Отряд

– Что-то не так?

– Всё так. Тут ко мне с утра пораньше парламентёры заявились с той стороны. Сказали, что это ты их направил. Сдаютсясо всем боевым железом и барахлом, – он громко засмеялся, – скажи, куда я эту ораву дену?

– Ну-у, не знаю. Это вы начальники умные, наверху сидите, далеко глядите. Моё дело солдатское: ать-два. Приказ выполнили, дырку заткнули, карателей напугали. А теперь и отдохнуть надобно. Железо ломается от нагрузок, а тут люди живые. Перекур нужен хотя бы дней пяток. Помыться, побриться, пожрать по-человечески, водки выпить, девок потискать.

– Всё будет, и отдых, и баня, и булки сладкие. Потерпите чуток. Завтра вас сменит батальон из бригады «Восток».

– Всё понял. До связи.

Значит, торчать нам на этих позициях ещё минимум сутки. Я отправил вперёд дозоры из взвода ополченцев, и пока моя дружина чистила перья и стволы, мы вместе с Дитрихом, Доком и командиром ополченцев Обером отправились в село. Пожары не давали мне покоя. Надо было как-то помочь погорельцам, которым ни за что, ни про что досталось от карателей.

На центральной улице мы нашли несколько групп жутко возбуждённых сельчан, которые бегали, суетились, что-то таскали и кричали. Возле некоторых домов стояли загруженные машины. Люди собирались уезжать. С разных сторон доносился истошный визг свиней и кудахтанье кур.

Мы подошли к ближайшему пожарищу. Во дворе на сваленных в кучу вещах сидела женщина с ребёнком. Мужчина суетился неподалёку, что-то громоздя из полуобгоревших досок.

– Дяденьки сепаратисты, а вы нас убивать не будете? – Мы разом обернулись и уставились на девочку лет семи. Она простодушно смотрела и всё время поправляла русые непокорные волосы, заплетённые в две косички, одна из которых расплелась и удерживалась только развязавшимся бантиком. На перепачканной углём мордашке застыла виноватая и полная надежд улыбка. Её перепачканное платьице не скрывало ободранных и тёмных от сажи ног.

– Ну, что ты, дочка. Мы прогнали злых дядек, которые вас обидели. Теперь всё будет хорошо.

Все, как по команде, начали шарить в карманах, доставая кто конфетку, кто сухарь. Потом мы отошли к машине с побелевшими от ярости лицами. Почему-то больше всех переживал Дитрих, искусавший губы до крови. Я перехватил его взгляд, он хотел что-то сказать, но тут же захлопнулся, как устрица.

– Что скажете, воины освободители? Не желаете положить на весы совести и справедливости благородные и постыдные деяния? – Мне трудно давались слова, на душе уже не кошки, а тигры скребли. Пострадали невинные люди, и я не знал, чем им помочь. Но, к сожалению, такова суровая правда войны, и я о том сожалел.

– Твари бандеровские, суки поганые! – взорвался Дитрих, и его взгляд опасно затвердел, – рвать глотки буду, пока последний в землю не ляжет.

– Успокойтесь. Раны на совести лечатся только любовью, или, может быть, в церкви. Док останешься здесь, окажешь нуждающимся всю возможную помощь. Обер, пришли всех свободных от караула, поможете Доку и погорельцам. Дитрих достань из машины наш прошлый трофей, там в пакете чуть больше полста тысяч евро, и раздай пострадавшим. А я свяжусь с Захарченко. Нужно организовать гуманитарку и всё, что потребуется для восстановления жилья.

Весь день мы всем составом, кроме дозоров, экипажей танка и БТРа, засучив рукава, работали в селе. И работали не за страх, а за совесть. Постепенно люди оттаяли, многие нам поверили, успокоились и раздумали бежать из своих домов, куда глаза глядят.

В тот день ночь пришла быстро. Измученная земля успокоилась. Ещё днём ветерок прогнал гарь, а сейчас в медленно остывающем раскалённом воздухе опять пахнуло зеленью и запахом луговых цветов.

