Гарем ундер-лейтенанта Говорова

Гарем ундер-лейтенанта Говорова
Олег Колмаков

События романа переносят нас в восемнадцатый век, во времена правления Петра Первого. Балтика, фрегат «Полтава». Копенгаген. Именно в этом европейском городе русский морской офицер становиться обладателем мистического предмета, позволяющего проводить каждую ночь с новой красоткой. Ну, а чем закончатся те невероятные сексуальные приключения, вы узнаете, прочитав данную книгу. Содержит нецензурную брань.

Олег Колмаков

Гарем ундер-лейтенанта Говорова

«Небываемое бывает» – слова, которые российский царь Пётр Первый приказал выбить на памятной медали, выпущенной по случаю взятия русскими войсками шведской крепости Ниеншанц 02 мая 1703 года. С падением этой крепости, России стала принадлежать вся Нева – от истока до устья.

Вскоре к побережью подошла эскадра шведского адмирала Нумерса, который не знал о падении Ниеншанца и намеревался войти в Неву. Но по причине низкой воды временно встал на якорь. Два корабля с наименьшей осадкой – десяти пушечный бот «Гедан» и восьми пушечная шнява «Астриль» – подошли к самому устью Невы.

Пётр I посадил на тридцать лодок солдат-преображенцев, приказав им взять на абордаж шведские корабли. И это им удалось. «Флотилия» из тринадцати с пехотинцами, которыми командовал сам Пётр, захватила «Астриль», а солдаты на семнадцати лодках под командованием Александра Меншикова взяли в плен сам «Гедан».

В основу книги положены морские легенды балтийских флотоводцев.

Глава 1

События, о которых пойдёт далее речь произошли очень давно.

Даже не так. Данная история приключилась очень-очень-очень давно. Три века тому назад. В те самые времена, когда Россией правил Пётр I, Пётр Алексеевич – последний царь всея Руси и первый Император Всероссийский. Тот самый Пётр Великий, развернувший масштабные реформы российского государства и общественного уклада. Одним из главных достижений которого стало расширение территорий России, как на Западе (Прибалтийский регион), на Юге (Турецкая война, Каспийский поход), так и на Востоке (экспедиция Бухгольца, (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%83%D1%85%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%86,_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD_%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87) с основанием в устье рек Омь и Иртыш, Омск (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%BC%D1%81%D0%BA)ой крепости).

При этом события, о которых вы далее узнаете, произошли вовсе не в России. Действие развернётся вдали от русских земель, в нейтральных водах Балтийского моря, а также у берегов Дании, Швеции, Голландии и Курляндии.

Итак, летом далёкого 1716 года, русская эскадра, из семнадцати кораблей, трёх фрегатов, трёх шняв и сорока пяти галер, прибыла в датский город Копенгаген, дабы именно оттуда, вместе с датским флотом начать военные действия против шведов, флот которых заперся в бухте Карскрона. Туда же, в Копенгаген, пришла и английская эскадра под командованием адмирала Нориса, состоящая из шестнадцати кораблей, трёх фрегатов и трёх шняв. Несколько позже к вышеозначенным эскадрам присоединилась и голландская флотилия из двадцати пяти судов.

Пятого августа того же года, когда все эскадры были уже в сборе, на русском флагманском корабле «Ингерманланд» был поднят российский царский штандарт, которому салютовали все суда и крепость города Копенгагена.

Копенгаген начала восемнадцатого века – это типичный европейский город с узкими улицами. Большинство зданий построены таким образом, что верхние этажи выступают над нижними. Расстояние между верхними этажами порой настолько мало, что можно перешагнуть с крыши одного здания на крышу другого. На нижних этажах, как правило, находились торговые лавки и магазины. В городе отсутствует уличное освещение и канализация. Мусор и отходы выбрасываются в соответствующие ямы. Загрязнённость средневековых городов, в том числе и Копенгагена, являлась причиной постоянного неприятного запаха гниющего мусора. Немудрено, что городское население часто болело опасными инфекционными заболеваниями, как и в любом ином типичном средневековом городе.

Центральная часть Копенгагена была обнесена крепостной стеной. Судьбу города решал городской совет. Горожане выбирали членов городского совета, мэра, бургомистра. В городе действовал суд. На совете назначали налоги и распределяли денежные средства, которые хранили в городской казне. Ими управлял казначей. В городе была полиция. Полицейские имели полномочия войти в жилище любого горожанина и произвести там обыск, но непременно в присутствии бургомистра.

Название города Копенгаген, состоящее из слов: «кёбен» – торговля и «хавен» – гавань, говорит само за себя. В гавани Копенгагена в любую пору полно пришвартовавшихся к пристани торговых и военных судов. К одна тысяча семьсот шестнадцатому году город только-только начал отходить от последствий бесконечных неудачных войн со Швецией, нанёсших городу значительный ущерб, а так же от эпидемии бубонной чумы (1711 г.), унёсшей около шестидесяти тысяч граждан Копенгагена. Постепенно начала налаживаться торговля, оживали морские пути.

