Звёздная раса. Сборник рассказов

– Но ваши дети и убивают животных, – сказал Храу-Гар-Эрр. – Я видел это не далее как на этот праздник… Корочун[4 - Корочун – ночь с 22 на 23 декабря, древний сакральный праздник зимы. Начало недели новогодних праздников. У англосаксов – Йоль.]

– А вам кажется, что в этом есть какое-то несоответствие? – улыбнулся Веденеев. – Нет ничего глупей, чем абсолютизировать и идеализировать жизнь и называть это «добротой». Природа вовсе не добра – она убивает и рождает каждую секунду. Знаете, наша раса уже сделала когда-то ошибку, возведя на пьедестал всеобъемлющий абстрактный гуманизм – и тяжко поплатилась. В первую очередь, что странно – массовым ростом немотивированной жестокости. Люди, которые не могли зарезать курицу, более того – с возмущением отвергавшие саму мысль об этом процессе – находили удовольствие в садизме самых разных видов. Дети, ни разу в жизни не выстрелившие на охоте, избивали более слабых ровесников и издевались над ними. И чем глупей и старательней пыталось человечество убежать от своего естества – естества бойца, путешественника и покорителя – тем страшней и изощрённей мстила Природа. Чем это закончилось – вы, я думаю, всё же знаете.

Храу-Гар-Эрр, внимательно слушавший землянина, очень по-человечески вздохнул – громко и разочарованно:

– Мне трудно это понять, – признался он честно. – У нас просто никогда не было таких парадоксов в развитии. Вы на самом деле парадоксальная цивилизация, вас очень интересно изучать. Я вам даже скажу – очень многие у нас, – он поднял глаза, – считают, что вы не договариваете и прячете от чужих значительную часть вашего бытия. Я не о технике или военных секретах. Я о бытовой стороне вашей жизни.

– Нет, – покачал головой Веденеев. – Я понимаю, что слово «нет» для вас есть просто слово… но – нет. Не прячем и не скрываем. Незачем. Поверьте. Вы ведь смотрели «Плотины наших отцов»[5 - «Плотины наших отцов» – художественно-публицистический фильм, снятый крупнейшей кинокомпанией АСИ «Темза» во 2—4 г. г. Реконкисты. Название фильма взято из стихотворения Киплинга, это первое, что видит зритель на экране в начале каждой серии – алые буквы, плывущие на чёрном фоне под удары колокола: …мы изменили заветам отцов —И убили своих сыновей… Каждый фильм посвящён одно из глобальных проблем Века Безумия: пацифизму, фрейдизму, социальному либерализму, витафилии, «свободному воспитанию» детей, мачизму, чайлдфризму, «свободному искусству», феминизму, насильственной детской сексуализации, «историческому покаянству» белой расы, гомосексуализму, хоплофобии, «чревонеистовству», авраамическим религиям и ксенофилии. Фильмы состоят каждый как бы из трёх часовых серий. Первая – научная, в которой объясняется, что собой представляет данное явление и чем оно опасно для людей и общества. Вторая – политическая, где рассказывается, кем, почему и зачем это явление поощрялось. Третья – художественная, фильм, рассказывающий о судьбах каких-то отдельных людей, затронутых этим явлением. Все фильмы заканчиваются картиной растущего над городом ядерного «гриба» и волны пламени, поглощающей мир. Художественные части фильмов были полностью созданы при помощи компьютеров, так как не было сочтено возможным подвергать психику живых актёров риску съёмками в подобных лентах. Фильм был передан так же в РИ и переведён на русский язык.]?

– Конечно, – буркнул скиутт. Вопрос был в общем-то праздный – эту ленту показывали всем работникам инопланетных миссий на Земле практически в обязательном порядке. – Многое из того, что было показано в этом фильме, лично я просто не мог понять без разъяснений. Именно это и зародило в некоторых из нас сомнение – как могла раса, поражённая таким количеством противоестественных и нелепых, смешных и ужасных безумств – стать тем, что нам демонстрируете вы сейчас?

– Когда-то давно, – Ведеев смотрел, как за окном проплыла – в свете и шуме – одна из многочисленных самодельных площадок, на которых отмечали наступающий праздник самодеятельные коллективы. Смех, огни, выкрики – и снова синевато-серебряный снег в лунных искрах, и чёрный парный след лыж на этом драгоценном покрывале… – …так вот, когда-то давно самые лучшие клинки ковали так: полосу металла закапывали в землю на недели. Перековывали и снова закапывали. Отрывали и опять перековывали… и так металл мучили до тех пор, пока ржавчина не выедала из него все слабые и нестойкие частички. Возможно, наша история похожа на процесс такой ковки, кто знает? Я – не знаю. Я могу только сказать, что мы показываем вам правду. Всю правду.

Скиутт снова посмотрел в окно, а Веденеев в очередной раз подумал, что сама манера поворачиваться у этой расы словно бы таит угрозу. Среди землян поворот всем корпусом означал крайнее раздражение или гнев. И приходилось себе напоминать про анатомию…

– А вот ваш праздник мне вообще-то нравится, – сказал Храу-Гар-Эрр. – Очень весёлый праздник. Хотя я опять же не понимаю, почему Новый Год празднуется у вас так странно – в конце первого месяца вашей зимы. Нелогично.

