Непрекрасная Элена

Эволюция показала себя во всем великолепии.

Вода – основа жизни. Когда человечество стерло себя, было очищено поле для созидания.

На свободном пространстве тишины было сказано новое… слово. И запись информации инициировалась. Я стал свидетелем невероятного, величественного явления.

Смерть, возрождение и преображение.

Кем бы и чем бы ни был современный Алекс, он, то есть я… мы, все мои грани и модули идентичности, солидарны в признании реальности высшей силы. Разум это, душа или нечто более универсальное – мы не способны понять. Но нас не разрушает приятие непостижимости.

Значит, мы тоже эволюционируем.

Элена. Пульс сто пятьдесят

Чего бы ни добивался Ларкс своими угрозами, одной из целей он уже достиг. Я начала нервничать. Даже не уснула, вернувшись домой. Лежала и слушала, как звенят сосновые иглы – ветер задувает с запада. Значит, дождей в ближайшее время не приключится… хотя – что мне с того?

Очень далеко, в ночи, кто-то вдохновенно воет. Или поет, не знаю. Слишком далеко и тихо. Только мне, пожалуй, и слышно… хотя – важно ли это?

Без труда различаю ближнее: по темной лестнице, вздыхая и ругаясь на свою ночную слепоту, крадется припозднившаяся Мари. Трёт замерзшие руки. Для неё ночь – холодна. Уши трёт… икает, якобы потому, что кто-то отругал её. Мари верит в приметы. Сейчас она встречается с Пашей, Ренатом и Тором. Кажется, именно так… Ничего себе набор имен, но мне что с того? Пуш – открытый город. Мы учим врачей и принимаем переселенцев. У нас говорят на дюжине наречий, имена детям дают самые разные.

И все же Тор – это кто? Сестра упоминала его имя и вчера тоже… вот, опять! Сопит в коридоре, бормочет: «гадский Тор». Уж не из людей ли Юргена?

Я резко села. Сердце сдвоило удары, замерло… Вдруг знакомство Тора и Мари – часть плана Ларкса? Ох, всего можно ждать, сестра то и дело ловко переходит от приязни к игнору, держит несчастных ухажеров в напряжении. И ей верят, и её, если что, прощают. Нет: это она прощает, вот к чему сводится всякая история. Мари трогательная. Её беззащитность совершенна и безотказна для поклонников. Еще вчера мне казалось, что детские игры сестры не опасны. Мари никого не обижала всерьез. Опять же, я, если что, прикрывала её. Но Ларкс и его угрозы…

Я в два прыжка оказалась в коридоре, поймала Мари за руку, зажала ей рот – сестра имеет привычку пищать из-за всякой мелочи. Вот: дернулась, задохнулась… расслабилась и кивнула – мол, узнала, отпусти. Мы скользнули за порог её крохотной комнатушки и прикрыли дверь. В два шага до кровати Мари умудрилась избавиться от платья – оно улетело влево, я поймала, встряхнула, свернула и повесила на спинку стула. Тапки срикошетили от стены – я взяла их в прыжке, аккуратно поставила у кровати, мысками к двери. Поясок повис на светильнике, откуда был мною снят и смотан.

Пока я прибиралась, Мари нырнула под одеяло, отползла к стене. Я пристроилась с краю, и меня обняли руками и ногами, как любимую длинную подушку… Я сама такую сшила и украсила узорчиками.

Сколько себя помню, вечерами я рассказываю Мари сказки. Она тяжело засыпает. Её тонкие нервные пальцы постоянно пребывают в непокое – или теребят прядь волос, или мнут край платья, или щиплют меня за бок…

– Обещай! – прошелестела Мари и безжалостно скрутила кожу у меня на спине. Так она обозначает серьёзность мысли.

– Да-да-да-ой, – мигом сдалась я. – И на что я согласна?

– Прогони Ларкса. Ох, он такой-растакой… и весь рас-такенный, но ты прогони. – Мари оттолкнула меня и села. Стукнулась затылком о стенку, и еще, и снова. – А! И! Ой… Слышишь? Я во как переживаю. Что я буду делать, если тебя увезут? Кто перевесит за меня шубы? Кто поможет на профилировании? Кто помирит с Лоло? Эли, слышала? Прям завтра, а? Мири нас, иначе кошма-аарррр… У-ууу! Совсем у-ууу!

