Столкновение образов

Светозар обнаружил, что располагается теперь в мягком и широком кожаном кресле, очень удобном и его окружает слабый приятный запах кожи и крепкого табака. Перед ним находится низкий круглый столик с инкрустированной поверхностью. Рисунок на столе представлял собой четырехлучевую звезду, на которую был наложен квадрат, развернутый так, что его углы немного выступали между лучами, на квадрат был наложен шестиугольник поменьше, на шестиугольник – другой многоугольник… Чем пристальнее вглядывался он в инкрустацию, тем больше у него создавалось впечатление, что фигуры, каждая своего цвета и фактуры именно налагались друг над друга, через мгновение из поверхности стола уже поднималась резная пирамида, обретая объем…

– Как, впечатляет?

Светозар поднял глаза и встретил взгляд Томаса, внимательно наблюдающего за ним, в глазах его плясали искорки смеха.

– Да, очень интересная иллюзия.

– Располагайтесь поудобнее, пробуйте, наслаждайтесь, – Томас радушно повел вокруг рукой.

Все уже сидели вокруг этого чудного столика с чашечками кофе в руках. Рядом с креслами появились ещё несколько столиков с вазами, заполненными фруктами, вазочками с орешками и зернами миндаля… Перед Светозаром тоже стояла чашечка тончайшего фарфора на блюдце, от черной поверхности поднимался парок, и он ощутил дразнящий аромат кофе, смешанного с незнакомым запахом.

– Это кофе с кардамоном, – сообщил Аркадий Борисович, приглашающее кивая на чашку. – Попробуйте, если не понравится, Томас что-нибудь другое предложит. Он хозяин гостеприимный, настоящий гурман.

– Спасибо.

– А мне вот с солью и чесноком больше нравится, – заявила Валерия, шумно отхлебнув. – Это так необычно…

– Чушь собачья, – резко заметил хозяин, но вид у него при этом был довольный. – Я вот пью только с ромом, это так согревает мои старые косточки…

– Так что там дальше было, рассказывай. Или лучше покажи, – Аркадий Борисович поставил свою чашку на блюдце, она оказалась тут же наполненной, легкий парок снова стлался над черной поверхностью. Томас кивнул в ответ, но ещё пару минут продолжал горячо убеждать Валерию в том, что лучше всего кофе употреблять именно с горячительными напитками. Валерия фыркала и не соглашалась.

Светозар отметил, что на вкус кофе с кардамоном довольно приятный. С любопытством он открыл одну из шкатулок, стоящих на столике справа. Там лежали сигары, но давиться тяжелым дымом не хотелось, в плоской и узкой шкатулке, на крышке которой барельефом выступал желтый верблюд, плотно лежали сигареты. Табачный аромат ему понравился, и он прикурил от зажигалки в виде кирпичного домика.

Сделав первую затяжку, он выпустил струйку дыма вверх и замер: люстра погасла и комната погрузилась во мрак. Там, где находились окна, что-то зашуршало и плеснуло, пахнуло влажным и соленым, будто… Стена кабинета исчезла, вместо сада с аккуратно стрижеными деревьями, который был виден за окнами, теперь была темнота, оживляемая странными плещущими звуками, ему показалось, что он даже слышит глухой шорох прибоя. Светозар понял, что Томас решил удовлетворить просьбу Учителя и начал показывать свой рассказ.

Сквозь ветки высоких кустов замелькали лучи фонариков, приближаясь. Вот они осветили лежащего ничком человека в черном комбинезоне, в вытянутой вперед руке был сжат короткоствольный автомат. На левой ноге комбинезон был разорван под коленкой, что-то там белело, но луч фонарика скользнул в сторону, обшаривая кусты. Кто-то вырвал из судорожно сжатых пальцев автомат, двое в пятнистой форме и высоких шнурованных ботинках перевернули лежащего и, обшарив, сняли пояс с набитыми кармашками и кинжалом ножнах. Ухватили безвольное тело за руки и потащили через кусты. В прыгающем свете можно было заметить, что кисти рук и лицо человека, застонавшего, когда его потянули за руки, тоже были чёрными. Далеко впереди захлопали выстрелы, вспышка осветила контур горы, раздался грохот взрыва, и снова все погрузилось в темноту.

Светозар зажмурился, когда в глаза ударил ослепительный, после темноты, свет. Забытая сигарета в его руке потухла, он с облегчением обнаружил на столике массивную пепельницу и поспешно сунул в нее окурок.

