень чистый, работа старинная, девятнадцатый век, сейчас такого не делают, а он мне: вижу, гражданочка, не слепой.

– Свернул бы вам этот знающий человек шею в подворотне, и поминай как звали, – буркнула Аля.

– Теперь уж поздно бояться, дело сделано, и сделано хорошо! Вы, Аля, не стесняйтесь, кладите ложкой сметану на хлеб, кладите, – хлопотала бабушка около соседки. – Я шинель распорю и пошью Полинке пальто в талию, сукно добротное, десять лет сносу не будет.

1944 год.

В январе – долгожданный прорыв блокады Ленинграда. Полина от радости прыгала, как первоклашка: ура, скоро вернётся Туська!

Елец. Калинин. Калуга. Сталинград. Курск. Орел. Брянск. Смоленск. Днепропетровск. Киев. Новгород. Одесса. Севастополь. Выборг. Минск. Львов. Брест. Кишинев. Таллин. Рига…

Полина, злорадно усмехаясь, всё чаще и чаще выбрасывала в помойное ведро черные флажки.

Когда 7 ноября 1944 года по радио объявили, что территория СССР освобождена от немецко-фашистских захватчиков, бабушка, довольно потирая руки, поинтересовалась: нельзя ли по такому случаю раздобыть карту Европы? Но она не успела ничего раздобыть – бабушка умерла через неделю, сидя за швейной машинкой, только охнула на прощание. Полина сначала подумала, что бабушка укололась, даже крикнула из своего закутка, где штудировала конспекты перед экзаменом: «Бабуля, осторожнее!» Не услышав ответа, одернула штору: бабушка сидела на стуле, уткнувшись лбом в швейную машинку. Полина подошла на цыпочках, не дыша, взяла в руки её запястье. Кончики пальцев дрожали, и ей показалось, что есть пульс, даже губы успели дрогнуть в облегченной улыбке, но бабушка вдруг стала заваливаться на бок, ножки стула поехали в сторону, собирая в гармошку половик. Оглушительный звук падения вывел Полину из прострации, и она закричала так, что через минуту сбежались соседи. После похорон Полина долго не могла привыкнуть к тишине в комнате, включала радио, вслушивалась к разговорам соседей за стенкой и в коридоре. Ей сказали, что у бабушки оторвался тромб. Через месяц пришла похоронка на Митю. Война исправно несла свою вахту на службе у смерти, не пропуская ни одного дома, ни одного сердца.

Зимой 1945 года Полина ушла на фронт, правда, боев так и не увидела, прослужив до конца войны в прифронтовом госпитале. Аля писала, что из эвакуации вернулся Илья Степанович и устроил скандал, узнав, что его комнаты заняты, попытался явочным порядком въехать в комнату Полины, но все остальные жители встали стеной против такого произвола. Илья Степанович накатал донос на Полину «куда надо», называя её «чужеродным элементом» и «белогвардейским выкормышем», но они, соседи, перехватили донос и пообещали написать другой, уже на него лично, потому что Полина «настоящая фронтовичка», а он «крыса облезлая». Полина себя фронтовичкой не считала: их госпиталь почти не бомбили. Демобилизовавшись в августе сорок пятого, той же осенью она вернулась к учебе в медицинском институте…

– Полина Аркадьевна, ну так как? Мне идёт? Стоит брать? – не отставала Неля.

– Три тысячи? – переспросила Полина Махоткину.

– Да. Новыми, – помявшись, подтвердила Валя.

«Три тысячи! Интересно, сколько сейчас на эти деньги можно купить пальто? Тридцать? Сорок? Кому война, кому мать родна. А шинелька-то та совсем новая была, со склада», – усмехнулась про себя Полина.

– Полина Аркадьевна, извините, но уступить не могу. У нас с мужем всё до копеечки рассчитано,– повторила Валя, не забывая заискивающе улыбаться.

– Я согласна, – отрезала Полина.

Неля со вздохом сожаления сняла кольцо. У Полины не было таких денег, но было у кого занять. В конце концов, как говорил товарищ Сталин, хороший врач себя всегда прокормит.

По дороге домой, Полина несколько раз останавливалась и любовалась кольцом на безымянном палец.

«Сколько тебе лет, монпансье? Сколько пролежал ты в темноте? Не бойся, я не буду прятать тебя по щелям и комодам! – александрит счастливо щурился на солнце, отвечая на её слова золотисто-зелеными всполохами. Полина опустила глаза: растоптанные, серые от пыли туфли сливались с асфальтом, штопаные чулки неопрятно морщились на щиколотках. В кого она превратилась за эти полгода! Распустёха! Баронесса фон Адлерберг погрозила с небес пальцем. Полина посмотрела на часы: если поторопиться, то ещё можно успеть в универмаг.

Через десять лет, в начале семидесятых, она увидела объявление в «Известиях»:

Инюрколлегия СССР

По наследственному делу разыскиваются родственники

Кудашева Аркадия Николаевича, умершего в г. Сан-Паулу, Бразилия.

Всех лиц, знающих о судьбе его родственников просим сообщить по адресу:

Инюрколлегия, Тверская, 13

Полина знала о судьбе родственников Кудашева Аркадия Николаевича, ведь она сама была его родственницей. Дочерью. Сразу же после бегства родителей бабушка поменяла ей фамилию, выхолащивая из биографии внучки все, что напоминало об отце, изменнике Родины.