Мари рухнула и принялась подвывать, извиваясь и наматывая на себя одеяло. Верный признак: помирить будет сложно. Похоже, обе глазохлопки подмигивали одному и тому же парню, у которого не хватило ума или реакции, чтобы опрометью сбежать. Верное решение. У Мари есть я, та еще зануда, если вмешаюсь. У Лоло, то есть Лары, тылы еще прочнее: два старших брата, которые верят в любое, самое бредовое, вранье младшенькой. Оба считаются важными шишками в охране внешней стены, серьёзные люди, вооруженные, обученные. Почему же они всякую мелкую неприятность сестры воспринимают, как полномасштабное нападение дикарей на город? Нелепо.

Добавлю, папа Лоло – третий хранитель архива. Н-да… через месяц ему принимать экзамен у Мари. А дядюшка Лоло, вот ведь семейка, самый педантичный из составителей сменных графиков в больнице. Два-три всхлипа племянницы – и Мари придется дежурить ночами отныне и до наступления неизбежного перемирия с Лоло!

– А что завтра? – мне стало интересно. – Особенный день?

– Как можно не знать! Твой Ларкс отправится в ужасный лес за стеной. Он смелый, он вызвался идти к злобным дикарям. Вроде бы, снаружи нашли огромный архив. Подземелье… Он наверняка полезет. Он мужественный. Бедная ты, бедная… придется тебе от такенного Ларкса отказаться, раз я попросила. – Мари сморщила нос. – Вижу, он тебе хуже яда. И почему? Ларкс сладенький, вкусенький, ням-ням.

Мари шепнула последнее слово проникновенно, со стоном – и принялась молча, лягушачьи почавкивая, обожать мужество Ларкса и его несостоявшиеся еще приключения в диком лесу.

– Что ты делаешь завтра? – Неожиданный поворот разговора вернул меня к причинам собственной бессонницы, вернее, к одной из причин. – Ну-ка отвечай: Тор. Он из гостей города? Что за имечко? Почему не знаю?

– Если Лоло дуется, я тоже дуюсь. Дома. Весь день! И вечер тоже, наверное. Сказала же, мири нас. Ты такая неумная, ничего не чуешь, не ловишь… Эли, Тор – погоняло твоего наставника! Как в легенде древних, ага? Ну, всех молотком по башке, чтоб звездочки из глаз. Стр-рашный. Ничего ты не знаешь. Фу-у…

– Надо же, еще одно его погоняло, и только-то. Какое облегчение. Тор-мухомор. А ты дуйся дома. Обещаешь? – Я нашла прядь растрёпанной косы Мари, дернула. – Ну!

– Ну… Ну и не обещаю, ну и ни за что, ну и что хочу, то и ворочу.

Мари знает, у меня идеальное ночное зрение. Я вижу и как она корчит рожицы, и как кивает – мол, постараюсь, если не забуду. Сразу же расплылась в улыбке: она победила! Опять её мелкие глупости не станут её же большой головной болью. А у меня голова не болит. Даже сейчас, после Ларкса и лаванды. Мне ведь улыбается Мари…

Сестра вечно валяет дурака, но ей – можно. В ней есть радость, могучая и горячая. У сестры волшебная улыбка: вспыхивает, как первый луч солнышка. Люди вздрагивают, словно просыпаются. В больнице от бестолковой Мари всегда больше пользы, чем от меня – толковой. Людей ведь лечат не лекарства, а люди. Это правило всех времен… ну и добавлю: у нас почти нет сложных лекарств, только травы. Ха. И трав у нас почти нет, мы ведь в лес дальше опушки не суемся.

Предки, чтоб им в гробах крутиться непрестанно, намеренно уничтожили многие разделы медицины. Они думали, что так лучше, что мы не должны повторять их ошибки. Они, например, решили: антибиотики мы не сможем совершенствовать и, даже чудом сохранив производство, быстро дойдем до привыкания к тем несложным формулам, что нам оставлены. Из-за чего случится резкое падение эффективности с лавинообразным нарастанием потребной дозы. Еще, вроде бы, лекарства предков, многие, если не все, долгосрочно уродовали иммунитет и плохо совмещались с кроп-фактором. Предки были типа меня: много думали, слишком много… Отняли у нас жирные куски знаний, оставили в разжеванном виде лишь самое простое. То, без чего никак нельзя. Или что случайно не спрятали. А еще то, для чего уцелело оборудование, не склонное быстро ломаться или чинимое в наших примитивных условиях.

Потом за предками прибралось время. Измельчило в труху страницы книг, сгрызло смыслы, изломало идеи, разбило в мелкое крошево устои.

