– А снег жри, – сплюнул на землю Рог, прищурился, уставился на Тема, – Девка не протянет. Зачем ей девка, Тем?
Тем пожал плечами. Он и сам думал о том же.
– А слыхал, как она заливалась, Тем? Пела, что ли…
Тем понял, что Рог не может подобрать слова. В их языке было мало слов. Особенно для того, чтобы описать красоту.
– Да, – он просто кивнул, встретившись взглядом с парнями. Они все трое понимали, что имелось ввиду.
Гий бы смог сказать, подумал Тем, и о девочке, и о том, как она говорила. Год назад он ходил за хрусталем с Гием. Тот паренек был младше него на год или два, но очень умный. Это Гий сказал Тему, а точнее, заставил его вспомнить о матери – его родной маме. А еще о том, что Темен знал раньше другой язык. Красивый, чистый, и в нем было очень много слов. Гий научился придумывать слова в их новом языке: «Можно говорить, как собака, а можно залаять по-человечески», – так он повторял. И создавал слова – придумывал их из звуков. А еще он говорил: «Какое это счастье, Темен, знать свой родной язык, говорить на нем».
Гий умер этой весной – его задушил ошейник. Они сожгли его тело на вершине горы в один из безветренных дней. Но он не хотел гореть и запах тлеющего мяса так щекотал ноздри, что Темен старался не дышать носом, сглатывая заполняющую рот голодную слюну.
Гий мог сказать. А все они могли только думать. И видеть.
Тем сплюнул, развернулся и пошел раскапывать запасы. Двое его напарников кивнули, разошлись по своим маршрутам. Их надсмотрщики Изд и Лом были достаточно глупыми и шумными – их крики были слышны издали и мальчишки, занятые поисками пищи, могли быстро вернуться, создавая видимость работы. Хотя работать в любом случае приходилось – если под вечер не показать результат содержимого мешка, Урка наказывала. И легче было продолбать всю скалу насквозь, чем испытать ее разнообразные наказания. Но время на поиски пищи мальчики все же всегда находили. Ловить и высматривать живность сейчас, в снегопад, было глупо, поэтому каждый разошелся по своим норам, раскопал заледеневшие запасы и принялся завтракать. Нужно было хоть немного забить желудок. Тем осмотрел свою нору – три земляных ореха, пучок корней ревеня и одна вяленая, дубовая от холода, ящерица. Он разломал ее на части с помощью топорика и сунул кусок в рот, как сосульку.
День тянулся медленно. Снег летел в глаза, мешая смотреть. Мальчики старались сильнее махать молотками, чтобы не замерзнуть. Изд и Лом не появлялись, скорее всего, спрятались в какой-то яме и спят, пережидают непогоду. Перед закатом они еще раз перекусили, собрали в торбы отбитые камни и, согнувшись под весом булыжников, потянулись к пещере. Намело уже до колен, но старались передвигаться быстрее, чтобы поспеть вовремя. У входа в пещеру толпились ребята с мешками, но не трогали огромный камень, загородивший вход, нужно было дождаться старших «братьев». Наконец те явились, переставляя свои огромные ножища в сугробах. Дети толпой навалились на камень. Темену показалось, что, несмотря на усталость за день, едва ли не сам он отодвинул эту громадину – так не терпелось увидеть девочку.
Они по очереди вошли в пещеру, а к ним навстречу, как всегда, спешила Урка.
– Мои сыновья! Порадуете свою старую матушку сегодня?
Дети привычно выстроились в четыре шеренги по пять человек, встали на колени, разложили у ног открытые мешки с отбитыми камнями – результат своей работы. Летом ребята могли за день выспаться, поохотиться и, если свезет, то и поесть, а к вечеру набрать камней, поотбивать их молотками, раздробить пилками и спокойно сдать ведьме на досмотре. Зимой же работа спасала от холода, так что не имело смысла хитрить.
Он все искал девочку взглядом, но не мог найти. Неужели Урка уже убила ее? Начались поклоны. Приятно грело пламя огня. Пахло мясом, видать, тут хорошо пообедали. Кого-то позади несколько раз ударили хлыстом. На пятьдесят шестом поклоне Тем едва не потерял равновесие – заметил-таки девочку. Темный комок жался совсем рядом с его – Тема – соломенным спальником!
