Звёздная раса. Сборник рассказов

Отец как-то сказал, что местные жители умеют и любят замыкаться, заслоняться от проблем, решения которых у них нет. Потому и почти ничего не достигли – не ищут решений. Отец… (нет, нет, нет!!! Убежать! Смотреть, слушать – нельзя, страшно!)

Но и у мальчика сейчас решения не было. На этой планете он знал лишь кусочек мира – этот посёлок. Уйти было некуда. Идти – не к кому. И он кружил по его улицам днём и сидел где-нибудь ночью, стараясь не заснуть. Маленький организм измучился, он выключал своего хозяина против его желания – и во сне снова и снова повторялось всё, что было три дня назад, и он просыпался от собственных воплей, жутких и протяжных…

Во сне он кричал. Наяву – кричать было нельзя, и он не кричал тогда…

В тот – четвёртый – день он решил пробраться на маленький космодром в горах, видный отсюда, единственный космодром на планете, построенный ещё какими-то первооткрывателями, но использовавшийся всеми просто по мере надобности. Мальчик слишком мало прожил на свете и не был дворянским ребёнком, и жуткое недавнее прошлое – и постылая реальность – активно стирали из памяти прошлое отдалённое. Но что он прилетел сюда на космическом корабле, что он часто смотрел стерео и много читал книг и журналов про корабли – он всё ещё помнил. И то, что корабли там чужие – не очень понимал; космодром стал казаться какой-то сказочной надеждой вернуться на Землю. Домой. Земной дом тоже ещё держался в памяти, но уже не как домик на берегу Ангары, а просто как слово – доброе и ласковое.

Ему очень хотелось спать.

Выбравшись из-под прилавка, он выпрямился и хмуро осмотрелся. Стчк ещё не начали собираться на дневной обмен, и мальчик решил подождать немного, поесть чего-нибудь, а потом пробираться на космодром. Ни о чём другом он думать не желал – отойдя на середину торговой улицы, задрал голову, чтобы рассмотреть над горным склоном справа, на мощном скальном выходе, решётчатые фермы антенн дальней связи. Больше отсюда ничего «космодромного» рассмотреть было нельзя. Туда, на склон, вела пологая длинная дорога, лепившаяся к хребту. Он там много раз был с…

(…нет, нет, нет – нельзя про это думать!!!)

…Кен ло Хеерорд посмотрел на небо. Ну так и есть, всё – тучи уже не разойдутся. Завтра утром пойдёт дождь – и всё.

Сторк тяжело, припечатывая землю, шагал посередине торговой улицы. Он был один – не взял с собой слуг-туземцев и приказал охранникам остаться в поместье. Выход неофициальный, ни к чему демонстрировать дипломатический протокол и военную силу. Да и некому. Стчк до дипломатии расти и расти, сторки с их точки зрения – опасные духи дождя и всё такое прочее, поражать и пугать их незачем, они и так поражены и напуганы на век вперёд.

Права носить мундир у отставного офицера, разумеется, никто не отнимал, и яркие цвета сторкадского военного звездолётчика, казалось, раздвигают здешнюю тёплую хмарь. Лёгкий крылатый шлем – тоже парадный – кен ло Хеерорд украсил кокардой родовых цветов (на службе нельзя, а вот сейчас как раз можно – один из немногих плюсов отставки, которым он с удовольствием пользовался), левую руку держал на открытой кобуре офицерского бластера (к той же левой руке был пристёгнут стилет-тарва, древний, бронзовый «Хранитель Чести»), а в правой помахивал х’онд-ом[10 - Х«онд – сторкадская боевая палка длиной от 70 см до метра. В давние времена – просто-напросто учебный меч, который многие родовитые сторки использовали для «разборок» с безродными, чтобы не испачкать боевого меча и отчасти не убить (что в некоторой степени лицемерие – в умелой руке тогдашний х’онд убивал немногим хуже металлического клинка). В настоящее время – скорей просто трость, но тяжёлая и крепкая, вполне годная для использования в качестве серьёзного оружия.]. Ему было тошно и, если честно, хотелось подпалить пару навесов. Просто, незатейливо, походя – ну, для поднятия настроения. Вот интересно, можно ли вывести туземцев из себя и довести до состояния, когда они бросятся штурмовать его дом? О Пустота… Да какой там штурм, если они даже не охотятся на зверей, а всего оружия – гарпуны для ловли рыбы? Заплесневелый народец с замшелыми мозгами.

