Княжеский треугольник, или просто Треугольник – площадь, куда выходят фасады легендарно дорогих постоялых дворов, а вернее, дворцов. Ранним утром здесь так тихо, что слышен шорох падающих снежинок. Дзынь-дзынь-дзынь… здесь, по мнению Дорна, и мысли, и снежинки звучат, как монетки. Здесь и лучи солнца – золотые нити. Сюда никогда, совершенно никогда, не приходят пешком. Но всяко лучше пешком, чем при таком-то выезде!
Лионэла прищурилась, поправила прядь волос, выбившуюся из-под просторного капюшона – и бестрепетно направилась вверх по мраморным ступеням. Дворец Трайд был самым помпезным из трёх. Дорн прикрыл глаза, отчаянно недоумевая… и все же смолчал, не желая обесценивать надетое заранее выражение ленивой скуки.
Громадный лакей ожил. Его шуба, намёрзшая коростой льда на плечах, заскрипела, когда великан поклонился и распахнул перед гостьей дверь. Дорн убрал руку с рукояти клинка и по-настоящему расслабился. Золотая кровь – что делать, когда она взыграет, даже алым нобам делается слегка завидно. Сейчас Лионэла приняла важное решение и идёт к цели, и такой ей не надо проламывать стен. Лакеи с поклоном распахнут любые двери, – ей ведь нельзя не открыть прямо теперь. Никто не умеет сплетать альянсы и строить связи так, как золотая ветвь дара. И никто не умеет производить столь сокрушительного впечатления своей исключительной важности.
– Немедленно доставьте адресату, – без выражения велела Лионэла. Обернулась, миновав двери. – Мы пока что намерены позавтракать, вот список блюд. Сервируйте в малом нефритовом каминном зале на… да, на пять персон. Ближе к полудню я уточню число гостей к дневному чаю и укажу, где мы собираемся отобедать. Пригласите распорядителя, мы обсудим блюда. Это, учтите, очень деликатная тема.
Сэн всё стоял у ограды, щурился и сонно, почти бессознательно улыбался. Дорну вдруг пришло в голову: кажется, друг лишь сейчас вдохнул полной грудью зиму и осознал, что пришло её время. На щеках наметился румянец… то ли ему сегодня лучше, то ли от вида Треугольника в алом проснулся азарт.
Вроде бы однажды, еще по молодости, ныне покойный дед Дорна гулял близ Треугольника и заявил насмешнику-богатею из бесцветной знати: «Следует смиренно подарить алому всё, что он не может купить. Иначе дарить станет нечего». И деду подарили. Он ведь был почти трезв и зол до того, что сабля звенела, норовя выпрыгнуть из ножен…
Казалось очень странно шагать в стоптанных сапогах по драгоценному мрамору, укрытому шёлковыми коврами, не имеющими цены. С подмёток облетал лёд, звенел и мелкими кристалликами катился, чтобы таять повсюду и разрушать идеальный порядок дворца, всегда готового к встрече очень важных гостей. Дорн втягивал носом запахи и настроения – и все более внятно понимал: да, он и есть особенный гость. И, войдя в этот дворец, никто из друзей Лионэлы не останется прежним. К добру или худу, но голодная зима закончилась… а с ней иссякла и относительная, фальшивая независимость от дел столицы.
Часом позже Дорн блаженно лежал в кресле, закинув ноги на решётку камина и созерцая слегка дымящиеся подмётки просохших сапог. К ночному чахоточному цыплёнку в животе добавились половина утки и целиковый зеркальный карп.
Друг Сэн взбодрился с двух бокалов горячего вина с мёдом. Он охотно слушал вранье Лии о том, как всё в столице хорошо и просто – и верил, вопреки слуху чести. Сытым чужды подозрения. Чиа счастливо вздыхала над огромной корзиной с зеленью и цветами. Выбирала растения, трогала, принюхивалась, жевала по одной травинке – и тоже выглядела румяной и здоровой впервые с осени.
– Что же можно продать мне настолько дорого? – ещё из галереи спросил советник Хэйд, почти бегом миновал зал и опустился в кресло, остро и жадно глядя на Лионэлу.
– Я не решила, вам ли. Всё это, – Лия небрежно очертила пальцем накрытый стол, – ничуть не извиняет ваш промах. Вы обещали, что проследите за праведником. Но вчера в столице было даже не два… их. И праведник твердил, что смог получить бумаги с именем, – Лия коротко покосилась на Чиа, не замечающую ничего, кроме зелени. – Просто чудо, что мы можем так славно позавтракать впятером.