– На самом деле, всё вполне логично, – ответил Веденеев. – В эти дни приходит на землю самая длинная ночь, а потом постепенно начинает уступать дню. И на небе особое положения занимают созвездия. К календарным датам это имеет очень маленькое отношение.

– Вот как… – задумчиво протянул скиутт. – Тоже загадка. Вы, земляне, совершенно не суеверны…

– Мы не заметили, чтобы религии имели большое распространение в Галактике, – возразил Веденеев. Храу-Гар-Эрр покосился на него:

– В вашем понимании – нет, насколько я успел узнать историю ваших религий… Но я о бытовом уровне. Моя раса, к примеру, весьма суеверна… Так вот, при почти полном отсутствии у вас суеверий, вы тем не менее огромное значение придаёте традициям и обрядам.

– Скорей они придают нам огромное значение, – вроде бы в шутку, но в то же время серьёзно ответил Михаил Михайлович. Скиутт снова посмотрел на него – уже внимательно, задумчиво. Непонятно ответил (Веденеев взял эти слова на заметку):

– Да, есть и такая точка зрения, но она мало распространена… Я знаю несколько рас, которые сделали из своих традиций и обрядов весёлые и не несущие смысла праздники, а другие – средство получать деньги со зрителей. Я знаю и расы, которые формально оценивают с точки зрения традиций каждый свой шаг. Наконец, есть и расы, вообще предавшие традиции забвению. И для вас опять не находится места в общимх рамках.

На этот раз промолчал землянин. Храу-Гар-Эрр удобней устроился на сиденье, одобрительно заметил:

– Очень хорошая машина. Кстати, я весьма благодарен вам за то, что вы выделили транспорт именно такого размера… И ещё кстати, о тайнах. Например, вы ведь не передадите и даже не продадите нам чертежи двигателя, который работает в этом автомобиле?

– Вы заводили разговор не об этих тайнах, – Веденеев подавил усмешку. – Передача подобных тайн не открытость, а глупость. Не следует смешивать сметану и перец… В свою очередь кстати – я поражён тем, что у вашей расы в массовом ходу паровики.

– Так сложилось исторически.

– А ваши соседи и… союзники не спешат делиться технологиями?

Кожа на носу скиутта чуть сморщилась. Он положил… лапу?.. руку на руку на левое бедро, поиграл пальцами. Потом, подумав, неожиданно достал из кармана шубы и продемонстрировал землянину с откровенной гордостью небольшой предмет – это была явная попытка уйти от разговора, но в то же время искренее желание похвастаться редкой вещью, и Веденеев не стал возвращаться к теме союзников.

– Приобрел случайно в одном магазинчике, торгующем редкостями, – пояснил Храу-Гар-Эрр, демонстрируя покупку. – Немного странное оружие, и не по моим рукам, но меня прельстила оригинальная идея, а главное – замечательная сталь. Я в этом понимаю хорошо, так вот, эта сталь – лучшее из всего, что мне встречалось в Галактике.

Веденеев вновь с трудом сдержал улыбку. В руке… да, в руке Храу-Гар-Эрр с гордостью держал раскрытую опасную бритву. Видимо, начала ХХ века – но в отличном состоянии.

А скиутт отчётливо насторожился. Представителей его расы очень трудно было обмануть – они «ловили» эмоции собеседника по неощутимым для людей запахам.

– Что-то не так? – отрывисто спросил он – ясно проявился лающий акцент.

– Вы действительно купили редкую и старинную вещь из отличной стали – это изделие мастеров Золингена, даже сейчас то качество клинковой стали нами не достигнуто, – пояснил землянин. – Но… извините, эта вещь могли использоваться, как оружие, однако изначально – это не оружие. Это опасная бритва.

– Опасная… бритва? – скиутт с изумлением посмотрел на предмет в своей руке, словно впервые его увидел. – Инструмент для удаления волосяного покрова с лица вашими самцами?! Поразительно… но постойте, я видел старые бритвы, которыми вы пользовались до появления у вас крема-депилятора, они совершенно не похожи… Это же настоящий нож, причём очень удобный для вашей руки!

– То, что вы видели – это безопасные бритвы или даже электрические, – терпеливо пояснил землянин. – Опасными бритвами пользовались гораздо раньше. Это в самом деле редкость и она на самом деле из замечательной стали, – повторил Веденеев утешающим тоном. Скиутт рыкнул – но, похоже, не зло, даже не сердито, а весело. Покрутил бритву в пальцах.