Следующим утром подъехала колонна из грузовиков и БМПшек. Один из «Уралов» был забит гуманитарной помощью. Я передал рубеж обороны комбату Душману. Он пожал мне руку, пообещал после войны накрыть поляну, и мы по-свойски распрощались.

По широкому и ровному шоссе отряд отправился в сторону Донецка, и наш путь лежал через многострадальный Иловайск.

ГЛАВА 13.

Мы с лёгким сердцем оставили рубеж, и, едва колонна вынырнула из лесопосадки, как открылся простор и картина грандиозного разрушения. Тел погибших не было видно, но асфальт испятнали бурые лужи засохшей крови, а по обочинам и под откосом вперемешку с воронками громоздился растерзанный взрывами горелый металл, ещё позавчера бывший боевой техникой. Осторожно миновав место побоища, мы выбрались на пустынную дорогу, ведущую в Иловайск.

В городе южная окраина совсем не пострадала, а вот на северной, наоборот,среди руин домов бродили угрюмые и замкнутые жители. Вид разгромленногоИловайска напоминал сталинградские хроники времён Великой Отечественной войны.

Не задерживаясь, мы проскочили город, и я попытался связаться с Захарченко. Но, как выяснилось, он отбыл на передовую, и потому ответил один из его замов. Он встретил нас в Харцизске и сопроводил до места отдыха, до той самой спортивной базы «Металлист», где мы отдыхали прошлый раз.

Проехав около полусотни вёрст, мы добрались до места, изагнали технику на пустырь между шоссе и водохранилищем. И пока парковались, потом на воздухе разминались, оправлялись и хрустели суставами, вдруг, откуда ни возьмись, появился Валет. Он выбрался из своего тёмно-синего «Паджеро» и сразу направился ко мне:

– Всех приветствую. Здравствуйте, Сергей Борисович.

– Здравствуйте, Юрий. Вы будто специально в засаде сидели, нас дожидаясь.

Он улыбнулся, приподняв бровь:

– Выглядите вполне прилично. По вам и не скажешь, что всю неделю воевали.

– Да, и вы тоже с виду не переутомлены.

– Кх-м. На ваш язычок лучше не попадаться. Но к делу. Где мы можем поговорить?

Я махнул рукой в сторону аллеи, тянущейся вдоль игрового поля. Там среди деревьев виднелись скамейки. Усевшись, конторщик продолжил:

– Начальство довольно. Очень. Оба ваши рейда и операция в аэропорту превзошли все ожидания. Без преувеличения, именно ваш отряд в кратчайшие сроки переломил обстановку на фронтах. Но… вопрос не в этом…– Он немного помолчал, а я навострил уши, поскольку научился чувствовать наприятности. – Никто не может понять, почему у вас нет потерь ни в технике, ни в людях. Более того, есть немало свидетелей, видевших, как в вас попадали пули, осколки и даже снаряды, и ничего не случалось. Это невозможно объяснить. Может, вы сами что-то скажете?

– Это всё досужие домыслы, Юрий,– честно соврал я. А что мне было ему сказать? Правду? Репортаж с петлёй на шее? Не забывайте, что он представлял Контору, и не удивительно, что я относился к нему со смешанными чувствами. Поэтому я включил дурака и завёл заезженную пластинку с гладко выдуманной байкой. – Вы же знаете, в отряде собрались спецы-профессионалы. Инструкторы в вашей школе могут это подтвердить.

– Допустим. Но на западном направлении ополченцы обнаружили и описали в отчётах разгромленные вами полевые лагери в пригороде Изюма и Барвинково, а также имеется отчёт о бое в аэропорту.

– Значит, не зря мы мотались по тылам и аэропорт рсвобождали?

– Да, не зря. Совсем, не зря. Скажу прямо, лично я не верю в случайности и всякие чудеса. Но вместе с тем существуют неопровержимые факты, что восемнадцать человек… за три дня… физически уничтожили свыше регулярной дивизии штатного состава вместе с приданной техникой, артиллерией и тыловым хозяйством, и заодно танковую бригаду и разгромили три полка нацгвардии.Ав последние дни действия этого небольшого отряда дали ещё более удивительные результаты и привели к снятию блокады Саур-Могилы и пленению до четырёх бригад ВСУ. Как такое возможно?