И вот они мы, обладатели осколков знаний и остатков навыков… Я знаю слово «томография». Выучила определение, которое кто-то успел переписать из настоящей древней книги в новую, ставшую старой и переписанную опять, наверняка неточно. Нынешнее слово – лишь эхо древнего. Оно ничего не определяет.

Касательно сложных тем предки дали нам лишь примечания. А всё простое свели в «Положение о работе врача общего профиля в условиях дефицита оборудования и препаратов». «Положение» предки составляли, как временный справочник для быстрого обучения новичков. А после только «положение» и осталось. То есть, если угодно, нас оставили… в положении.

Ум всегда во вред! Матвею три года назад хватило бы короткого курса антибиотиков, чтобы жить долго и не кашлять. Тогда последний раз мы с ним плавали наперегонки. Я поддавалась и старалась, чтобы было незаметно. Три года! Теперь он и до берега не добредёт. Плохо без лекарств. Не все ведь такие как я, неубивайки-зеро. Вернее, все не такие.

Я поежилась и проверила два крупных гнойника на спине у Мари. Сухие, хорошо заросли. Увы, иногда болезни возвращаются, особенно внутренние. Я знаю ночной кошмар Мари: свежий гнойник вскакивает на шее и хуже – на лице. Как у троюродной тетки Лоло. Говорят, она была когда-то самой красивой женщиной Пуша… Трудно поверить.

– Эй, хочу сказку, – приказала Мари и обняла мою руку. – А ну, быстро! И чтобы длинную, и с хорошим концом.

– Тебя кто-то расстроил?

– Не важно, – Мари завозилась, сунула мою руку себе под щеку. – Не засну просто так. Эй, хочешь, я тебе правду скажу? Совсем правду…

– Говори.

– Ну уж нет! – немедленно передумала Мари и старательно зажмурилась.

Мне стало больно, словно сердце прокололи… Оно даже споткнулось, моё бесконечно надёжное сердце. Неужели солнышко Мари, готовая улыбаться всему миру – не так счастлива и беззаботна, как старается показать? Неужели и она – терпит и молчит о многом? Было бы ужасно.

– Как ты сказала? Терпение и благодарность, – Мари крепче обняла мою руку. – Мне так жаль тебя… и себя тоже. Ха! Тебя так, себя мне, конечно, гораздо жальче.

Мари хихикнула и зажмурилась плотнее. Я погладила её по волосами, обняла за плечи. Сказка теперь неизбежна, поздно возражать и отнекиваться. Что рассказать? Я с младенчества травлю сестру сказками. Взять хоть ту, про Маришу и мейтара. Смутно помню: добрый мейтар пригласил девочку в свою берлогу, угостил медом. Затем, как положено в сказке, обернулся человеком и… и не помню. Отдал ей сердце, шубу и что-то в придачу.

Язык старшим сестрам надо своевременно отрезать, иначе они безнаказанно втиснут в душу младших чушь, несовместимую с реальностью.

– Жила-была в давние времена первых городов, что стояли среди ядовитых полей и диких орд, красивая девушка Анна. Гены у неё были ценные, как у меня, а улыбка теплая, как у тебя… Анной город заплатил выкуп. Тогда кочевые орды часто находили яды и оружие предков. Тащили под стены, чтобы угрозами довести и самые могучие города до покорности. Хотя бы временной. Анну ждала жизнь, которая хуже смерти. Но её спас страшный-престрашный зверь. Могучий. Может быть, даже йетар. Не знаю. Она и сама не знала.

– Прошлый раз её звали Мариша, а спас её мейтар, я помню, – капризно сообщила Мари.

– За ними гнались, йетар был вроде бы ранен или отравлен… и не было спасения. Зверь смог доставить Анну в очень сильный город. Но его не впустили, да он и не рассчитывал на иное. Орда настигла зверя у стены. Там, снаружи, его убивали долго и страшно… Анна всё видела.

– Плохая сказка, – насторожилась Мари.

– Когда у Анны родились две дочери, никто в городе не подумал, что они – полузвери. Они были совсем как люди. Диагносты читали их генные карты, как годные. Анна выбрала и написала имена для дочерей – Мария и Елена. Именно написала. С тех пор, как убили её зверя, Анна не разговаривала. Стоило девочкам встать на ножки, сделать первые шаги, и Анна пропала… никто не знает, куда она ушла.

– Это разве сказка? Ты обычно используешь наши имена, не меняешь их на чужой лад. – Мари плотнее обняла меня. – Эли, соберись и закончи сказку хорошо. Я волнуюсь.