Кстати, об охоте. Кто-то из бывавших тут соплеменников озаботился набросать кое-какие исследования по здешним животным и прочему; поохотиться есть на кого. И этим надо будет заняться, если не навалятся горой дела. А они, похоже, навалятся-таки, поморщился кен ло Хеерорд. Помимо того несчастного письма были ещё и официальные депеши – о необходимости готовить базы-склады и сроках. Что они там себе думают? Что эта Земля сможет сколь-либо длительно противостоять Альянсу?!

Смешно. Хотя…

Он передёрнул плечами и опять стал думать об охоте, одновременно подумывая, что как раз вот это самое место и пойдёт под первые склады (и прикидывая уже мысленно, как и что распланировать после сноса всего этого мокрого уныния). Фыркнул зло – как ни крути, а лучший каталог по живому миру Скр’г… грр’ий… так, всё, хватит: отныне и впредь – Туманная Лужа, и так и буду писать во всех документах! – лучший каталог по живому миру Туманной Лужи составил не сторк, а Охитт Аннэйо Сурнимай[11 - Знаменитый за 40—50 земных лет до описанных событий путешественник-авантюрист с Йенно Мьюри. Потомок древнего королевского рода, сын одного из директоров корпорации «Сурнимайа», ещё в детстве прославился тягой к справедливости (несколько специфически понимаемой как «возвращение к истокам») и приключениями на родной планете, позже – в космосе. Пытался поднять на материнской планете Федерации Йенно Мьюри восстание, которое потерпело поражение. Охитт Аннэйо Сурнимай с группой верных людей бежал в космос и на протяжении четверти века сочетал разноплановые независимые исследования (отчёты о которых безалаберно и щедро-беззаботно рассылал ближайшим на тот момент цивилизациям) с идейным пиратством (борьба с работорговлей, контрабандой наркотиков и т.д.). Плодовитый писатель, бесстрашный исследователь, неплохой поэт и самобытный философ. Существует три версии его гибели, ни одна из которых не доказана, но каждая – мила сердцу какой-то из групп его врагов; объективно Охитт Аннэйо Сурнимай просто-напросто пропал без вести во время одной из своих экспедиций. На Йенно Мьюри об Охитт Аннэйо Сурнимай написано множество научных и «научных» трудов, несколько художественных книг, сделано несколько десятков фильмов. Существует даже молодёжная культура «охитт», объединяющая, кстати, далеко не худших представителей этого в общем-то растленного общества. Что интересно, частью культуры является вера в то, что корабль Охитт Аннэйо Сурнимай попал в «мёртвую зыбь Пространства» и всё-таки вернётся – когда народ Йенно Мьюри массово его позовёт – чтобы установить суровую справедливость.]. Собственно, он это недоразумение и открыл… Кен ло Хеерорд неожиданно для самого себя фыркнул, вспомнив впервые прочитанную книгу мьюри-социопата. Ему самому тогда было лет десять, книгу привёз отец из столицы, мальчишка, сидя на замковой башне, где всегда любил читать, с отвращением долго рассматривал портрет автора на обложке (длиннющие, чёрные, как сажа, волосы… широченные скулы… золотистого отблеска кожа… вздёрнутый нос… косые синие глазищи, в которых читалось ироничное бесшабашное полубезумие – ну и рожа, и рождает же Пустота такое…), а потом прочитал эпиграф: «Было бы за что висеть – а не только за шею!» – хмыкнул, покатал слова на языке, и… и одобрил. Удивлённо одобрил. И стал читать.

Так.

А это – что?!

В какой-то момент у кен ло Хеерорда перемкнуло сознание. Ему показалось – и картина была дикой, непредставимой в своём идиотизме – что посреди улицы неподалёку стоит как ни в чём не бывало и смотрит куда-то на склоны хребта сторкадский ребёнок. Чего, собственно, не могло быть – первые сотрудники миссии ещё только должны были прибыть на днях, а те, у кого есть дети и кто решил их привезти – ещё позже.

Сторкадскому ребёнку было взяться неоткуда. Героические юные «пробиранцы-приключенцы», которые проникают в трюмы судов и прячутся среди ящиков с оборудованием, чтобы в критический момент спасти корабль, в последние лет пятьдесят стали просто-напросто невозможны из-за многоуровневой системы живого и механического контроля. Да и потом, предпоследним кораблём, прилетавшим сюда, был тот самый джагганский эсминец. А он уже улетел. И не он же, в конце концов, привёз сюда ребёнка-сторка?! А последний корабль – корабль самого кен ло Хеерорда. На котором детей не было точно.