Что же касаемо августа одна тысяча семьсот шестнадцатого года, когда в гавань пожаловало несколько военных эскадр, то морское побережье так и вовсе ломилось от разномастных торговых и военных шхун, кораблей, галер, полугалер, скампавеев, бригантин. Качаясь в прибрежных водах, огромные суда, в буквальном смысле, тёрлись друг о друга боками. В самом Копенгагене и его окрестностях наблюдалась примерно та же картина. На очень узких городских улицах и площадях было непривычно многолюдно. От разночинного и разноязычного морского люда, кое-где просто яблоку некуда было упасть.

Все таверны, харчевни, трактиры и прочие питейные заведения были под завязку набиты подвыпившими, а порой и прилично перебравшими матросами. Повсюду слышалась разноязыкая речь. Англичане, датчане, голландцы – все перемешались. Моряки орали свои песни. Бородатые морские волки братались с представителями иных держав, а иногда, после жарких споров, кое-кто хватал союзника за грудки и откровенно бил тому морду. Под пивной и винный градус, каждый желал продемонстрировать свою силу и удаль. Там где пили, там же играли в карты, бросали кости, на спор заключались самые безумные пари – его величество Азарт и госпожа Фортуна правили нынче балом.

О том, что вино и пиво текли в городе бурной рекой, пожалуй, можно и вовсе не говорить. А вот о том, что вместе с морскими эскадрами, город так же наводнили представительницы «блудливого войска», пожалуй, можно удалить пару строк.

Всем известно, что со времён крестоносцев, вслед за рыцарским войском на Восток двигались толпы доступных женщин. На протяжении всего Средневековья множество представительниц древнейшей профессии кочевали с места на место. Их можно было видеть при дворах; а так же там, где происходили какие-либо пышные торжества: свадьбы, коронации, имперские сеймы, турниры, ярмарки. Иными словами, повсюду, где только можно ожидать спроса на их услуги.

Нынешний Копенгаген, с массовым наплывом «голодных моряков», конечно же, не стал в том списке исключением. Вместе с разноязычным пьяным песнопением то там, то тут слышался заливистый женский смех, либо весёлый девичий визг.

В общем, моряки, отпущенные на берег, ни в чём себя не ограничивали. Пили, гуляли, играли, искали доступную любовь. А впрочем, как ещё могут отдыхать люди, большую часть своей жизни, проводившие в открытом море, в замкнутом пространстве своей шхуны, на протяжении многих месяцев созерцавших одни и те же лица членов своей команды.

– …Вон та белокурая цыпочка, вполне себе ничего… – мечтательно произнёс молодой человек в военном камзоле. Причём, данная фраза была произнесена на чисто русском языке, да ещё и с Вологодским говором.

Именно так. Среди всевозможного европейского многоголосия, как-то совсем уж неожиданно прозвучала непривычная для этих мест славянская речь, к которой только-только начали привыкать, как датчане, так и голландцы с англичанами. Четверо русских офицеров были отпущены с фрегата «Полтава» на берег. Ну, а вышеупомянутая блондинка, которая в компании с иностранными моряками о чём-то мило щебетала по-немецки, подметил Семён Лазарев, молодой человек двадцати четырёх лет отроду. Невзирая на свой юный возраст, Семён занимал на «Полтаве» должность корабельного комисара. Прошу учесть, грамматической ошибки здесь вовсе нет. Именно так в начале восемнадцатого века именовался один из младших офицерских чинов. Корабельный комисар отвечал за продовольственное, вещевое и денежное снабжение; занимался учётом, контролем и выдачей всего вышеозначенного. Лазарев являлся непосредственным начальником купоров и ботелеров. По-современному, корабельный комисар был одновременно начпродом, начвещем и начфином корабля.

– Ты прав, Семён. Барышня, и впрямь не дурна собой… – согласился с Лазаревым, Мирон Русаков. – … Однако чтобы провести с этой милашкой ночь, для начала её следует отбить у того голландского капитана, за столом которого она нынче пьёт пиво. Примерно полгода назад, я имел честь, видеть этого самого голландца в бою со шведами, потому и не советую я кому-либо перейти данному господину дорогу.

Двадцати семилетний Русаков, в данной компании был не только старшим по возрасту, но и по должности. Лейтенант пятидесяти четырёх пушечного парусного линейного корабля «Полтава». В ряде статей Устава, данная должность так же именовалась, как порутчик (и вновь, нет никаких опечаток или грамматических ошибок). Лейтенант являлся помощником капитана. Говоря современным языком, в те времена лейтенант значился вахтенным офицером, начальником вахты, то есть, части экипажа, несущей корабельную службу в данный отрезок времени.

Компанию Семёну Лазареву и Мирону Русакову, ныне составили Глеб Демидов и Герман Говоров.

