Что было в следующие четыре года, то пылится на архивных полках в папках под грифом «Секретно» с синим штампиком «Хранить вечно». Два пулевых ранения, багровый шрам от ножа под лопаткой и шрам на плече от самурайского меча – память о его работе в пятом отделе[12 - Контрразведка НКВД].
А еще от него ушла Зоя. Тихо, банально, к учителю гимнастики. Однажды он вернулся, а ее нет. Он еще поймал себя на мысли, что почему-то не сильно расстроился. Ну ушла и… ушла. Пусть ей будет лучше.
В тридцать шестом маму сбила машина. Он как раз в то время был в Шанхае и даже не смог ее похоронить. Спасибо ребятам, все сделали как надо.
А потом, в Харбине, на конспиративной квартире его ждала засада. Он сумел уйти, но японцы устроили за ним настоящую охоту. И руководство решило перевести его подальше от Приморья.
В канун Нового – тридцать седьмого – года он в последний раз прогулялся по улочкам родного города, подышал сырым морским ветром с залива, полюбовался на освещенный яркой иллюминацией строй боевых кораблей. Потом добрался до вокзала, сел в поезд и отправился в Большую Россию. Очень он в тот день огорчился, что не сможет встретить Новый год с друзьями. Знал бы он тогда… Прямо на новогодней вечеринке его сослуживцы были арестованы, обвинены в работе на японскую разведку, а чуть позже расстреляны.
Это новый нарком внутренних дел показал народу свои «ежовые рукавицы», Николай Ежов, генеральный комиссар госбезопасности, нарком внутренних дел. Милый, маленький человек, со скромным взглядом и детской улыбкой. Его на это место поставили после того, как сумели спихнуть «императора Яго?ду». По задумке ЦК, он должен был зачистить от раковой опухоли заговора, что метастазами пронизали военные и партийные органы, страну, идущую к Светлому Будущему. И поначалу на Николая Ивановича нарадоваться не могли. Бойко взялся за дело, со знанием и сноровкой.
Кто же мог знать, что у скромника Ежова такой лютый нрав?
Ангелок оказался кровопийцей.
И полетели клочки по закоулочкам. И головы тоже полетели.
Очень Данилову повезло. Во Владивостоке его с довольствия тогда сняли, и в списках Приморского НКВД он уже не значился, а до Воронежа, куда лежал его почти трехнедельный путь через всю страну, он еще не добрался.
*****
Данилов наконец отдышался. Привычно тронул карман с талисманом и улыбнулся. Ждал-то худшего, а вон как оно получилось. Даже кабинетом обзавелся и покровительством «самого». Разве же это не удача? Вот только…
Он встал, взял со стола тонкую папку дела. Хотел раскрыть, но потом положил ее в несгораемый шкаф, защелкнул замок, а ключи сунул в карман галифе. Окинул взглядом стол, на котором стояла початая бутылка сухого вина, два бокала, несколько тарелок, чашка из-под чая и нелепый в этом соседстве письменный прибор с перекидным календарем и датой: второе августа тысяча девятьсот сорокового года. «Фаза луны – убывающая. Продолжительность дня – шестнадцать часов девять минут», прочитал Николай на листке календаря.
– Надо будет как-то прибраться, – сказал он вслух и вышел из кабинета.
– Товарищ сержант, – позвал он.
– Слушаю, товарищ капитан!
– А… вы уже знаете…
– Так точно, – улыбнулся Вася. – Мне Лаврентий Палыч документы о вашем переводе в Москву велел в строевую часть передать. Там был и приказ о досрочном присвоении вам внеочередного звания. Поздравляю.
– Спасибо. А он вам сообщил, что вы поступаете в мое распоряжение?
– Так точно!
– Хорошо. Тогда… как вас по имени отчеству?
– Ермишин Василий Афанасьевич, но… можно просто Василий, или Вася.
– Хорошо, Вася. Меня Николаем Архиповичем зовут. Так что, давай без чинов.
