Исакова прикрикнула:
–Вы что, хотите сказать, что она пришла сегодня с работы? Могла работать в таком состоянии?
Наконец они убираются. Баба – типичная хабалка от бесплатной отечественной медицины. А вот доктор, хоть и не русский, его фамилия – Алиев, даже, кажется, расстроился, что не смог ничем помочь. Хотя мало ли у кого какая фамилия?
Лера снова торчит в загаженном подъезде. Всё ясно. Сколько же «признаков скорой смерти» она пропустила! Преагония, агония… медленное угасание. Преагония началась с падения с дивана.
Перед смертью у человека меняется голос. Впрочем, это может быть и при тяжёлой, но излечимой болезни. У человека появляются совершенно новые увлечения, он отрекается от всего, что всю жизнь боготворил. А уж её сами собой вывернувшиеся руки… Когда Лере было четырнадцать, мать сказала:
–Не наливай чай через руку, а то умрёт кто-нибудь.
За неделю между ними произошёл ужасный разговор. Видно, мать её чем-то спровоцировала, потому что Лера кричала:
–Я тебя в морге брошу! Мне тебя хоронить не на что!
–А я тебе каждую ночь сниться буду, я тебя с ума сведу, – как злобная ведьма, пообещала мать.
А перед сном Лера попыталась представить свою новую жизнь без матери. Есть вечерние встречи, куда ей хочется пойти, а мать не пускает, скандалы устраивает. Без матери у неё теперь у неё будет жизнь, полная общения.
«Я теперь свободна! – поразилась Лера своему открытию. – Я могу теперь пойти, куда захочу! Я даже могу поехать к Кате Ежовой в Можайск!»
Арендная плата за бабушкину квартиру теперь вся её, вдвоём с матерью ей грозила бы нищета. Но хватит ли ей на жизнь четырех с половиной тысяч (мать смогла сдать двухкомнатную смежную квартиру лишь по цене комнаты)? На работу её обратно Стерлядкин не возьмёт, не пожалеет, не взирая на весь свой иконостас.
Приехал оперативник по фамилии Тургенев, молодой черноволосый красавец. Мама сказала бы про него: жениха бы тебе такого! Но это только в бульварных романах и сериалах у них мог бы завязаться роман при таких обстоятельствах, в жизни же всегда возрастает энтропия.
Опер вёл себя, в отличие от медиков, очень вежливо и корректно. Спросил:
–Собаки нет?
–Только кошки.
Тургенев включил в зале верхний свет, – наверное, сфотографировал тело. На кухне Лера под протокол рассказала ему обо всём, что случилось за последние двое суток. Тургенев записал её показания своими каракулями довольно трогательно: «И тогда я зашла к маме…» Лера расписалась: «С моих слов записано верно и мною прочитано».
Наконец-то Тургенев убрался, цинично велев ждать труповозку и оставив для неё бумагу.
Лера снова в подъезде. Третий тайм, пять часов утра, сосед Рушан вывел на прогулку своего рыжего, как глина, и большого, как телёнок, мохнатого пса.
Этот Рушан служил в ОМОНе, был внешне чем-то похож на Бориса Тургенева. Он всё пытался навести порядок в их подъезде, но до реальных дел у него не доходило, обрываясь на скандалах и угрозах. Как же хорошо, что он к ней не лезет,– что это соседка делает здесь в такую рань?!
И тут Лера вспомнила, что милиционер так и не выключил люстру. Летом у них нагорало два киловатта, зимой – три.
Лера не могла заставить себя войти в комнату, где в серванте с красиво расставленными сервизами, безделушками и образами отражалась её мёртвая мать. И Лера вошла в комнату спиной, как сыновья Ноя, и потушила свет.
В половине шестого прибыли «хароны»,– оба в кошмарно красных куртках. Главный попросил «бумагу и карандаш» и написал алгоритм дальнейших действий: зарегистрировать смерть в загсе; заказать в похоронной конторе гроб; получить место на кладбище.
–У неё был лечащий врач?
