Горожане. Рассказы, заметки, миниатюры

Я думал, мы, советские, коллективные, не знали собственности. Потому нас задели за живое. Свое дело! Видно, надо переболеть и этим. Дома появились какие-то бабки с чаепитиями, коробки с американским мылом…

А на семинарах людей «накачивали». Лекторы трагично откровенничали, рассказывая истории. Бедность… зависимость… скучная работа… пустая жизнь… А теперь – новая возможность, перелом в сознании! Успех, достаток! Ты – словно безногий, что взобрался на Эверест! Ты – звезда!

Меня одолевали сомнения. Продавец, организатор – возможно. Но – личность? К тому же, чтобы добиться успеха, надо отдавать делу все время… А со сцены орали: – В тебя не верили. Но ты – взлетел!

В центре стадиона выступал бывший работник обувной фабрики. Он стал миллионером, организовал свою сеть партнеров, которые подключили своих партнеров, а те – своих…

– Кто я такой, чтобы зазнаться! – кричал микрофон. – Продавец порошков? Но я – поднялся… Обувщик поднял в руке стакан с водой. – Будьте, как этот стакан! Наполняйте себя! Тогда вам будет что отдать людям!

Он повернул стакан, и вода тонкой струйкой полилась на сцену. Действо демонстрировалось на большом экране. Люди с трибун завороженно следили за струйкой, блистающей словно нить жемчуга. Гипнотизм семинара достиг апофеоза. Стадион в едином порыве воздал оратору. Улучив момент, я выбрался из ликующей толпы, нашел выход, и стал приходить в себя около свинцовой чужой реки…

Поезд уносил нас домой, и возбужденные люди громко обсуждали увиденное. Мужчины поддались алкоголю, – психика требовала разрядки… Уже под градусом, я обходил вагон, заглядывая в плацкартные отсеки. Некоторые горожане оказались знакомыми. Заметил бывшего редактора газеты, комсомольских деятелей (куда без них), плохого актера…

За одним из столиков сидел лысый толстяк в майке. Потный, полупьяный… Он был начальником строительной конторы, где я трудился столяром. Неплохой, в общем, дядька, по прозвищу Крендель. В руке его подрагивал пустой стакан.

– Я такой же, как он! – чуть не плакал бывший начальник. – Что я могу дать людям? Его жена, заводная певунья, не смела перечить.

Мне было жаль Кренделя. Ну, не был он гением строек, не дали орден. Нормально руководил, подписывал приказы. А, все же, выполнял планы, давал пользу городу, людям… Чего – скис?

Эти знамена материальности всех достали. Значимость прожитой жизни теперь измеряют кошелем. Между тем, успех в бизнесе приходит к нескольким. К тем, у кого есть показатели в гороскопе. Мода есть мода. Ну, пришли к власти торговцы… Да ведь у каждого из нас свой путь, начертанный небесами.

…Я стоял у реки, размышляя о переменчивом историческом ветре. Направление его меняется. Почему иногда он дует в сторону духовности, а в другой раз – в практицизм, дух стяжательства. Кто с нами играет в разные времена?

Возможно рисунок планет не тот начерчен? Встанет Уран в какую-нибудь оппозицию с Плутоном – вот и период бездуховности запустился. Повернулся Нептун в квадратуру с Сатурном – людей обуял яд обмана, иллюзий… Все меняется циклично. Уйдет и этот морок внутренней пустоты…

Невольно глаза мои устремились к небу, высматривая расположение звезд. Увы, серые облака кучнели, обещая дождь. И, кроме звезды на башне Кремля, темнеющей вдалеке, ничего не было видно.

Тунгуска актера Добродеева

В один из зимних вечеров актер театра Добродеев Егор привел в гости к родителям знакомую. Темноволосая, скуластая, с глазами Чингис – хана, похожая на алтайку или татарку… Одета просто, без макияжа и лишь шапка и варежки напоминали этно – стиль, редкий в гламурной столице.

– Рисует в театре, декор, студентка…

– Гу – гу… – сказал глава семейства.

Иван Добродеев, популярный актер, видный 60-летний мужчина с залысинами и крупным носом разливал наливку своего изготовления. Прославился в телесериале про дачников, где актер громко юморил и попадал в разные ситуации с соседями.

Девушка отпила глоток.