Всё это кен ло Хеерорд думал на ходу – только походка его стала бесшумной и быстрой…

..В известной части Вселенной есть несколько рас, которые можно спутать со сторками. Во-первых, конечно, мьюри. Но они, как и их двоюродные братья джангри, черноволосы. Поголовно. С оттенками, но черноволосые, если не красятся, что у мьюри в общем-то в ходу. Во-вторых, их общая родня аниу. Но аниу нельзя спутать вообще ни с кем.

Ну и в третьих.

Земляне.

Вообще говоря, это тоже было не очень-то вероятно. Но, делая последние несколько шагов, кен ло Хеерорд подумал, что да – как раз земляне-то на планете были. Ещё недавно. Те, которых убили джаго. Во имя Силы, у них что, были дети? И как они – он, она? – уцелели?

Он. Мальчишка. Теперь кен ло Хеерорд это видел.

Мальчишка был так увлечён своими мыслями и разглядыванием чего-то неведомого на горном склоне, что дёрнулся, только когда сторк уже оказался рядом. Неловко повернулся, вскинул голову и застыл – рот приоткрывался потихоньку – давая себя рассмотреть вблизи.

Да, это был, конечно, не сторк – и не мьюри, джангри или аниу. У мальчишки был курносый нос – но не до такой степени, как у мьюри, так, немного вздёрнутая «пипка» – большие серые глаза с длинными ресницами, тонкие черты, гладкие скулы и волосы… э… ну… грязные, но, похоже, того цвета, который земляне называют рюзие. При виде оказавшегося рядом огромного сторка мальчишка побелел так, что на носу выступили чёрными точками с десяток маленьких пигментационных пятен – у сторков такого не бывает, а у землян они называются… нет, забыл. Но зато другое было совершенно неоспоримо.

Если кен ло Хеерорд правильно запомнил лица земных детей из скороспелых справочников, это совершенно неоспоримо был землянин. Скорей всего – русский, хотя и не точно.

Между тем землянин тихо выдохнул, попятился, не сводя глаз с кен ло Хеерорда. Его губы слабо искривились – у сторка его возраста такое движение могло означать презрительный гнев, но за землянина кен ло Хеерорд не поручился бы и просто шагнул следом. Поставил ногу влево – дёрнувшийся было туда – бежать – мальчишка отскочил обратно и уперся спиной в прилавок. Схватился за мокрые доски расставленными руками – так, что пальцы побелели. Глаза его становились всё больше и больше, они заняли почти всю верхнюю часть лица. Грудь – разрисованная грязью, засохшей и свежей – ходила ходуном, быстро, резко.

Кен ло Хеерорд, сам того не ожидая, улыбнулся: вспомнилась вышедшая недавно детская книжка, в которой говорилось, что земляне раскрашивают себя синей краской. Ну что, её составители были не так уж не правы: этот землянин и правда раскрашен синеватой здешней глиной очень добротно.

Улыбка мальчишку испугала ещё больше. Он явно собирался прыгнуть через прилавок – когда рука сторка опустилась ему на плечо.

Именно в этот момент кен ло Хеерорд решил, что заберёт это нежданное существо к себе. Причин несколько: во-первых, его брат в плену у землян; во-вторых, земляне лишили его, кен ло Хеерорда, возможности сражаться за Сторкад; в третьих, из мальчишки можно будет просто-напросто воспитать слугу. Да и потом: скорей всего, после окончания этой войны рабов-землян будет множество, но пока это экзотика.

Мальчишка вскрикнул. В крике были отчаянье, ужас и ненависть – практически не человеческие, такой звук мог издать схваченный зверёк. В следующий миг его нога мелькнула в ударе, а зубы впились в руку сторка…

…вернее, так получилось бы. Кен ло Хеерорд лениво – и мгновенно – убрал ногу, подставил под бешеный укус накладку на локте и одновременно перехватил шею мальчика слева у основания – двумя пальцами, как клещами.