Они закончили поклоны и расползлись по своим углам. Темен медленно и бесшумно стелился, прислушиваясь к дыханию девочки. Ему показалось, что она дрожит, хотя в пещере было довольно тепло. А вдруг мерзнет с непривычки?
– Эй, – едва слышно шепнул он.
Тонкие руки скользнули с лица, обнаружились огромные синие глаза, полные слез. Мальчик быстро приложил указательный палец к губам, показав, что вести себя надо тихо. Она кивнула. Голова у нее была в крови, надо бы перевязать, но сегодня уже никак не выйдет. Только если завтра она выйдет с ними работать. Расстелив свою шкуру поверх соломы, Тем постарался максимально растянуть ее, чтобы досталось и девочке. Она поняла его намерения и переползла на край шкуры. Тем снял с себя вторую шкуру, развернул ее так, чтобы накрыть сверху их обоих и лег рядом на бок, расправив плечи и выпятив локоть кверху. Жаль, что у него не такие большие плечи, как у его старших «братишек», иначе он смог бы загородить спиной свою ночную гостью от ведьмы. Девочка позади несколько раз шевельнулась, подвигаясь ближе.
– Спасибо, – еле слышно прошелестело ему в ухо. Или показалось?
Тем глубоко вздохнул, понял, что ему стало хорошо и уснул.
Глава 2
Серебристо-белыми были два трона, возвышавшиеся над городской площадью Рукрина, словно две снежные горы. К ним вело десять ступеней, покрытых жемчужно-белой тканью. Десять – число завершенности успешного пути, которым заканчивался идеально белый ковер без единого изъяна, берущий свое начало из замка. С высоты он выглядел странно – словно угольно-черная скала Уорка треснула, и из недр ее хлынул на землю поток молочной реки. Ивири спикировала чуть ниже, чтобы рассмотреть. Ворон неожиданно громко каркнул.
Сегодня она битый час высматривала птиц в мутном небе цвета голубого халцедона. Проскользнул один, за ним второй клин, но девушка не решалась вмешиваться, отвлекая пернатых от сезонного перелета. Она сидела в глубоком кресле лунной комнаты Заряной башни, как ей иногда казалось – на самой вершине мира – закопавшись с шерстяной плед. Ивири решительно настроилась на самостоятельный полет. Она не намерена вылетать за пределы замка, лишь подсмотрит за приготовлением к коронации. И сможет «выйти» сама.
Лераскесу с каждым днем становилось все хуже. Измученный простудой, он успел вернуться в замок накануне того, как суггестии напали на королевских солдат, и в Рукрине произошел переворот. Рано утром старик еще лежал в своих покоях, смежных с библиотекой, когда к нему вбежал мальчишка-служка, размазывая слезы по щекам, протараторил о том, что вся королевская стража мертва, молил не губить и сбежал, не дожидаясь ответа. Сильный жар и натужный кашель душили старого мастера, пока он, собрав остатки сил, запечатывал магией вход в кабинет и выстраивал защиту стен на случай, если их станут ломать. А затем, вконец обессиленный, на несколько суток впал в беспамятство. Но смерть пощадила его и на этот раз. Когда жар отступил и сознание все же вернулось к магу, он обнаружил, что вполне себе жив, лишь чрезвычайно слаб и обезвожен. Изредка до Лераскеса доносился крик из-за дверей и с улицы, казалось, звали его по имени, но он был не в состоянии подняться. Когда жажда все же заставила его встать в поисках воды, он вновь услышал крики за дверью, прижал ухо к стене и узнал голос служки: «Откройте, верн Лераскес! Если вы живы, откройте, молю! Подземники ушли!».
По приезду в город принца Ринна, Ивири и Исы с остатками выживших стражей, старик уже мог передвигаться с посохом, однако болезнь и уход Верана Криена слишком повредили ему. Изнуряющий, надрывный кашель остался. Занятия с Ивири прекратились, и девушка не смела просить. Лераскес все больше сидел на своем излюбленном диванчике у большого окна и смотрел вдаль на сахарно-белые пики Ашрум.
