В гору на коньках

По выходным Александр Авакумович ковырялся в помойках. Он искал гвозди, сломанную технику и проволоку. Особенно ценил доски (подгнившие , – «ничего, высушу») и паклю. Если придется строить избу, пакля забьет щели в досках, в зиму будет как с гуся вода. Что не вмещалось в квартиру, закапывал в кустах на местной речке. Мимо речки дети каждый день ходили в школу. Они спрашивали: «Дядя Саша, что вы здесь садите? Малинку, черемуху?». Маленькая Лиза тоже ходила через речку. Ей было очень стыдно.

Александр Авакумович не следил за модой. С возрастом он совсем себя забросил и выглядел даже неприлично. Синий пиджак на несколько размеров больше, длинный, почти закрывающий кисти мозолистых рук с толстыми, вздутыми синими венами; носки без резинок, безвольно лежащие, как обмякший презерватив, у основания бледных щиколоток. С каждым годом он становился все более грубым и замкнутым.

ЖЭК выделил ему конурку в подвале его дома. Там он мастерил, столярничал, выполнял мелкие заказы. Соседские дети приходили к Авакумычу по выходным, и он учил их работать с деревом. В благодарность дети швыряли в его окно мусор и дохлых птиц. Авакумыч пробовал заставлять окно фанеркой, так каждый считал своим долгом проходя мимо, выбить фанерку ногой. Авакумыч был в ярости. У него появилась скверная привычка материться на детей. К слову, Лилю дети прозвали Кенгурухой.

К тому времени Лиля вполне его ненавидела. Горечь копилась, она не знала, куда ее деть. Утром возле зеркала ей казалось, что ее отражение черное от гнева. Она хотела уйти и не возвращаться.

Злоба крутила ее изнутри, безжалостная, все заслоняющая злоба, что вот ей плохо, а этот упырь сидит в своей каморке. Упоенно что-то пилит. Какое-то дерьмо. Он не думает о ней, о ней даже не помнит. Лилю захлестывало отчаяние.

Настал 1993 год. Союз депутатов переименовали в Жогорку Кенеш. По выходным Авентины садились на диван и всей семьей смотрели, как слащавые молодцы в обтягивающих шортах жуют губами кашу по каналу Пирамида. Появились бутики, доступные тем, у кого были деньги. Лизе исполнилось 16 лет.

Она мечтала о космической геодезии, телескопах, спутниках и других планетах. Ей нравились двойные звезды. Когда две звезды находятся рядом, они друг на друга воздействуют. Есть процессы, которые в одиночных звездах незаметны. Двойные звезды развиваются быстрее, и в некоторых случаях одна звезда захватывает массу у другой. Бывает, происходят взрывы. Классические двойные звезды интересны тем, что это единственный способ определить массу, так как взвесить что-то в космосе невозможно. Температуру можно определить по цвету, догадаться. А массу можно рассчитать только по двойным звездам. Звезды сравниваются с массой Солнца – 11 масс солнца, 9 масс Солнца. Как 38 попугаев для продвинутых умов.

Еще интереснее наблюдать со спутников за Землей, Луной, пространством вокруг Марса, ядрами других галактик. Черные дыры, нейтронные звезды, сверхмассивные черные дыры, белые карлики – человечество о них не знало, пока не запустило в космос сложные дорогостоящие аппараты. Теперь все это можно не просто посмотреть на фотографиях, но и исследовать.

Сами по себе аппараты не могут распознать, что же они обнаружили. Телескоп из обсерватории ведет наземную поддержку рентгеновских наблюдений. Работает это так: наводим телескоп в ту область неба, откуда приходит рентгеновское излучение, распознаем объект, получаем не только изображение, но и спектры, и затем смотрим, что это за объект (звезда, или другая галактика, или даже скопление галактик). Спутник говорит: вот здесь скопление рентгеновских излучений – задача найти все эти нейтронные звезды, белых карликов. Искать, как иголку в стоге сена, всю жизнь решать сложнейшие задачи, работать кропотливо, на износ, с вдохновением. Делать невидимое видимым, сложное простым, и в конце, если повезет, понять, как устроен гигантский, таинственный механизм – наша Вселенная.

Пока подруги красились, худели, лопали до тошноты капусту в надежде, что вырастет грудь, Лиза в своем углу штудировала лекции по межзвездной среде, рентгеновской астрономии, моделям звездных атмосфер.

