– Ещё раз так меня назовёшь, – злобно сверкнул глазами Коля, – убью!
– Ладно, ладно, не буду, – успокоила его Марина. – Давай поцелуемся.
– На фиг надо…
– Ну давай! Мне хочется.
Коля безмолвствовал.
– Ну пожалуйста, Коль!
Почему-то это подействовало. Коля не пошевелился, но по выражению его лица стало ясно, что целоваться можно. Марина наклонилась к нему. Поцелуй получился сухим, но Коля, сначала где-то в глубинах позвоночника испытал удовольствие. Марина гладила его грудь, а потом просунула ладонь в штаны.
– Ой-ой-ой, – скривилась Старая Сука. – Что за телячьи нежности. Ты ещё влюбись в неё, Николай!
Коля её игнорировал.
– Хорошо, да? – улыбаясь, сказала Марина.
– Нет, не хорошо, – отвернулся он к стене, но голос его был не столь убедителен, и девочка поняла его как подтверждение.
– Ты наверно кушать хочешь? – спросила она.
– А у тебя есть?
– Есть. В погребе две банки огурцов стоят. И банка аджики! Ел когда-нибудь аджику?
Коля не ответил. Аджику он не ел, Марина так и поняла.
– Пойдём! – потащила она его вниз.
Они спустились на первый этаж, и Марина показала ему под кучей сухих веток, служивших топливом для костра, крышку погреба. Коля открыл её, спустился в залитую водой яму и, пошарив в мутной жиже рукой, изъял на свет банку огурцов и банку аджики. Второй банки с огурцами не нашлось.
– Видимо одна осталась, – объяснила Марина.
Рады были и этому. Коля открыл обе банки зубами. Огурцы были слегка протухшими, как, впрочем, и аджика, но вполне съедобными. Аджика ему понравилась. Сначала он окунал в неё огурец, но на огурцах она не держалась, и он стал черпать её ладонью.
– Ложку возьми, поросёнок! – протянула ему кривую и ржавую ложку Марина.
Коля замахнулся, чтобы врезать ей. Марина, закрыв лицо руками, подалась назад.
– Не буду, не буду больше!
– Хватит! – сказал он, закрывая банки. – На потом оставим.
– Правильно, – кивнула Марина. – Потом тоже захочется.
У калитки раздались шаги. Чья-то тень мелькнула за окнами.
– О-о-о, – погрустнела девочка. – Мать приехала. Как я не хочу её видеть!..
Старая Сука скалилась.
– Что, попался!? – кивнула она Коле.
Тот шарил глазами по углам не то в поисках путей для бегства, не то отыскивая что-нибудь тяжёлое и твёрдое. Дверь открылась, и высокая худая женщина лет тридцати пяти вошла в дом. В руках её было ведро и сумка.
– Ого! – окинула она взглядом комнату. – Весёлая компания… Жениха что ли завела?
– Он не жених, он мой муж, – с наигранным оскорблением ответила Марина.
"Ведь муж, да?" – вопрошали её глаза.
– Ничего себе, – хохотнула женщина. – Ну ты даёшь стране угля!
Она сняла обувь, прошла к столу, поставила ведро с сумкой на пол и осмотрелась.
– И огурцы успели найти, и аджику… – задумчиво смотрела она на банки. – Ладно, ешьте, – махнула потом рукой, – всё равно испортились бы.
Нагнувшись, она достала из сумки привезённую с собой еду. Буханку хлеба, пакет молока, а также куриный окорок в целлофановом пакете.
– Как тебя звать, муж? – спросила она Колю.
– Его звать Николаем, – ответила за него Марина. – Я в него сразу влюбилась.
– Ольга, – кивнула женщина. – Костёр разведёшь?
– Разведёт, разведёт, – пообещала Марина. – Где спички?
Взяв у матери спички, она потащила Колю наружу.
– Терпеть её не могу, – говорила ему на ухо. – Из-за неё сюда и приехала. Я ведь из дома сбежала. Два дня жила спокойно, и вот – она тут.
– Я сразу догадалась, – кричала из дома мать, – что ты сюда уехала. Ладно, думаю, пусть пару дней поголодает, всё равно никуда не денется.
– Слышишь? – толкнула его в бок Марина. – Стерва, да?
– На твоём месте, – сказала Старая Сука, – я бы отсюда смоталась. Гнилые людишки. Неизвестно, что у них на уме.
Повертев в руках коробок спичек, Коля принялся разводить костёр. Марина подтаскивала сучья.
– Ты даже представить себе не можешь, – жаловалась она, – какая она злая, моя мамашка. Сейчас добренькой притворяется, не верь ей. Она как начнёт дурью орать, бьёт меня чем попало, матерится. Бухает по чёрному, мужиков в дом водит, трахается с ними как кошка. Ты смотри, не попадись к ней, а то она и с тобой захочет.
Костёр потихоньку разгорался. В саду стояла помятая печка-буржуйка, разжигали в ней. Коля, сколько себя помнил, всегда любил огонь. Сидеть в кромешной тьме у добродушного и таинственного огня – что могло быть лучше. Языки пламени заплетались в причудливые узоры, манили. Ничего не хотелось больше, огня было достаточно, на нём сходились все стремления и потребности.
– Следите за водой, – поставила Ольга на печь кастрюлю. – Как закипит, скажите.
– Ладно, – отозвалась Марина.