Наше счастье украли цыгане

– Ты знаешь, что ты красивая? – спросил он, выдержав небольшую паузу. Видимо, вопрос был риторический. – Самая красивая девушка, что я видел. – Я не сдержалась – кинула на него взгляд, и вроде бы даже заинтересованный. Блин, нельзя так! – Честное слово. Сколько живу – никогда такой красавицы не видел. Аж жениться захотелось. Тебя как зовут?

Э-э, брось парниша! Знаем мы эти штучки. Что-что, а внешность у меня самая что ни на есть заурядная. Хотя, если свет правильно падает…

– Света, – ответила устало и гордо. – И я не танцую.

– А меня – Серёжа. Приятно познакомиться.

Надо же, он даже руку протянул. Что ты там этой рукой делал – у кобылы в заднице лазил?

Или я слишком строга?

Пожала. Ладонь сухая, касание приятное. Ну ладно, один ноль в твою пользу.

– Серёга! Серёга! – закричали ему вдруг из толпы. Это цыганки. Кричали и махали руками. – Неси трусы сюда!

– Приходи к реке, – бросил он торопливо. – Знаешь, от моста чуть подальше типа пляж есть. У меня магнитофон хороший, «Модерн Токинг» на кассете. Посидим, послушаем. Ладно?

Счастье цыганское

Я никогда не буду старой, когда поёт цыганский хор…

Скатерть белая залита вином, все цыгане спят беспробудным сном…

Так вперёд за цыганской звездой кочевой!..

Была я как-то раз с матерью на концерте цыганского ансамбля. Вроде бы известный, из Москвы. Песни, пляски, азарт. Мне не понравилось. Мещанская пошлость.

Табором встали… Подумать только – семьдесят лет советской власти, а она всё не справится с бродяжничеством. И куда партийные работники смотрят?

Табор, гитары, кони. Ещё та романтика. Доля бездомная. Счастье цыганское.

А ещё они украли молодую молдаванку. Посадили на полянку, воспитали как цыганку…

Короче, с собой надо быть честной: симпатия есть, симпатия неожиданная, симпатия настораживающая – и я с ней борюсь. Пока успешно.

Серёжа… Блин!

Никуда не пойду, разумеется.

Так что там с мёртвым насильником?

Долго заснуть не могла. Так, о творчестве размышления нахлынули. О жизни.

Дед за стенкой поворочался ровно пять минут – стандартный промежуток – потом захрапел. Счастливый человек, чистая совесть. Мне бы так.

Он лишь под вечер вернулся. Выгрузил из сумки какое-то барахло – пассатижи, набор отвёрток, пакет с гвоздями и ещё один с саморезами. И ещё что-то, но уклоняюсь от пересказа, ибо заинтересована в его приобретениях в самой ничтожной степени, да и названия этим прибамбасам не знаю.

Спросил, как дела. Узнав про опознание, лишь поскрежетал пару секунд стиснутыми зубами, а над выброшенным в продажу песочком – ха, я так и думала! – посокрушался громко и даже с выражениями. Подумать только: могли приобрести десять кило, а взяли лишь пять. Горе горькое.

Интересно, он действительно за нас воевал в Великую Отечественную? Может, за власовцев?

Часы тикают, шорохи какие-то в подполе. Да и с улицы звуки доносятся. Ветер у развесистого вяза, что растёт в трёх метрах от дома, ветви прополаскивает – несильно, но настойчиво. Вяз сердится – отдохнуть ночкою хочется. А бывает – и человек пройдёт. Собака – это уж само собой. Не тявкнув, не проскочит.

В городе тише. Ни часов с ходиками, ни шорохов. Стоит бетонная громадина и не пискнет. Воспоминаниями не наделена, а если и всплывают у какой – то сдерживается. Не то что эти капризные брёвнышки.

Что, мам? Что говоришь? Не родила меня, а в канаве нашла? Да ну, брось! Что за шуточки в неурочный час?!

В цветастую юбку была завёрнута? В цыганскую? Да быть того не может!

Господом Богом клянёшься???

Так значит… Значит, я цыганка?!

Ай да дела!.. То-то мне все говорили: Светланой звать, а сама темноволосая. И глаза индусские, с раскосинкой. Что же мне, в табор уходить?

Мама, ну нельзя же так, мама! А как мне тебя звать ещё!!! Думаешь, я вот так просто позабыть тебя должна, всю жизнь свою прошлую?! Эх, ну и гадина же ты редкостная, мачеха проклятущая!!! Кто просил тебя подбирать меня из той канавы, кто? Лучше б я сдохла там – не было б сейчас так невыносимо!

– Света! – меня держали за руку.

А я уйду, уйду в табор, будь спокойна! Плясать буду под бубен, обнажёнными плечами вертеть, юбку до груди задирать и песни вопить про участь тяжкую!

– Света!!! – затрясли меня сильнее, и я проснулась.

На кровати – Алёша. Хоть и темно, но я сразу узнала. Сидит на краешке и глядит пристально. Обеспокоено.

– Ты чего плачешь? Приснилось что?

Инстинктивно ладонями по глазам провела – мокрые. И вправду ревела. Приснится же чушь какая! В канаве… В цыганской юбке…

– Ты как здесь?

Я огляделась. Нет ли кого ещё?

Не, один вроде.

– Да-а… – промямлил и головой повёл неопределённо. – В гости заглянул.

– Дверь-то закрыта. Или дед забыл?

– Не забыл.

– Ну вот.

– Я через стены могу.

– А-а-а…

Усмехнулся. Не так уж и темно вообще-то – с улицы свет доносится робкий. Луна.