– А! – Хэйд жестом пригласил лакея и тот явился, заранее готовый услужить, с любимым блюдом советника и кубком горячего вина. – Их… и не два. Было. Достойная ноба торгуется, как на базаре. Я разочарован.
– Так идите на базар, там раздают пряники. Почти даром, – ласково предложила Лия.
– Почему здесь? – поморщился Хэйд.
– Вот список тех, кого следует увидеть графу Ноду, чтобы передать то, что он поклялся передать. Устно и лично. Вас я указала первым, вы занятой человек, и весь ваш ценный день вот-вот высвободится, – Лия сладко улыбнулась Хэйду. Обернулась к Дорну и велела: – Скажи то, что надлежит услышать именно ему. И ни словом более.
– Мне надлежит услышать всё, и ещё много слов сверх того, много более, – возразил советник, повторно просмотрев список, где значились князь, новоявленный бес Альвир, Лофр и сам он под своим негласным прозвищем – Дохлятина.
– Вы торгуетесь, как на базаре, – вернула недавний упрёк Лия, чуть шевельнув бровью. – Я разочарована.
Дорн поймал прямой взгляд Лии. Встал, принял горделивую позу, достойную случая.
– Я, Дорн хэш Боув, граф Нод, даю слово в том, что не видел его сегодня ночью, – сказал он то, что, вероятно, предстояло повторить раз сто в течение дня. – Однако же багряный бес Рэкст передаёт вам: он зол. Если дословно… «Скажи Дохлятине, что я на него зол». Это всё.
– Что? Это всё? – смотреть на Хэйда было смешно, он вскипел мгновенно и остыл так же мгновенно, замер с занесённой над взбитыми сливками ложечкой, раздумав шуметь. – Где ваш второй список, вымогательница-хэш-Донго?
– Беса Альвира мы пригласим к полуденному чаю, – Лия добыла из складок платья конверт и положила на стол. – А вы прогуляетесь к особняку графа Рэкста и лично изучите то, о чем вам вот-вот донесут ваши нерасторопные люди. Дорн сказал, оно того стоит.
– Но если пригласить его к чаю, он примет меры и будет знать и то, что за обедом услышит князь, – нахмурился Хэйд. – Стоит поменять порядок лиц в этом списке.
Он вскрыл конверт и быстро пробежал глазами короткий текст. Кивнул и даже не поморщился.
– Хэш Донго, здесь указано: вы поправились настолько, чтобы еженедельно посещать дворец канцлера и нести службу. Всё верно?
Сэн улыбнулся, отвлекаясь от созерцания огня в камине.
– Мне определённо лучше, – негромко выговорил он. – Не могу понять, отчего я так медленно выздоравливаю. Но именно сегодня я понял, что иду на поправку. С вашей стороны было неосмотрительно и расточительно пригласить нас сюда на завтрак. Но Лия сказала, вы настаивали. Признателен за этот семейный праздник.
– Вы весьма интересная пара, так друг друга… дополняете, – скривился Хэйд и сразу убрал с лица кислую мину. – Коня, жалование и прочее, что вам причитается по службе, доставят завтра. Канцлер дважды спрашивал о вас, так что со следующей недели извольте навещать его. И… да, вы с женой теперь обязаны бывать на балах княжеского двора. Если бы его светлость прибыл именно в полдень и именно на чай…
– А разве вы ещё не пригласили его светлость именно на это время? – издевательским тоном уточнил Дорн, чтобы не вынуждать Лию говорить и эти слова.
Сэн обернулся к другу и довольно долго смотрел прямо в глаза – а затем как-то смущённо улыбнулся и откинулся в кресле, глядя в потолок. Невесть с чего в зале стало тихо, разговор угас, и только дрова в камине потрескивали, и с каждым щелчком напряжённость нарастала.
– Хэш Хэйд, сколько в столице нобов, наделённых полноценным слухом чести? – Сэн оборвал натянутую тишину.
– Гм… Кроме вас? Пожалуй…
– Вот и я так думаю, – Сэн пресёк длинный ответ. – Но вы хладнокровно наблюдали, как моя жена выбивается из сил, пытаясь выжить и не стать вашей куклой, и не сделать меня такой же куклой. Мне говорил о вас Ул. Разное… просил не судить прямолинейно. Но я слушаю вас сейчас и сужу, уж простите. Вам было в пользу проклятие чёрного мерзавца из свиты Рэкста. Пока вы боролись из последних сил и знали о своей скорой смерти, вы жили во имя высокой цели. Сейчас вы копите на старость. Я слышу это в каждом вашем слове. Вы отвратительны, хэш Хэйд. Посмели думать о моей жене с презрением.