Он не ошибся. Землянин строением организма не отличался от сторков – и обмер, широко распахнув глаза, парализованный умелым нажатием. Но в его глазах было столько ужаса, а сердце так колотилось в локоть сторка, что кен ло Хеерорд подумал: не умер бы от страха. Мальчишка и так, с самого начала, был чем-то смертельно перепуган. Сторк резко нажал сильнее и довольно безжалостно тряхнул мальчишку; глаза землянина распахнулись ещё шире, он судорожно, рывком открыл рот – и обмяк, как тряпичная кукла.

Сторк легко перехватил добычу под мышку и зашагал по тропке обратно, совершенно не обращая внимания на провожающих его вращением глаз туземцев, которые как раз начали потихоньку появляться за прилавками тут и там…

…Самым смешным – и, наверное, самым отвратительным – с точки зрения многих, в том числе и землян – оставалось то, что Заант кен ло Хеерорд вовсе не был негодяем и мерзавцем. Негодяй и мерзавец – этот тот, кто совершает что-то скверное, понимая, что это – скверное и наслаждаясь этим. Но с точки зрения кен ло Хеерорда он ничего скверного и не совершал. Более того, он бы смертельно оскорбился, если бы кто-то хотя бы просто предположил только возможность такого!

Как и большинство детей сторков, он рос вдали от столичного острова Тор’эмма, от столицы Империи Дэм-Торсада с его интригами и бездушием ко всем, даже к Императору – тоже части, пусть и главной, многовекового безжалостного Механизма. Но главного это не меняло: с первых мгновений сознательной жизни кен ло Хеерорд вобрал в себя Основу Основ: есть Свои. Это сторки. Сторки Высоких Родов. Есть Свои, но ниже – Родовитые. Есть Свои ещё ниже – Низких Родов. Наконец, Безродные – они тоже Свои, но в самом низу. Это – Народ.

Все, кто вне этого вечного, несокрушимого, единого соорда[12 - Соорд – общее племенное ополчение сторкадского Рода в древности. В наши дни – общее условное название вооружённых сил Империи, но только собственно из сторков.] – Чужие. А Чужие должны быть или мёртвыми безопасными врагами – или живыми покорными рабами. И никакие взаимоотношения, счёты, желания, мысли и обычаи сторков к Чужим были неприложимы. А обычаи, мысли и желания Чужих могли быть удивительны, смешны или любопытны, но – всегда – всегда! – ниже каблуков сапог Народа.

Сам кен ло Хеерорд рабами не торговал, на его родном острове – так сложилось – рабских плантаций с Чужими не было, но двое его родичей были капитанами каперов и имели немалую часть дохода именно с торговли живым товаром и его перевозок. Занятие вполне почтенное и достойное… А по закону Сторкада сторку – любому, даже Безродному – достаточно было положить руку на тело Чужого и сказать: «Моё,» – чтобы тот стал рабом. Ограничивал тут только самый обычный здравый смысл; ясное дело, что выйти навстречу делегации Йэнно Мьюри или Нэйкели и «пометить» главу той или другой мог только провокатор или больной. Хотя – хрестоматийным был пример вековой давности, когда Гэзур токк Гэзур кен ло Гэзур, был без сознания схвачен джаго и, издеваясь над пленителями, «пометил» троих высших офицеров, допрашивавших его. Что самое главное – он выжил и сумел бежать, а к концу конфликта уже сам пленил всех троих джаго и загнал их работать на плантацию, предварительно сообщив, что тут нет ничего личного, но не мог же он отказаться от сказанного?

Именно поэтому охранники у входа, отдавая салют, посмотрели на кен ло Хеерорда удивлённо – но это было удивление из разряда: «Где взяли?! – а не: – А зачем это вам?» По дороге сторк несколько раз добавлял начинавшему дёргаться и вскрикивать пленнику костяшкой пальца в затылок. Свалив мальчишку в угол в коридорчике и, заперев шлепком ладони входную дверь, переоделся в домашнее, а когда вернулся – ну конечно. Мальчишка снова очухался и как раз намеревался открыть дверь, когда рука кен ло Хеерорда перехватила его за локоть, и сторк протащил землянина за собой в центральный зал.