Теперь в проеме был виден огороженный с трёх сторон глухой стеной сложенной из булыжников небольшой дворик, с плотно утоптанной глиной, у стены торчали сухие травинки. Над неровным краем серой стены чистое синее небо, высоко стоящее солнце заливает ярким светом весь дворик и четверых людей у дальней стены. Двое, в левом углу, с темными от загара лицами с чёрными бородами в каких-то грязных лохмотьях, головы их обмотаны выцветшей светлой тканью, босые ноги в пыли. Они дремлют, прислонившись к выступающим камням стены.

Двое других расположились в правом углу. Казалось, что между этими группами проходит незримая граница, разделяющая их, хотя весь дворик можно пересечь пятью шагами. Вездесущие мухи лениво летают по дворику, усаживаясь на камни стены, на людей, но на них никто не обращает внимания.

Без удивления Светозар узнал в том, что лежал, упершись в камни стены головой, Томаса. На опухшем лице с потеками черной краски несколько ссадин, черные волосы сбились колтуном. Левая нога обмотана серым от пыли бинтом, из-под которого выступают неровные края двух дощечек, сжимающих колено. Правая рука тоже забинтована от локтя до кисти, грязная перевязь через шею сползла с груди. Из одежды на нем только трусы и майка, заляпанная коричневыми пятнами. Открытая кожа покраснела от солнца…

Томас лежит неподвижно, с закрытыми глазами, а сидящий рядом с ним пожилой, сухощавый мужчина с седой головой и щетиной на лице перебирает в руках коричневые четки и беззвучно шевелит губами. На нем черные брюки и белая рубашка с пятнами грязных следов пальцев на рукавах и груди, черные носки на ногах светятся дырами на ступнях.

– Молитесь? – вдруг хрипло спросил Томас и закашлялся, вздрагивая всем телом. Глаз он не открывал, и было непонятно, как он определил, чем занимается его седой сосед.

– Да, – согласился тот, повернув к нему голову.

– Зачем?

– О спасении заблудших душ молю господа нашего, – охотно пояснил седой, и посетовал: – Вам надо в тень, иначе к вечеру вы будете сильно мучаться…

– К черту тень, – усмехнулся Томас, не открывая глаз. – Где её взять? А до вечера ещё дожить надо. Кто эти люди?

– Наверное, пастухи, – пожал плечами сосед. – Они не хотят со мной разговаривать.

– Сколько времени вы здесь?

– Меня схватили на улице вчера после полудня. Когда я попал в этот загон, эти люди здесь уже были…

– Эй, амиго, – повернув голову и приоткрыв глаза, прохрипел Томас, но дремлющие оборванцы не обратили на него внимания.

– Ну и черт с вами, – прохрипел Томас и закашлялся. Приподняв голову, он мутными глазами посмотрел на седого. – В глотке всё пересохло…

– Утром нам давали воду и лепешки. Я напоил вас, немного, – улыбнулся седой и, вытащив из кармана носовой платок, предложил Томасу: – Давайте я прикрою вам хотя бы лицо.

– Вы что, священник? – жестом руки отказался от платка Томас и попросил: – Помогите мне подняться повыше.

– Это ваша работа? – когда седой, покряхтывая, подтянул его ближе к стене и помог устроиться, спросил Томас и кивнул на свою ногу.

– Да, я попросил оказать милосердие к поверженным, – подтвердил седой, усаживаясь рядом и прикрывая платком голову, по его лицу сбегали струйки пота. – Они дали мне бинты, иод, потом дощечки… Я немного умею оказывать первую помощь.

– Спасибо, – поблагодарил Томас с усмешкой. – Наверное, это их обескуражило.

– Вы говорите о тех, кто привез вас сюда?.. Они удивились моей просьбе, но дали возможность перевязать вас.

– Послушайте, святой отец, не просите их больше ни о чем, ладно? В следующий раз они уже не будут так снисходительны. Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня. Они решили мной торговать, а это не даст результата. Они озлобятся… Вы ведь, не являетесь официальным …представителем церкви?

– Всё в руках божьих, – отозвался священник и добавил, после некоторого молчания: – Я прибыл в эту страну как частное лицо и за месяц повидал немного, но убедился, что люди здесь такие же, как и везде. Они хотят жить в мире и не хотят, чтобы кто-нибудь вмешивался в их жизнь, даже с благими намерениями…

– Все хотят жить в мире, – снисходительно кивнул Томас, – только надо реально воспринимать мир и правильно выбирать друзей. Мы желаем им только добра.