– Есть без чинов!
– И попроще.
– Попроще так попроще, – согласился Вася. – Вы что-то хотели, Николай Архипыч?
– Да, Вася, хотел. Не подскажешь, где тут у нас туалет?
– Так вот, налево по коридору. Там в конце дверца с табличкой…
– Понятно. Спасибо.
– Всегда пожалуйста.
*****
Зимой тридцать седьмого в Воронеже Данилов оказался и к месту, и ко времени. Местный НКВД как раз выполнил ежовский «план по чистке». Почти тысяча старых партийцев, руководящих работников и чекистов были расстреляны. Органам снова не хватало кадров. А тут еще на авиационном заводе затеяли секретный проект, и поблизости тут же оказались какие-то странные люди, которым почему-то был очень любопытен новый самолет «Стрела». Потому Горыныч «товарищу с Дальнего востока» был очень рад. Он сам совсем недавно возглавил пятый отдел. Взлетел по карьерной лестнице в силу понятных обстоятельств и очень боялся этого нежданного взлета. А тут опытный оперативник – чем не удача!
– В городе тебя никто не знает, связи с местными органами не просматриваются, значит, могут клюнуть, – пробасил ему Горыныч прямо в день приезда.
И Николая сразу загрузили работой.
Устроили Данилова на авиазавод в то самое конструкторское бюро, что занималось «Стрелой». Легенду подготовили: молодой инженер, сын какой-то мелкой шишки из наркомата, талантлив до чрезвычайности, потому приглашен в КБ. Но разгильдяй редкостный, любитель легкой жизни, доступных женщин, шумных застолий. И азартен до безобразия – только карты увидит, руки начинают трястись. Потому и холостой до сих пор, что бабник и к семейной жизни негодный.
Поселили его в заводском общежитии, только там он практически не появлялся – все по злачным местам да квартирам подозрительным ночевал. Бабы к нему липли – как мухи на мед, каждая же думает, что только ей под силу такого жеребчика буйного захомутать. Рестораны, застолья, охи-вздохи при луне. При этом на работу он не опаздывал и претензий от начальства не имел. Все, что поручали, выполнял, да еще и с лишкой. Однако личная жизнь для страны не менее важна, чем общественная. Уже через месяц его крепко проработали на заводском партсобрании, и ушел он с него сильно озлобленный. Ну прямо настоящая находка для шпиона.
И шпионы не заставили себя ждать. Прав был Горыныч – клюнули. И клюнули так, что поплавок совсем скрылся.
Как-то поближе к ночи Данилов заглянул в интересное местечко на Монастырке, где одна дородная вдовушка притончик картежный имела. Его здесь знали и самогончику сразу же поднесли.
Данилов было отказался, но…
– Закон заведения, – строго сказала ему хозяйка.
Хлопнул он рюмочку да об пол ее жахнул.
– Эх, – говорит. – Злой он у тебя.
Хозяйка охнула, но Николай ей сразу в руки пять рублей сунул, она язык и прищемила, деньги за пазуху спрятала, за веником поспешила.
– Кто он-то? – спросил один из четырех мужиков, но Николай так зыркнул в ответ, что вопрошающий поперхнулся.
– А честной гоп-компании физкульт-привет, – оглядел он тускло освещенную комнату.
Двое за столом, один – любопытный который – у этажерки, бутылками заставленной, трется. «Выпивоха» – назвал его Данилов.
А еще один в тени сидит – да так, что и лица не разглядеть. Развалился на диванчике, ногу на ногу положил, только сапог до блеска надраенный покачивается.
Подсел Данилов за стол, а там банчик мечут, в очко режутся. И банк на столе немаленький – целая горка мелочи, а мятых бумажных купюр еще больше.
Николай карту взял. Туз ему пришел бубновый. Банкомет на него посмотрел вопросительно, ну Данилов и рявкнул:
– На все!