Ивири старалась практиковаться одна. Вовремя выйти из разума птицы, не допуская лишнего увлечения. Но с каждым холодным днем все меньше крыльев разрезало тусклое небо, а в преддверии снегопада попряталось все живое, лишь жадные воробьи паслись у дверей и окон булочных, грея крохотные лапки на створках запотевших окон. Воробьи и во?роны. Поднимать воробьев выше крыш Ивири не рисковала – снесет ветром. А во?роны… «Во?рон о смерти кричит» – так говорили рыбаки в ее родном поселке Киран. Но выбора не было, тем более, что выхоленный иссиня-черный красавец, словно в ответ на ее мысли, сейчас уселся на подоконник, уставившись на Ивири блестящим глазом. Какое-то время девушка и птица напряженно рассматривали друг друга сквозь стекло. «Что ж, сам напросился», – Ивири сделала глубокий вдох, поудобнее умостилась в кресле и устремила сознание в чужой разум. Ворон встрепенулся, взмахнул крыльями. Ивири осматривалась с мгновение, успокаиваясь, примеряясь, а затем толкнула птицу в полет.
По периметру городской площади выстроились стражи – новобранцы – молодые юнцы в начищенных, сияющих доспехах. Их было совсем немного – не больше сотни. Весь гарнизон Рукрина и Анкирии уничтожили суггестии – Варрок остался без защиты. Ивири не обязательно было присутствовать на королевских советах и ужинах, которые проходили без ее участия, чтобы знать, о чем судачат варроканцы на кухнях да по конюшням. Армалы[1 - Сбежавшие от правосудия Варрока преступники: воры, убийцы, висельники, каторжники; наибольшей численности достигли во времена правления короля Верана. Долгое время обитали в лесостепной зоне между Ратримом и Вармином, обворовывая путников на дорогах; по ночам совершали набеги на городские стены и фермерские сады.] вышли из укрытий – висельники и каторжники осаждают городские стены неприступного Ратрима, грабят королевские погреба, вынося заготовленные горожанами на зиму запасы. Под покровом ночи разбегаются жители Вармина, в надежде спасти своих детей в Кеаске или дойти до Рукрина. А мелкие поселки в считанные недели были стерты с лица земли налетами преступников. С потерей своего Правителя Варрок стремительно погружался в хаос. Единственная надежда была на преемников – принца Ринна и невесть откуда взявшуюся, никому не известную принцессу по имени Ивири.
Ходили разные слухи – и не всегда приятные. Испуганный люд навыдумывал пугающих небылиц и больше всего, уж конечно, поминали ведьм. Невзирая на страх перед нападением армалов в дороге, холод и секущий ветер, на предстоящую утреннюю коронацию съехалось столько народу, что уже сейчас, в сумерках, городская площадь напоминала оживленный муравейник. Сотни зевак занимали себе места поближе к трону, мостились на дырявых соломенных мешках, кутаясь в одеяла и плащи в преддверии морозной ночи, жгли костры, нестройно тянули песни, травили байки, греясь дешевым ромом. Стражники двумя плотными рядами выстроились вдоль «чистого пути», не подпуская зевак к белому ковру, ведущему из замка к подножью тронов. Его постелили после захода солнца и до самой коронации он должен оставаться чистым. Если пойдет снег, поговаривали знатоки у костров, разрывая табачно-желтыми зубами куски прожаренной до кости баранины, – хорошая примета.
Приметы и легенды плотной паутиной опутывали разумы людей. После свержения Акнуров Правитель Веран скормил жаждущим варроканцам новые символы и традиции с изящной помпезностью, потому что знал – толпе нужна вера и идолы.
Девушка не понимала, зачем отец настоял на том, чтобы она стала королевой. Она неопытная, необразованная, глупая и наивная. Она ничего не смыслит в управлении, а ее дар общения со зверьем в руководстве страной бесполезен. Она боялась того будущего, которое Веран оставил ей, но не могла не подчиниться его воле.
Ивири спустила птицу чуть ниже, усадив на широкий парапет открытого балкона. Завтра эти почетные места на втором этаже займут послы и гости соседствующих Малурии, Дайшаны, Хотры, Златных островов…
Не будет лишь родарийцев.
Ивири задержала взгляд на острых пиках стражей – эти воины станут живым щитом между толпой и будущими королем и королевой Варрока. Они с Ринном по очереди должны взойти на трон, приняв короны из рук Исы.
«Чистым будет путь Правителя и да не прольется кровь на Его земле…»
* * *
Капля темно-красной крови выступила на указательном пальце. Иса сощурилась, пытаясь понять, где ошиблась. Зрение стремительно угасало. Продолжать вышивку не имело смысла, иначе запачкает парчу. Правительница Варрока отложила рукоделие и возвела взгляд чистых равнодушных глаз на Лераскеса.