– Подумать только… – и заметил: – Но, пожалуй, в этом случае приобретение ещё более ценно. Кстати, это тоже совершенно непонятный мне обычай – с волосами. И снова – если бы ему следовали все, то…

– А это каждый решает сам для себя, – пояснил Веденеев. – Есть и сейчас народы, у которых ношение бороды является традицией. Или усов без бороды. Есть группы людей, у которых усы или борода или они вместе – традиция службы. Есть, наконец, женщины, которым нравятся мужские борода и усы, – скиутт выразил весёлое изумление всем своим видом. – Изначально усы и борода резко подчёркивали различие между мужчиной и женщиной, потом напротив – стали считаться атавизмом… Вообще-то это сложная и многоплановая тема.

– Какое счастье, что она неприложима к моему народу, – серьёзно заметил Храу-Гар-Эрр. – В далёком прошлом у нас на материнской планете существовала опасная эпидемическая болезнь… я не знаю, было ли у вас что-то аналогичное. Начиналась она с того, что облезала шерсть и передавалась буквально со скоростью дыхания. От неё вымирали целые страны. Позднее мы научились управлять иммунитетом и победили её, но и сейчас иногда бывают отдельные случаи у почему-либо сильно ослабевших и потерявших волю к борьбе скиуттов. В древности, кстати, всерьёз говорили, что эта болезнь первыми забирает тех, кто испугался её. Впрочем, это было достаточно разумное наблюдение – страх ослабляет волю к жизни.

– Да, это так, – задумчиво согласился Веденеев.

Вдали за городскими кварталами, погружёнными в полутьму (мало кто сейчас праздновал дома – вернутся к полуночи) ослепительно, но в то же время уютно сверкало огнями полушарие Императорской Консерватории. Навстречу машине по боковой дорожке проскочила цепочка мальчишек и девчонок – легко одетые, они стремительно бежали на лыжах, ровно, ритмично взмахивая руками с зажатыми палками, и, казалось, снегопад расступается перед ними, давая дорогу. Храу-Гар-Эрр смотрел им вслед, и его взгляд был странным – настолько странным, что Веденеев спросил прямо:

– Вам не нравятся наши дети?

– Не нравятся? – скиутт задумался. – Нет… я… скорей это странно. Их реакция на меня. Видите ли, мы, скиутты, считаемся по меркам Галактики… довольно страшными существами. Практически уже внешне. Так вот – я ни разу не видел, чтобы ваши дети меня испугались. А вот посмотреть вблизи, даже потрогать – таких случаев была масса. Причём это был очень доброжелательный, восторженный интерес. Как… – скиутт замолчал, но Веденеев беззлобно дополнил:

– Как к большому плюшевому волку.

– Да, – в голосе скиутта оказалось немного смущения. – Я был поражён… – видимо, не желая ещё явственней демонстрировать смущение, он снова повернулся к окну. Понаблюдал полёт снежинок (автомобиль ехал медленно, проплыли кованые перила одного из мостов через Волхов) и задумчиво произнёс: – Зима… всё-таки очень странное время. Непонятное.

– Вы ведь не видели зиму?

– На моей родной планете зима была… но я очень плохо помню это. А позже… нет, как-то не приходилось. Сейчас думаю – это тоже даже странно, что я впервые снова увидел зиму на вашей планете, хотя посетил их немало…

– У нас многие не любят зиму – почти на генетическом уровне, после Безвременья. Но многим она и нравится. Особенно детям.

– Поразительно… – голос скиутта был медленным и негромким. – На вашей планете ещё живы те, кто помнит время, когда всё вокруг было покрыто снегом, и люди забыли, что такое уметь читать и писать… Я ведь прав?

– Более того, – подтвердил Веденеев, – жив ведь и кое-кто из поколения, которое учили в школах, что лгать, подличать, красть – достойно и что это называется «успешностью». Именно это и привело к гибели прежнюю цивилизацию. Они очевидцы этого и живые свидетели прошлого краха.

– Тем странней вся ваша ситуация. Нам, скиуттам, пришлось пережить немало, но ни разу наша раса не стояла на краю полной гибели.

– Даже когда сторки уничтожили вашу материнскую планету?

Голос человека был спокойным. Скиутт напрягся, прижал уши и дёрнул щеками. Но ответил тоже спокойно:

– Даже тогда, именно. Мы в те годы жили уже на множестве планет. До космической эры наши войны никогда не выходили за пределы одного-двух континентов. Хотя в них несколько раз применялось атомное оружие – может быть, именно поэтому мы стали относиться к нему осторжней… И всё-таки я удивляюсь тому, что вижу у вас. Вы настолько уверены в прочности достигнутого вами – тем более, что, как вы сами признали, живы те, кто помнит, как уцелевшие люди ели человеческое мясо?

– Люди никогда не ели человеческого мяса, Храу-Гар-Эрр, – тихо ответил Веденеев. – Они уничтожали тех, кто его ел. И они – да! – помнят это. Поэтому мы – да! – уверены в прочности достигнутого нами.

– Вам известна судьба независимого Нарайна? – резко спросил скиутт.

– Известна, – голос Веденеева был спокоен. – Очень хорошо известна. Это угроза? Или предупреждение?

Скиутт откинулся глубже в мягкую податливую спинку сиденья. Буркнул – казалось, не имевшее отношения к разговору: