Медиум. Эмпат

– Они тебя полюбят, Ивири… Может быть, благотворительность…

Но девушка в ответ лишь горько рассмеялась.

– Вчера я нашла в своей кровати коровью лепешку! Пронес кто-то из слуг… Да это не важно, кто! Они ненавидят меня!

Внезапно растерянность в глазах молодого человека сменилась теплотой, он притянул ее к себе и обнял.

– Я люблю свою королеву, – горячее дыхание скользнуло по виску вместе с уверенным, тихим голосом, – А значит, полюбят и другие.

От неожиданности Ивири остолбенела, слезы высохли, грустные мысли галопом умчались в неизвестном направлении, и она вдруг поняла, что ждет поцелуя. Сердце гулко забилось в груди.

– Я не ослышался? Коровью лепешку? – Этан немного отстранился, с возмущением глядя на нее.

Ивири коротко кивнула, ощущая тень сожаления.

– Я узнаю, кто это сделал и подлеца высекут на дыбе!

Девушка со вздохом высвободилась из его объятий, вытерла щеки платком и грустно улыбнулась.

– Да, это именно то, что добавит им любви ко мне.

– Хорошо, не будем сечь, – недовольно согласился Этан, – В таком случае необходимо что-то придумать, вызвать каким-то образом всеобщую любовь. Вы должны показать себя достойной и доброй, моя королева. Я все же предлагаю благотворительность…

– Но они считают, что я – дурной знак! – она вдруг почувствовала, что теперь злится на него, – Кто позволит взять кусок хлеба для своего ребенка с моей руки, Этан?

Ей остро захотелось уйти, спрятаться.

– Прости, я пойду к себе. Хочу прилечь. Я плохо спала ночью.

Она поднялась в свою комнату. Начиналась метель – за окном словно натянули белую простыню. Ивири зарылась в холодные одеяла. Нет, она не скажет о Дерке ни Ринну, ни Исе. Они бессильны против него. И, тем более, Этану – Дерк во много раз сильнее, он может покалечить её друга. Друга… Он не захотел поцеловать её сегодня. Но ведь сказал, что любит. Нет, он сказал: «Я люблю свою королеву» – как это прикажете понимать? Да он ни разу не навестил её со дня коронации! Жаль, что она так и не решилась спросить почему. Ивири вздохнула. В Дерке слишком много магии сейчас и не слишком ясный ум. Он намерен идти на поиски её отца с одной целью – чтобы убить, и никто не сможет его остановить. Только переубедить.

Девушка перевернулась на спину, уставившись в высокий серый потолок, затылок ныл, рука невольно скользнула к шее, где под тканью платья спрятался маленький черный кулон в виде кошки. Почему сегодня амулет Лераскеса не помог ей так, как во время битвы? Было еще кое-что, что смутило и напугало её сильнее, чем нападение Неруима. Она готова была поклясться, что он услышал её мысли. Как такое возможно? Но что-то подобное уже было с ней, не так ли? Там, на краю пропасти, когда она держала его за руку… Они что-то сказали друг другу мысленно. Это было, она точно помнила.

Ивири ворочалась еще минут десять, пока не провалилась в беспокойный сон. Ей снился Лераскес, он кричал, кричал, он был напуган, нет, он был в ужасе: «Верни ему! Отдай ему!».

Глава 5

На рассвете девочка поднялась вместе с ними. Тем все боялся, что она споткнется или упадет. Висок, куда пришелся удар плетью, нехорошо вспух, лицо ее было все в засохших корках темной крови. Дрожащая и бледная, как снег, она встала рядом с ним на поклоны. Новичкам позволялось кланяться по десять раз, с каждым днем на один раз больше. Три, четыре, пять, шесть, на седьмой раз упала. От испуга Тем не удержался и бросил взгляд на ведьму – если та еще раз пройдется по девчонке хлыстом, то точно убьет. Однако что-то отвлекло Урку – та вдруг повернулась ко входу, рябое лицо заострилось, ведьма прислушивалась. Рядом еще кто-то пошевелился, это был Ул, и он быстро поднял девочку. Тем удивился – неужели не только он один стремился ей помочь? Дети меж тем отсчитали десятый поклон и дальше девочка могла уже просто сидя на коленях слушать молитву.

Они закончили и сели завтракать. Оказывается, кто-то из ребят вчера умудрился поймать земляную крысу, так что сегодня каждый получил по пол чашки жиденького, но горячего мясного бульона. Урка кудахтала над ними, воображая себя матушкой. Иногда на нее находили приступы любви к своим «деточкам», особенно по утрам.