– Друзей не выбирают, как товар на полках супермаркета, – спокойно возразил священник. – Друзьями становятся, найдя общие интересы и испытывая взаимное уважение. Вы же пытаетесь навязать всему миру себя в друзья, которые одни знают, что есть благо, а что – зло. Это неправильно.

– Чушь, – сплюнул всухую Томас. Прикрыв глаза, он передохнул немного и попытался приподняться повыше. Повозившись, пристраивая перевязанную руку поудобнее на груди, глянул на священника и убежденно продолжил: – Есть в этом мире умные и сильные, которых надо слушаться тем, кто не может правильно распорядиться своей судьбой. Там, наверху, как вы говорите всем есть ангелы и архангелы, одни сидят выше, другие ниже, но все они подчиняются одному, самому умному. Так и здесь должно быть.

– Это недопустимое сравнение, сравнивать политику и веру нельзя. Высшее существо вершит судьбы людей по своим законам, которые нам неведомы. И ставить себя выше других – грех непростительный, как для личности, так и для народа. Возвышение одного народа над другими по собственному выбору приводит к катастрофе, порождая справедливое сопротивление, всё это порождает неисчислимые страдания людей…

– Да бросьте вы, – перебил его Томас. – Вы проповедуете свои принципы и требуете их соблюдения, накладывая на верящих в вашего бога моральную узду, да и материальную тоже… Оправдывая это тем, что ваш бог, в вашем лице лучше знает, что нужно людям. Что им можно делать, а что нельзя. Почему же мы не имеем права указывать другим, как надо жить правильно? Мы ведь добились того, что можно назвать райской жизнью для каждого гражданина своей страны, так почему же нам не научить остальных, как достичь того же? Не давая им возможности совершать ошибки, которые могут привести к непредсказуемым последствиям?

– Вы заставляете других делать то, что выгодно вам, вы не даете другим возможности выбора своего пути… К богу люди приходят разными путями и принимает его по собственному выбору, а вы никому выбора не оставляете. Это всегда будет восстанавливать людей против вашей помощи и вас самих… Нельзя строить чужое счастье по своим меркам. Счастье у каждого человека своё, а вы хотите всех одарить своим понятием счастья, а непокорных – уничтожить.

– Мы никого не уничтожаем! Мы только делаем мир безопасным, устраняя угрозу… – Томас поник головой и замолчал, впав в беспамятство. Седой осторожно прикоснулся к его шее тыльной стороной ладони, покачал озабоченно головой и, сняв с себя рубашку, укрыл Томаса от палящих лучей солнца.

– Странный это был человек, – негромко сказал тот Томас, что располагался в кресле, и махнул зажатой в руке короткой трубкой в сторону дворика, где всё замерло в неподвижности. – Мне он понравился.

Светозар перевел взгляд на Валерию, уже оказавшейся облаченной в тёмно-синий брючный костюм и сидевшую в кресле поджав под себя ногу, что показалось ему неестественным, при такой комплекции так сидеть неудобно. Аркадий Борисович задумчиво смотрел в проем, положив руки на подлокотники и, когда Томас посмотрел на него, кивнул, будто соглашаясь.

– Мы с ним ещё не раз беседовали. Он был искренне убеждённым человеком, но фанатиком веры и святошей я бы его не назвал. Не был он и таким, каких называют «не от мира сего», нет… Что он делал в той стране, я не выяснял, но это ведь и не важно, по большому счету. Я ведь хотел показать вам плохую кампанию, Учитель…

Томас с грустной улыбкой щелкнул пальцами, и в проеме всё изменилось и пришло в движение.

Теперь был поздний вечер, над неровным краем каменной ограды на темнеющем небе появились первые звезды. Заскрипело, и человек в пятнистой форме появился из воздуха на границе проема, шагнул на середину дворика, небрежно бросил на землю четыре лепешки, поставил пластиковое ведерко с водой и, повернувшись к зрителям лицом, на котором застыла презрительная гримаса, сделал шаг и исчез прежде, чем Светозар успел рассмотреть его.

Никто из сидевших у стены не шевельнулся, пока снова не заскрипело. Наверное, петли какой-то двери или калитки этого загона, где местные жители держали скотину, подумал Светозар и взял в руки чашку с горячим кофе.