Мальчишка опять начал бешено отбиваться – вскрикивая, извиваясь, он пинался, молотил сторка кулаками и кусался снова и снова. Из его сухих глаз на кен ло Хеерорда смотрели ужас и ненависть. Но всё это сторка совершенно не трогало. Точным, резким ударом – на этот раз уже не нажатием пальцев – ребра ладони под ухо, кен ло Хеерорд оглушил землянина и, брезгливо стащив с него одежду, поставил перед собой между широко расставленных колен, тряхнул в обеих руках, придерживая за локти:

– Ну-ка, приди в себя, ну? – приказал он по-русски. Мальчишка, мотая головой, мутно посмотрел вокруг, на своего пленителя, моргнул, дёрнулся, вскрикнул негодующе и испуганно. Сторк прервал новую лавину отчаянного сопротивления таким рывком за локти, что у мальчишки клацнули зубы. – Стой смирно, или получишь ещё, – мальчишка бешено рванулся, пнул сторка, попытался ударить его головой в лицо. Кен ло Хеерорд развернул его и влепил по мягкому месту такой удар ладонью, что в комнате выстрелило эхо, а землянин оглушительно взвыл и просто-напросто окаменел от боли. – Вот так-то… – это сторк сказал по-английски. – На каком языке ты говоришь? – он повторил вопрос на обоих языках. Мальчишка цедил сквозь зубы воздух и молчал. – Ясно, – кен ло Хеерорд бесцеремонно повертел землянина и удовлетворённо подумал, что он не истощён, не избит, не ранен – только смертельно напуган и очень грязен.

Кен ло Хеерорд поднялся, равнодушно перехватил мальчика за волосы и, не обращая внимания на его невольный скулёж, протащил в коридор, к душу. Открыл дверь кабинки и одним движением руки буквально забросил землянина внутрь. Тот пролетел через кабинку, не успев выставить руки, ударился плечом о стену, извернулся, быстро съехал спиной по стене на пористый губчатый пол и сжался в комок.

– Мойся, – приказал сторк снова по-русски и по-английски. И отметил, что на русское слово мальчишка метнулся глазами по кабинке. – Мойся давай, или я сам тебя буду отскребать. Ты что, этого хочешь?

Мальчишка медленно поднялся, ведя по стене обеими руками и не спуская взгляда с кен ло Хеерорда. Тот закрыл дверь и заблокировал её. Постоял, усмехаясь – буквально через секунду дверь подёргали. Но только один раз.

Потом внутри зашумела вода.

Мальчишка не выходил долго, хотя вода уже перестала литься. Кен ло Хеерорд успел переговорить с охранниками, довести до сведения рабов, что нашёл комнатного слугу и отдал им приказы насчёт него – и только потом заглянул внутрь. Землянин вымылся и даже причесался. И даже убрал за собой – вытер, где мог, всё развесил по местам… А теперь сидел на выключенной сушилке и быстро посмотрел на сторка, стоящего на пороге. Отвёл глаза, уставился в стену. Кен ло Хеерорд взял его за плечо, вывел наружу. На этот раз мальчишка не сопротивлялся, только через плечо оглянулся тоскливо – ага, в душе не было сторка, и это помещение уже – инстинктивно – начало казаться землянину более-менее надёжным убежищем. Знакомо.

– Твоё барахло я выкинул, – кен ло Хеерорд говорил по-русски, тщательно подбирая слова. Он знал четыре земных языка (это было одной из причин назначения сюда), но не практиковался с их живыми носителями никогда – не считать же практикой ругань в эфире во время короткого злосчастного боя? Тем более, что сторки в бою ругаться считали недостойным, и кен ло Хеерорд практически не отвечал, а потом и вовсе стало не до этого. Мальчишка, замерший возле двери в душ, опустил голову, поставил ногу на ногу, вздохнул дрожаще. – Сейчас принесут нашу одежду. Вон там, в углу – подстилка для тебя.

Мальчишка быстро посмотрел в угол коридора и передёрнул плечами. Опять отвёл глаза. Молча. Потом вдруг хрипловато сказал:

– Я убегу всё равно, – это были первые членораздельные слова с момента, как он попал в дом. Сказано было тихо, но, надо отдать должное, совершенно отчётливо непримиримо, и мальчишка, кажется, ожидал крика, приказов, побоев… но кен ло Хеерорд только усмехнулся: о психологии землян он кое-что знал, раб-шэни читал ему лекции по заказу ещё до войны, когда только-только исчезла Медленная Зона и открывшаяся Большому Космосу Земля заинтересовала офицера-сторка. И сейчас он только лишь шевельнул бровью:

– Если даже убежишь – я просто прикажу этим здешним насекомым поймать и выдать тебя. В противном случае за каждый день твоего побега я буду убивать по десятку их детёнышей. Там, на улице, где я тебя поймал.