Вопрос был задан прямо. Надо отвечать, но ничего путного в голову не приходило.

– Мы очень старались оправдать доверие командования.

– Да… старались… Но такого никогда и нигде не бывало, а, если включить здравый смысл, и быть не может. Танки с их композитной и активно-пассивной бронёй разрезаны вместе с пушками, словно масло горячим ножом. Я сам видел. Срез зеркально чистый и геометрически идеальный, будто резали лучом неизвестной природы и чрезвычайной мощности.

– Даже не знаю, что вам ответить. Надо самим посмотреть. Это же жутко интересно.

– Сергей Борисович, поймите, я всегда и во всём на вашей стороне. Зачем ходить вокруг да около? Не надо так со мной.

– Я вас не понимаю, Юрий. – Я сделал лицо кирпичом, хотя отлично понимал, что задурить ему голову не удастся.

– Мне совершенно ясно, что вы нам, тоесть Конторе, не доверяете. Вероятно, у вас есть негативный опыт общения со спецслужбами. Я прав?

Да, прав ты, Юра, прав. Сказать по правде, мне уже до тошноты надоело хитрить и скрывать правду за откровенным враньём. Но иначе нельзя, именно сейчас правда опаснее ядерной бомбы.

– Лично вас, Юрий, я ценю и уважаю. Но в Конторе работает слишком много разных людей, и, не в обиду будь сказано, она стала походить на дырявое решето. Однако оставим это. Пока. А услышать мне хотелось бы,каков суммарный итог работы нашего отряда, и произошли ли хоть какие-то подвижки?

– Ну, хорошо, давайте сменим тему, и, может быть, вернёмся к ней в более подходящей обстановке.Но не могу не сказать, что за всеми этими загадками обязательно скоро потянется хвост скверных неприятностей.Что же касается ваших последнихдействий, то уже сейчас можно утверждать, что ваше вмешательство позволило стабилизировать ситуацию в южном секторе и ликвидировать опасный котёл под Иловайском. А в последних событиях ситуация была весьма непростой. Вас наверняка удивили необдуманные и скоропалительные поступки противника. Дело в том, что причиной того безнадёжного прорыва были дурацкие и истеричные приказы из Киева прорываться, невзирая на любые потери. Как выяснилось, у брошенной на вас тактической группы из 1000 бойцов, дивизиона самоходок, двух миномётных батарей, 28 танков и 12 единиц легко бронированных машин не имелось даже карт местности, отсутствовала связь, а топлива оставалось всего на 30 километров. Витоге того боя противник потерял четверть личного состава и почти всю технику. Потом к командованию ополчения от вашего имени обратилась группа старших офицеров с согласием на сдачу в плен. Однако генерал Хомчик наотрез отказался и лично повёл около тысячи бойцов в направлении на Волноваху на прорыв. Они напоролись назаслон ополченцев, и почти все полегли. По предварительным данным в Иловайском котле силовики потеряли убитыми свыше 3500 человек, более восьми тысяч сдались в плен из них около пяти тысяч раненых, примерно тысяча прорвалась из окружения. Таким образом, после разгрома западной группировки и южного котла, ВСУ утратили пробивной потенциал. Сейчас акцент противостояния перенесён на северный фронт. Президент России через ООН обратился к Киеву и Новороссии с предложением помощи по организации мирной конференции.

– И впрямь, похоже, дело к финишу, – я вздохнул и посмотрел на «конторщика», – радует, что и мы тоже немного причастны к этому историческому событию.

– Будет вам, Сергей Борисович. Ваша работа выше всяких похвал. Уверен, ни до, ни после Донбасса в России не было и будет ничего похожего. К тому же начальство проявляет к вам повышенный интерес и готовит большие награды. Так что без работы не останетесь.

– Работа, работе рознь. Но новость хорошая. Пойду мужиков обрадую. Кстати, мы ведь до сих пор находимся здесь без документов. Не порядок.

– Отдыхайте. Здесь вам предоставят всё необходимое. И документы будут. Потом. Когда вы смените позывные на имена и фамилии. Всего доброго.

– До свидания, Юрий.