Сэн неожиданно гибко поднялся, кончики его волос полыхнули чистой белизной – и даже Дорн не проследил, когда фамильная сабля Донго нащупала яремную вену на шее Хэйда. Нащупала и прижала, не добывая пока ни капли крови.
Хэйд перестал дышать. Сэна покачивало, но рука его оставалась твёрдой, и сабля ни на волос не смещалась из выбранного для неё положения.
– Вы посмели судить о чести моей семьи? Увы, стали путать честь и выгоду. Я готов оказать вам услугу, – Сэн наметил кивок. – В любой удобный вам день укорочу вашу жизнь, чтобы в ней снова появился смысл. Я вижу правду в таком решении. Для меня, Лии и проржавевшей фамильной чести рода Хэйд. Старость вам не к лицу, хэш. Она труслива и грязна.
Хэйд позволил себе осторожно сместить взгляд, не более того. Он всё ещё не дышал и не моргал. Он смотрел на Лию.
– А на базаре кушали бы пряники, почти даром… – Лия кашлянула и рассмеялась.
Сабля с тихим шелестом вернулась в ножны, Сэн рухнул в кресло – спиной, не стараясь сесть красиво. Он промахнулся, угодив на подушки лишь локтями и затылком, резко побледнел и некоторое время лежал в неудобной позе, глядя в полоток. Затем, помогая руками, подтянул колени. Рывком поднялся и сел-таки в кресло, как подобает.
– Мне сегодня определённо лучше. Пусть принесут ещё мяса. И вина. Много мяса и много вина. Дворцу полезно, чтобы я стал сыт и пьян. Тут столько всего… бьющегося.
Сэн огляделся, усмехнулся и подмигнул жене. Лия позволила себе заложить морщинку укоризны меж бровей. Хэш Хэйд, наблюдая семейную сцену, благоразумно пересел в дальнее от Сэна кресло, к окну.
– Какой разный смысл можно вложить в слова «он за все заплатит», – промурлыкал Дорн, щурясь на Хэйда и зная, что будет изруган Лией чуть позже. Ведь его числят ловким, и для него не видят права на таранные методы решения недоразумений. – Хэш, сейчас вы куда больше, чем минуту назад, похожи на того, кого я с детства уважал.
– Старость, – прокряхтел Хэйд, устраиваясь в кресле. – Как же… Да я почти поседел, пытаясь уладить осложнения и дать вам тихо перезимовать.
Дорн кивнул и сделал вид, что верит. Сэн вздохнул и подставил кубок – слуга как раз обносил желающих горячим вином. Лия вспорхнула с места и пристроилась на подлокотник кресла мужа, тронула его лоб и улыбнулась: нет испарины… И жара нет? Значит, румянец обычный, а не болезненный.
– Вы сами не уверены, стоит ли врастать в жизнь столицы, – нехотя буркнул Хэйд. – Здесь все копят на старость. Совершенно все.
– Алые не сильны в выборе целей. Отец говорил: нам важно найти того, кому мы готовы доверить такое дело. Вы много раз пробовали подобрать мне хозяина. В столице я устроюсь или вне её, ни вы, ни прочие, не забудут о моем клинке и моем слухе чести. О прозвище Дорна и тайне его семьи. Поэтому ставлю вас в известность: выбирать цели будет моя жена, – безмятежно улыбнулся Сэн. – Вне боя, хэш, она вправе принимать все решения в семье. Совершенно все. Не уверен, что каждое решение придётся мне по душе, но так есть и так же будет впредь.
– Гм… и вы не пожалеете? Никогда? – вкрадчиво уточнил Хэйд, покосился на Дорна и, по взгляду понятно, рассудил, что кресло красноглазого располагается опасно близко.
– Боль – часть жизни любого, кто рождён для боя.
– Ваш батюшка, помнится, действительно так говорил, – на лице Хэйда проступила усталость. – До полудня есть время. Я намерен посмотреть на особенное место близ особняка Рэкста и вернуться. До того не пробуйте выторговать пряники у кого-то ещё, чтимая ноба.
Хэйд выбрался из кресла, отвернулся не кланяясь, и побрёл прочь. Он выглядел старым и несчастным. Проигравшим. Даже сломленным. Его провожали пять пар глаз. Ему почти верил Сэн. Один из всех, для кого так усердно хромал премудрый хэш…
Путь Ула. То, чего нет