Наше счастье украли цыгане

– Он что, сын председателя?

– Угу. Плотником работал после армии. Прошлой осенью вернулся. Отец его пристроил на пока. В институт хотел подаваться. Нормальный парень, знаешь. Ни в каком насилии раньше не замечен. Не пойму, с чего это он вдруг решил на тебя напасть? И второй, говоришь, был? Кто же это – ума не приложу.

Лучшая атака – нападение. А то есть тут разные умники, которые продолговатыми извилинами шевелить любят…

– Твой ангелочек порвал мне всё внутри! Хочешь посмотреть?

– Извини… – буркнул Алёша.

Нет, не то. Заезженная пластинка. Меня не впечатлила его реакция. Надо разнообразить эмоционально-смысловую палитру. Надо брать откровенностью – а что? Тем более что у нас с Алексеем намечается интересное сотрудничество.

– Хорошо, откровенностью за откровенность, – говорю. – Дело в том, что ты тоже многого не знаешь. Дело в том, что я приехала в деревню не просто так. Дело в том, что моя мать зачала меня от одного из…

Внимай, человече, горькие истины мира. Внимай и проникайся моей скорбью. Разве сравнится она с твоей счастливой и бестолковой жизнью? Разве стоял ты у тех же шокирующих развилок откровений, как стояла у них я? Да что ты знаешь вообще, глупышка, о жизни этой? Мальчик мой, мне боязно за тебя. Ведь откровения пришли и за тобой, ведь касаются они и твоего отца…

– Так что же получается, – смотрел он на меня внимательно, и отмечала я с досадой, что выражение его глаз увидеть ожидала иное, смятенное, а тут ирония. – Значит, я могу оказаться твоим братом?

– Ага, – ответила печально. – Как и убитый кем-то сын председателя.

Кино о запретной любви

Церковь, я в белом свадебном платье и фате, Алёша во фраке. «Венчается раба божия…»

– Да, – отвечаю тихо и застенчиво.

– Да, – а он уверенно.

Пьяный поп размашисто крестит нас и готовится объявить мужем и женой.

– Остановитесь! – раздаётся дерзкий крик. – Это богохульство! Это преступление кровосмесительства.

«В чём дело? В чём дело?» – шепчутся озадаченные гости.

– Им нельзя вступать в брак, – выходит на середину церкви человек. Он закутан в длинный плащ, а на голове у него просторный капюшон. Лица не видно. – Они брат и сестра.

«О господи!» – выдыхают разом гости.

– Нас раскрыли, – смотрю я на возлюбленного.

– Надо бежать, – отвечает Алёша.

Я киваю, а он выхватывает из-за пояса пистолет и производит выстрел в потолок. Толпа расступается, мы выбегаем наружу, вскакиваем на лошадей и уносимся вдаль по извилистой пыльной дороге.

Человек в чёрном выходит из церкви, смотрит нам вслед и тихо произносит:

– Вам не уйти от меня…

Интересно – кто же он?

Можно влюбляться

– Подожди! – остановила я Алёшу, прежде чем он ушёл через стену. Он же умеет.

Дотянулась рукой до стоявшего на столе торшера. Нажала на кнопку. Свет неяркий, но зажмурилась – после темноты полоснуло по глазам.

– Что-то ещё? – остановился он, тоже прищурившись.

– Повернись спиной.

– Зачем? – вот сейчас действительно удивлён.

– Боишься?

– Да пожалуйста.

Повернулся. Я выдержала паузу.

– Снимай штаны.

– Ты серьёзно? – спросил через плечо, чуть повернув голову.

– Э-э, а я-я. Демон ночи.

– Да мне не жалко, просто я не уверен, что ты правильно будешь это интерпретировать.

– Правильно буду. Делай, что говорю.

Снял. Рывком.

Ягодицы в целом обыкновенные. Костлявенькие. Но движение было возбуждающим. Внутри защемило.

Родимого пятна нет.

– Всё? – спросил.

Я кивком головы дала отбой.

Это хорошо, что он не брат. Значит, можно влюбляться.

Впрочем, я уже. Даже если бы и брат.

Девушка с колючими глазами

– Пусти меня! Пусти, козёл старый!

Голос женский. Доносился из сеней. Я мигом проснулась и переместилась в сидячее положение. Вопли не предвещали ничего хорошего. Почему-то сразу стало ясно, что они имеют ко мне самое непосредственное отношение.

– Уходи, Катя! – это дед. – Уходи, пока милицию не вызвал!