– Что вы рисуете? – спросил, не глядя на нее старший Добродеев.

– Этно – футуризм… Пишу диплом. Но, скорее, поищу в другом направлении…

– Что так? Опишете суть стиля?

– Это когда закорючками, в духе народного орнамента. Кружки, запятые, – все в цвете. Можно – кляксу в интерьер, а можно философию, космос… Но – трудно выразить социальную напряженность… Дух времени. Например, ощущения простого труженика…

– Ого! – сказал Егор. – А – молчала…

– Почему ж – трудно? – сказал старый актер, впервые посмотрев на гостью. – Нет опыта, мастерства? Любой стиль выразит «печаль», «радость»…«гнев».

– Наверно… Но глаза бедной старухи – узором? Ненависть рабочих к олигархам – лубочно? Этот стиль… отвлекает. Не бьет в цель, а – умничает, слегка цепляя… А, может – не умею…

С минуту все смотрели на студентку. Не читает ли она по бумажке? Лет девятнадцать ей…

– То есть, хотите реализма, натуры. Фантазии, украшения – претят? – мирно дополнила разговор жена Добродеева. – Такое не выставишь. Нет спроса…

– Кто – то должен о несправедливости… Социалка – стонет…

– У вас есть спонсор?

– Нет. Но живопись не затратна, как кинопроизводство. Можно писать углем… К тому же, есть интернет.

– Угле-ем… – повторил задумчиво Иван Петрович. – Интересно. И неожиданно спросил: А как вы относитесь к моим ролям? Не ко мне, как к человеку…

Егор взглянул на отца с удивлением. Того интересовало мнение студентки, что было демократично и мило. Это делало честь мэтру.

– Не знаю. Наверно, вы – добрый. А к ролям отношусь прохладно. Имею в виду «дачника» и «рабочего» в последнем фильме.

Наступило молчание. Иван Петрович соображал, стоит ли продолжать разговор с нахалкой или все обернуть в шутку, как он делал на съемках сериала про дачников. Там такие страсти кипят! А сын – пусть развлекается, сегодня – шаманка, завтра – оленеводка… Экзотика!

– Любопытно. Чем же вам роли не угодили? Многим нравятся. Отзывы, благодарности. Встречи со зрителем…

– Понятно. Получили звание. Премии фестивалей. Я тоже смеялась от ваших шуток у телека. Иногда.

– Так, что? Мы ведь продюсерский центр создаем. «Добродеевы», слышали? Хотим снимать народное кино. Надоела чернуха – убивуха… Будем нести доброе…

– Завидую! Но… народное кино, значит – быть с народом? Или просто – байки, клоунада? Отвлекать от политики, от проблем…

– Ну- у… смех всегда нужен. Даже на войне…

– Есть такая штука, актерское амплуа, – вмешался сын Егор. – Папа – комедийный. Детективов, мистики – полно. И дурного качества. Доброго смеха – мало. Ты – отдыхаешь, веселишься?

– Да. Люблю пародию, пантомиму… Как сказать… Я не критик. Только – ощущения…

– Говорите. Мы – слушаем…

– Ширвиндт сказал: На мне юмор кончился…

– Шутит… Знаете, сколько ему?

– Дело в другом. Вы в сериале показываете сады, хоромы. Коттеджи в два этажа, гостиницу там открыли… Много ли в России таких дач? По себе знаю. У нас продали людям участки. Пять соток, в тайге, без дорог. Всей семьей корчевали. Поставили сруб, картошка, навоз… Труда – немеряно! Давка в автобусе, засуха без колодца. Люди там умирали… А ваши герои – хохочут, пьют коньяк и парятся…

– Эх! – воскликнул Егор. – Голос глубинки!

– Да, мы бедны. – Голос девушки дрогнул. – Вы потешаете сытых. Но и мы – страна! И мы – зрители! А ваш фильм о рабочих? Идеальный завод, уют, хорошие зарплаты… Вы там – передовик, которого снимает телевидение. Когда вы по ящику видели правду о рабочих? И эта ваша заводская самодеятельность с выездом в столицу. Кто сейчас из трудяг пляшет на сценах? Время какое в фильме? Не указано. Сладкий пирог, патока… Как в СССР. А сейчас – торговцы у власти!

– Что вы знаете про…