– Вот и горяченького перед работой, да? Чтобы камушки увидеть, хорошо нужно подкрепиться.

Дети выпили крохотные порции молча и быстро, выдавливая из себя улыбки «матушке». Она прошлась между ними, приглаживая грязные всклокоченные затылки. Чтобы случаем не вздрогнуть от «нежного» прикосновения, шеи у них были напряжены до предела.

– Сегодня день особенный, мои птички, сегодня с нами чудная девчушка, она может принести нам удачу, – приговаривала Урка, то и дело бросая взгляд на девочку, которая жадно пила бульон, обжигая кипятком рот и, казалось, ничего не слышала. Может быть, у нее и ухо пострадало?

Выстроились, получили ошейники, Лом вручил девочке накидку из шкур, а еще кожаные шнурки и мех для обуви. Она натянула на себя шкуру, просунув голову сквозь отверстие сверху, а с ботинками не получалось, кое-как намотала вокруг них кроличьи шкурки и закрепила шнурками.

Вышли на слепящий снегом свет. Тем сходу припустил вслед за Улом и Рогом, через десяток шагов оглянулся, чтобы кивнуть девчонке, но в этом не было нужды – она следовала за ним попятам, по колено увязая в сугробах. Ветер успокоился, и развернувшаяся перед ними картина очаровывала своей жестокой красотой. Бесконечные горы-близнецы укрылись ровным, блестяще-белым, пушистым одеялом, но колючий холод пробирал до костей. Совсем скоро, когда морозы станут невыносимы и опасны для жизни, они покинут пещеру, перейдут ближе к южным землям Хотры.

Добравшись до своего места, остановились. Все трое мальчишек уставились на девочку и какое-то время молчали.

– Ты кто? – первым подал голос Рог, буравя её черными, слегка косящими глазами.

– Клина.

Было что-то птичье в этом имени. И сама она чем-то походила на взъерошенного воробья, завернутого в старую шкуру. «Прошла, выходит, обряд вчера», – подумал Тем, от чего-то, с горечью. Но ему-то что до этого? Не прошла бы – они и не поняли бы друг друга. Но часть его с грустью подумала о том красивом языке, который он услыхал накануне.

Тем, Ул и Рог назвали свои имена.

– Ты откуда?

Клина молча глядела на них.

– Она не помнит же, – бросил Темен и сделал шаг к ней, – Дай я посмотрю твою голову.

Она отпрянула было, но, встретившись с ним взглядом, осталась на месте. Тем набрал горсть снега в руки, подождал, пока тот слегка подтает и принялся аккуратно стирать сухую корку крови на лице, постепенно подбираясь к виску. Клина закрыла глаза, и мальчик догадался, что ей, наверное, приятно прикосновение прохладного к воспаленной коже. Он аккуратно отодвинул волосы. Все же выглядит она ну очень бледной, а кожа горячая, как уголек. Это нехорошо. Похоже на лихорадку. Крайне осторожно он попытался приподнять спутанную и отяжелевшую от засохшей крови прядь в месте, куда пришелся удар хлыстом, но девочка тут же вскрикнула, распахнув глаза.

– Нужно потерпеть, – объяснил ей Тем, – Давай ты присядешь.

Он расчистил от снега камень, усадил ее на него.

– Рану надо промыть, – тихо сказала Клина.

Тем поднял брови.

– Тут есть какой-то источник? Откуда вы берете воду?

Подземный источник действительно был совсем недалеко, и он почти никогда не замерзал.

– Я принесу, – бросил Ул.

После того, как с девочки смыли всю кровь, он смог, наконец, рассмотреть порез. Не слишком глубокий, но воспаленный, пересекал скулу, и заканчивался на два пальца выше виска, из него сочилась кровь.

– Все не очень хорошо? – спросила Клина.

– Перевязать нужно, – буркнул Тем.

А большего он предложить и не мог. Знать бы еще, чем. Мальчики растерянно переглянулись. Под толстыми меховыми шкурами прятались заношенные годами фуфайки со штанами. Темен вытащил на свет кусок своей рубахи – почерневшей от грязи ткани, разящей потом.

– Лучше мою, – предложила девочка и оттянула нижний край своей сорочки.

Она, конечно, не была белоснежной, но уж куда чище, чем его. Тем оторвал немного материи, сложил вдвое и аккуратно приложил к ране. Вытащил пару широких кожаных шнурков, ловко обмотал голову Клины, закрепив повязку. Девочка слегка поморщилась.

– У тебя жар, – сказал он, – Сиди тут, не нужно ничего делать, мы сами.

– Спасибо, – глаза на бледном лице блеснули синевой, – А вы давно… тут?