Двадцатишестилетний Глеб на фрегате «Полтава» занимал должность констапеля. Констапель – младший офицерский чин. Если быть более точным, то начальник артиллерии. По Уставу констапелю запрещалось вмешиваться в действия офицеров корабля. Он занимается исключительно артиллерией. И только в случае выхода из строя всех офицеров судна (штюрмана и шхипера) вступал в командование кораблём. Констапель отвечал за пушки, пушечные станки, ядра, гранаты, книппели, порох, насыпки, пыжевники, мерки пороховые, весы, гири, банники, картузы пороховые, клинья, тали. Именно он проверял качество пороха, размер и вес ядер, обучал прислугу при пушках, распоряжался людей по пушкам. В бою констапеля управляли огнём артиллерии корабля.

Наконец, Герман Говоров. Двадцатичетырёхлетний молодой офицер. На «Полтаве» он занимал должность ундер лейтенанта (в ряде статей именуется также подпорутчиком). То есть, младший помощник капитана. По порядку вступления в командование кораблём, при выбытии офицеров корабля из строя, последний из строевых офицеров. В этом отношении стоит выше констапеля, корабельного комисара и корабельного секретаря.

Компания русских офицеров уж битый час блуждала по узким улочкам Копенгагена в поисках более и менее тихого уголка в каком-либо питейном заведении с отдельным, чистым столиком.

Объединяла их не только служба Отечеству, принадлежность к одному флоту, кораблю, языку, вере. Но и, конечно же, возраст, молодецкий задор, удаль, азарт, желание приключений, определённой новизны и романтики.

Ещё пять-семь лет назад никто из них, не смел, и мечтать о службе на офицерской должности и уж тем более, о путешествии к далёким землям Голландии или Дании. Однако, согласно упоминаемым ранее словам Пётра Великого: «небываемое бывает».

Глава 2

– Друзья, а ведь ещё пару лет назад, я учился в этих краях… – вдруг спохватился Глеб Демидов. – …Пойдёмте со мной, и знаю здесь одно весьма тихое и уютное местечко.

– Помниться, и мне проходилось учиться в здешней флотской школе… – усмехнулся в ответ Мирон Русаков. – …Однако по портовым трактирам с матросами и шлюхами, я вовсе не шлялся. Далее прибрежной черты мне и в голову не приходило отлучиться.

Предложение Демидова показалось сослуживцам весьма заманчивым, потому и потянулись молодые люди вслед за Глебом. Да, собственно, и деваться-то им было, попросту некуда – уж лучше довериться более знающему товарищу.

Вдоль прибрежной черты офицерам пришлось пройти порядка восьми кабельтовых, дабы найти ту самую харчевню, о которой ранее говорил Демидов. И действительно, это было вполне пристойное заведение, без пьяной толпы матросов и более и менее чистым залом.

К тому же, долгий путь был компенсирован добротным пивом и отлично прожаренным куском баранины.

Присели за отдельный столик, выпили за здравие Российского флота, потом за царя-батюшку. На душе повеселело и, как-то совсем уж незаметно, потянуло офицеров на фривольные и весьма скользкие мысли.

– Я тут вспомнил белокурую немецкую бестию… – в самый разгар пирушки заговорил Герман Говоров.

– Что, дружище, зацепила тебя та красотка? – усмехнулся в ответ Глеб Демидов.

– Я не об этом. Хочу поговорить о таком явлении, как продажная любовь.

– Честно сказать, я и сам удивляюсь, насколь глубоко коммерческий интим проник в жизнь цивилизованной Европы… – поддержал разговор Русаков. – …И уж в который раз убеждаюсь в лживости европейской морали.

– Ты сейчас о чём? – попытался уточнить Демидов.

– О том, что с одной стороны общественность большинства европейских городов продажную любовь осуждает. С ней вроде бы, как борются… – поспешил пояснить Мирон. –…С другой стороны, из соображений «меньшего зла», данное явление оправдывается, регламентируется и упорядочивается. Более того, даже церковь готова закрыть глаза на этот богохульный разврат.

– Ну, а чего ты хотел?.. – вставил своё слово Лазарев. – …Я слышал, что многими борделями владеют именно католические иерархи. При этом продажные девки соблюдают посты, участвуют в торжественных городских мероприятиях, порой выполняют какие-то представительские функции.

– В Голландии, где я учился… – припомнил Говоров. – …Имеются целые «женские улицы», граничащие с городскими стенами.

– Так ведь само слово «бордель»… – уточнил Лазарев. – …От французского «bord» – «край».

– Как только не называют эти дома терпимости, в той же самой Голландии… – продолжил свои воспоминания Герман. – …И «женскими домами», и «домами дочерей», и «общими домами», и «открытыми домами», и «домами распутниц»… В то же время распутных девок именуют общими жёнами, общими бабами, бродячими дочками, продажными женщинами, развратницами, распутницами, свободными дочерями или просто милашками.