Окруженный покатыми песочными горами, Фрунзе обнищал. Евреи, русские, узбеки уплывали из Бишкека, как селёдка во время нереста. Александр Авакумович, словно крот, засел в своей норе. Там у него стоял верстак, перемещенный из школьного флигеля, пахло лаком и опилками, там было тихо.

Лиза всей душой хотела вырваться из дома, где отец целые дни торчал в подвале, строгая что-то с мальчишками, которые его презирали, насмехались. Где мать, в попытках сбежать от жизни с Авакумычем, увлекалась то поэзией, то уринотерапией. Бишкек задыхался от жары и национализма. Лиза вовсю готовилась к экзаменам.

В 95-м она поступила в Государственный технический университет. Лиза была очень счастлива, не пропускала ни одного спектакля, ни одного представления – везде Лиза танцевала, пела, играла на рояле. Лучшая на курсе, она рассчитывала получить грант в Америке и переехать в Сакраменто. Фотографии этого невиданного города, супер-солнечного, супер-современного, ей показали американцы, приезжавшие в университет.

Примерно в это время Александр Авакумыч решил, что он устал. Пора ему на пенсию. Он посетил СОБЕС. Небритый Авакумыч месяц носил туда справки, отстоял все, какие положено, очереди. Первую пенсию он получил во вторник, 150 сомов (13 долларов) ударили больно, как смачная затрещина. Три дня он просидел, запершись в своей комнатушке. Никуда не выходил и ни с кем не разговаривал.

В пятницу утром Александр Авакумович вышел оттуда и поехал на Ошский базар. Купив все, что нужно, Александр Авакумович вернулся в подвал и заперся снова. Он мастерил, паял и резал все выходные. К рассвету понедельника у него был готов самодельный обрез.

Александр Авакумович поднялся к себе в квартиру, позавтракал геркулесовой кашей без соли и сахара. Запил кашу стаканом кипятка. Александр Авакумович привык экономить.

Надев самосшитую из разных кусков кожаную куртку и сунув обрез подмышку, он отправился на прием к замминистру труда Калдарбеку Джумабекову.

Он долго сидел в приемной, обливался потом. Александр Авакумович без особой надежды прикидывал, как лучше объяснить чиновнику, сколь несправедливо решение выдать ему, заслуженному педагогу, такую мизерную пенсию. Терпение у него заканчивалось.

Секретарь замминистра (по-видимому, его жена) всем видом дала понять, что ее начальник занят, он решает судьбы мира: ведет переговоры по телефону с президентом Клинтоном. На самом деле Калдарбек Джумабеков закусывал, а потом игрался с мобильным телефоном, невероятной, подавляющей разум новинкой.

Спустя четыре часа Александру Авакумовичу надоело ждать. Он улучил момент, когда секретарша пошла набрать в лейку воды, и зашел в кабинет.

Калдарбек Джумабеков сидел за столом и скучал. На голове его торчал национальный войлочный колпак. Он был похож на заварочный чайник. Александр Авакумович приблизился к столу, достал обрез и расстрелял замминистра в упор.

Мир Лизы рухнул. Деньги, отложенные на учебу, отдали адвокату – старой деве с вытянутым черепом, как у овцы. Это не помогло. В 97-м Александра Авакумовича расстреляли.

Лиза запомнила его сгорбленной, плешивой развалиной с пожелтевшей головой. Странно, но на последнем свидании Лиза подумала, что отец был счастлив эти два года. Его не доставали.

Прознав об их семье из газет, к ним в квартиру нагрянули Свидетели Иеговы. Они требовали не курить, не пить и не жадничать, рисовали в воображении Лизы огненные сцены истребления прелюбодеев и табакозависимых. От Лизы и Лили хотели покаяния. Как будто это они выпилили железный обрез и убили Калдарбека.

Лиля была не против. Всю жизнь она копила обиду: на зеленоглазого Володю, который использовал и оставил ее, на Авентина, который жил, как за туманом. Доконал ее его расстрел. Иеговы так Иеговы. Они не любят Пушкина, с ними не выпьешь, ну да кто увидит…

Зал Царства на улице Советской. На стене проектор, в углу ящик для пожертвований. При каждом шаге скрипят зеленые половицы. Люди кашляют и втягивают сопли, садятся на свои места. Тема собрания: причины, которые приводят к исключению. На сцену поднимается неуклюжий человек в аляповатом плохоньком костюме. Это брат Данила.