– Ее имя – Илирия Криен Анкур. Анкур… – некогда небесно-голубые, а нынче выцветшие радужки вокруг зрачков под тяжелыми, испещренными морщинами ве?ками… Сколько ему сейчас? Сто? Сто пятьдесят? А сколько ему было, когда она попала в этот дикий, холодный замок, доставленная из солнечной, златокаменной Анкирии? И сколько было ей?
Исе хотелось предаться детским беззаботным воспоминаниям, пахнущим свежевыпеченным хлебом и дынным лимонадом, но надоедливый старикан бубнил свое, прерываясь на приступы кашля, отвлекая, раздражая глупыми пустяками.
– Люди ненавидят это имя. А страшные сказки о «правящих землями ведьмах с огненными волосами» до сих пор рассказывают детям в колыбелях. Огненные волосы. Моя королева, мой принц… прислушайтесь к совету старика. Покройте голову принцессы Ивири белой вуалью и не называйте ее второе имя. Не упоминайте Анкуров, если не хотите бури и волнений!
Иса задумчиво смотрела на него. Хочет ли она бури? Никчемный старик. Что ей все бури мира! Ни одна буря не в состоянии потревожить ее более. Выжжена изнутри. Пепел. Вся кровь, что была в ней, вытекла вместе с кровью ее дочери, ее малышки. И если бы Боги сжалились, и разум мог покинуть ее так же быстро – сердце не разрывалось бы каждую ночь на части, осколками рассыпаясь по ледяным простыням. Муж покинул ее, даже не попрощавшись. Дочь покинула ее. Сын… Если что-то еще имеет на этой проклятой земле значение – это ее мальчик.
Молчание затянулось. Старик ждал и Иса с раздражением поняла, что ответа требуют от нее. Но, стоящий по правую сторону от трона, принц Ринн опередил Правительницу.
– Мы услышали вас, мастер Лераскес, – он слегка кивнул старику, – Вы правы, мы не хотим волнений. Благодарим за это своевременное предупреждение… И совет.
Лераскес еще раз поклонился, переводя взгляд с Ринна на застывшую Ису, вздохнул, покачав головой, и медленно вышел, опираясь на посох.
– «Люди ненавидят это имя…» – прошептал Ринн, едва за учителем закрылась дверь, – Я не могу понять отца. Своими руками убить Аррингарда и Аррану Анкур, чтобы через пару десятков лет, передать трон Ивирии Анкур!
Как вырос ее сын за такой короткий срок. Еще несколько месяцев назад он не позволил бы вслух осуждать отца при ком-либо, и, уж тем более, при матери. Ее дети так сильно любили Верана, так стремились порадовать его, увидеть гордость в его глазах. Но все это досталось не им, а ей…
– Лераскес прав, эта Ивирия Анкур – действительно большая угроза, – Ринн начал расхаживать по залу, рассуждая, но ни к кому не обращаясь, словно беседовал с самим собой.
Иса сонно обвела глазами помещение. А ведь они остались совершенно одни.
– Отец дал странные, непонятные распоряжения перед уходом, – продолжал молодой человек, – Объявил об объединении Родарии и Варрока. Но как, Святые Небеса, я смогу контролировать медиумов, если природа одарила меня лишь талантом исправно рубить мечом!
Он остановился напротив внушительных размеров гобеленового полотна с портретом Верана. Глаза отца, казалось, смотрели на него сверху вниз пристально, пытливо, оценивающе. Чего он ждал от своего сына? Ринн в отчаянии сжал кулаки.
– Но ведь эта… Ивири. Она тоже бессильна. Что она сможет сделать с темнодумцами, если уничтожены все суггестии? Те, что остались в живых, разбежались… Когда медиумы Родарии хлынут в Варрок, что станет с нашим народом? Нет, мы не должны этого допустить, – Ринн отвернулся от картины, стараясь совладать с эмоциями, вновь принялся мерять широкими шагами зал, – Как он мог так поступить?! Медиумы не должны проникнуть в наши земли. Отец оставил меня одного, бездарного, зная, что я не смогу защитить людей… Дед и бабка мертвы, он ушел, ты… Ты слышишь меня, мама?!
Иса вздрогнула от его крика, перевела на сына свой затуманенный взгляд.