–Нет, она никуда не обращалась.
–Значит, тело будут вскрывать,– сочувственно сказал санитар. – У Транспортировка стоит 760 рублей.
–У меня нет с собой денег, – наврала Лера.
–Хорошо, можете заплатить потом. Нам нужно покрывало. Какое можно взять, вот это? – И протянул ручонки за самым красивым пледом, купленном ещё бабушкой, с красными и жёлтыми цветами на коричневом поле. Но Лера сунула ему самое старое и страшное. А что они хотели?
Её мама при росте сто пятьдесят шесть сантиметров, весила больше центнера. Лера держала санитарам дверь, когда он выносили труп её матери. Она зачем-то опять вышла в подъезд и, прилипнув к окну, смотрела, как хароны грузили её в свою «ладью». Вернулась в квартиру и почувствовала, как в ней без тела стало легче.
–Господи!!! – закричала Лера.
Она почистила зубы и тщательно умылась томатным гелем. Потом взяла телефон и позвонила. Она звонила и ночью, но, то вообще не отвечали, то брала его жена.
–Дядя Витя! Мама умерла сегодня ночью!
Глава 2. Венчание с кошмаром
.
–Да, как же так… – опешил Виктор.– Она же в пятницу такая весёлая была… Я же собирался приехать вечером, чтобы рассказать ей, как там, на новой работе…
Никодимов был старше мамы на год. Они родились на одной улице, но в детстве не дружили, потому что маленькой Насте точно также запрещалось гулять и общаться со сверстниками, как и она не давала Лере.
Несколько лет назад дядя Витя устроился на мамино предприятие электриком. Её он не помнил, даже не верил, что они родом с одной улицы Заречной, покуда она не назвала ему все памятные места, уничтоженные новым микрорайоном, – Мельчинка, мелкое место на реке Клязьме. Ещё когда был жив её муж, Никодимов оказывал маме внимание, а когда тот умер, она «его взяла». Жену свою он ненавидел, но разводиться не собирался.
В последние два года Лерина мама вообще не могла ходить, у неё почему-то не двигались ноги, ей не хватало воздуха. И Виктор отвозил её на работу и с работы на новых «жигулях», вызывая зависть и пересуды.
В молодости, на северах, Виктор очень неудачно женился, – на женщине старше себя, с двумя внебрачными детьми, которых она утаила. Но он не бросил её, а впрягся в воз, выращивал свиней, чтобы прокормить «чужой грех». Старшая падчерица, Наташа с киргизским лицом, гуляла и наркоманила, умерла от туберкулёза, оставив умственно отсталого сына. А сама Элла Ивановна много лет болела раком матки. Мама всё ждала, что соперница скоро умрёт, и Никодимов на ней женится, но в итоге, умерла сама.
Никодимов приехал через полчаса. Он как раз уволился из дышащего на ладан комбината школьного питания, бывшего треста столовых, где всю свою жизнь проработала Лерина мать, и устроился на подстанцию. Сегодня должен быть как раз его первый рабочий день.
Виктор стал раздумывать, где бы им взять деньги на похороны. Сам он, как поняла Лера, не собирался давать ни копейки.
–Позвони на комбинат, она же там семнадцать лет отработала, должны дать. С квартирантов сразу за два месяца возьми…
–Тогда мне будет нечего есть в январе, – сказала Лера.
–А твоя работа?
–Он частник, мне ничего не положено.
–Всё равно сходи.
Дядя Витя уехал отпрашиваться на свою новую работу, а Лера позвонила Надежде Васильевне из отдела кадров.
Марина Павловна Будкина была моложе мамы на год. Она, как и бабушка, умерла от инсульта в мае. Женщина как-то вдруг сразу стала невменяемой, несла чушь, вообще не могла выполнять своих трудовых обязанностей. Все сослуживицы тотчас стали относиться к Марине Павловне, как к дерьму, в том числе и мать. Она говорила презрительно:
–Маринку не научили правильно работать!
Да, многие женщины так и не смогли перейти от карточек к программному обеспечению.