Питомцы

– Помогите! – звонко выкрикнул Ираклий в студёную тишину двора.

Орехин разозлился ещё больше, хоть казалось, что больше уже некуда, дёрнул блогера от стены, и ударил под дых, вложив в удар всю свою ярость. Тот скрючился, схватившись свободной рукой за живот. Орехин наклонился над ним и угрожающе прошипел:

– Сворачивай свою лавочку с воображаемыми питомцами и своё грёбаное движение! Ты понял?

Ждать ответа было некогда: за железной дверью всё чётче слышались шаги.

«Дурак! Дурак! – ругал себя Егор, когда уже ехал домой в полупустом автобусе с запотевшими окнами и клюющей носом кондукторшей. – Я же не хотел его бить!»

Ненависть схлынула, осталось раскаяние: сделал всё не так! Украдкой он поглядывал на свои руки и не мог поверить, что эти руки только что причинили боль человеку. А добравшись до дома и согревшись под тёплым душем, уже не мог поверить, что действительно был там сам, а не какой-нибудь другой Егор Орехин, про которого он прочитал в книжке.

***

– Вчера вечером на популярного блогера Ираклия Наумова было совершено нападение, – сообщила губастая телеведущая утреннего выпуска новостей. – Неизвестный подкараулил его во дворе дома, преследовал до дверей подъезда, а затем нанёс несколько ударов и потребовал, чтобы блогер свернул движение «Свободу питомцам!». Услышав шум в подъезде, неизвестный скрылся. Составлен фоторобот преступника…

Егор застёгивал рубашку. Его бросило в жар, пальцы замерли на предпоследней пуговице: вот так поговорил!

На экране появилась чёрно-белая голова в капюшоне.

«Кажется, не похож», – с облегчением отметил Егор. Лицо у фоторобота было чересчур вытянуто, подбородок по-злодейски остро торчал вперёд, в оправу очков были вписаны неестественно огромные глаза. Видимо, Ираклий плохо разглядел его, чётко запомнил только одну деталь – прямоугольные очки.

– Это же ты! – вполголоса вскрикнула Лана.

– С чего ты взяла? – фыркнул ошарашенный Орехин.

– Это ты! – уверенно повторила жена, так уверенно, что не стоило и пытаться переубедить её в этом. – Вот, значит, какие у тебя были дела! Я так и думала!

Пропасть между ним и Ланой росла и росла, последнее время они почти не разговаривали. Совместные ужины стали пыткой: ложки, оглушительно стучащие о тарелки, Динька, переводящий с отца на мать тревожные вопросительные взгляды, еда, непрожёванными комками проваливающаяся в горло, – и Орехин стал ужинать отдельно. «Позже», – отвечал Лане на её «будешь есть?», заданное из чувства долга, неприятное, как остывшие макароны. Когда первый раз надел куртку с капюшоном и приготовился идти, тогда ещё на собрание для волонтёров, Лана поинтересовалась, куда он, но тоже как-то «макаронно». «По делам», – скупо ответил Орехин. Больше она ничего не спрашивала, а он был настолько поглощён охотой на Ираклия, что ему даже в голову не приходило, что жена может догадываться о его «делах».

– Господи-и-и! – с отчаянием протянула Лана и спрятала лицо в ладонях.

Орехин так и стоял в рубахе, застёгнутой не на все пуговицы, не зная, как ему быть и что говорить.

– Егор, что с тобой происходит? – Лана отняла ладошки от лица, и он увидел в её глазах страдание.

Он ждал злости, презрения, даже ненависти, но не был готов увидеть, что жена из-за его «дел» страдает. Стало так больно, что не вдохнуть – не выдохнуть. Захотелось обнять её, успокоить, убедить, что всё с ним в порядке, – и он шагнул к ней, с удивлением отмечая, что пропасть между ними только казалась ему непреодолимой, на самом деле это всего лишь маленькая трещинка, маленькая ранка в отношениях, которую можно залечить нежностью и любовью.

Лана напряжённо замерла в его объятьях, увернулась от поцелуя. Орехин вообразил, что ей неловко из-за Динькиного присутствия.

– Всё хорошо, – шепнул он, не торопясь отпускать её, наслаждаясь тем, как мягко щекочут лицо пахнущие конфетами волосы. – Вечером поговорим.

***

Дождь со снегом хлестал по лицу, встречные прохожие ёжились и втягивали головы в воротники. Орехин не замечал ни колючего дождя, ни пронизывающего ветра. Его грела изнутри благодарность. Он снова и снова вспоминал глаза жены, наполненные страданием, и теперь ему от этого страдания было тепло. Оно означало, что ей не всё равно. Оно означало любовь. А любовь – это такая сила, которая поможет преодолеть всё.

Он уже подходил к дому, когда услышал жалобное мяуканье. Мокрый, грязный котёнок на обочине тротуара, дрожа тощим тельцем, отчаянно кричал, молил о спасении остановившегося рядом мальчика лет восьми. Мальчик был не один. На некотором расстоянии его ждала женщина в коротком красном пальто, элегантно облегающем фигуру, и требовала:

– Слава, пошли!

– Ма-а-ам, давай возьмём его! – со слезами в голосе тянул мальчишка. – Пожа-а-алуйста!

– Кто-то выбросил, а мы подбирать будем! Он больной и с глистами!

– Ну он же замёрзнет и умрёт!

– Ничего с ним не случится! Волонтёры подберут и увезут в заказник.

– Ему там будет плохо, он же маленький!

Орехин слушал их диалог затаив дыхание, всей душой желая двум страдальцам – мальчику и котёнку – достучаться до сердца женщины.

– Слава, я сказала – нет!

– Давай возьмём! Мы его вылечим! Ты обещала мне котёнка!

– Завтра купим воображаемого.

– Не хочу воображаемого, хочу настоящего!

Егор вздрогнул и возликовал: есть ещё «зрячие» люди! Это ничего, что маленькие. Большие вырастают из маленьких.

Мать, потеряв терпение, вернулась за сыном, схватила его за руку и потащила прочь. Котёнок неуверенно поковылял следом, покачиваясь то ли от ветра, то ли от слабости.

– Мама, он идёт за нами! – заплакал мальчик.

Орехин сам чуть не прослезился.

– Брысь! – женщина с брезгливым выражением на лице махнула в сторону котёнка сумочкой. – Пшёл!

Егор догнал несчастного малыша, присел на корточки. Чёрный, худой, с длинным мокрым хвостом, он больше походил на крысёнка. Лана, конечно, будет далеко не в восторге, поворчит первое время…

– Дяденька! Дяденька! – завопил мальчик, безуспешно пытаясь вырваться из цепких материнских пальцев. – Хоть вы возьмите! Он же погибнет!

Мать дёрнула его за руку, что-то сердито шикнула в макушку.

Орехин не удержался и крикнул красному пальто:

– У вас замечательный сын! Настоящий человек! Не воображаемый!

Пальто только ускорило шаг.

***

Пришлось пожертвовать шапкой. Орехин посадил в неё котёнка, будто в тёплое гнездо, и тот замолчал. Ему было всё равно, кто и куда его несёт, он доверился первым протянутым рукам. Осторожно прижимая «гнездо» со спасённым малышом к груди, Орехин поднялся на свой этаж. У двери вдруг подумал, что всё складывается правильно: теперь, когда у них появится котёнок, сын и жена увидят разницу между воображаемым и настоящим. Откуда Диньке знать, где настоящее, а где пустое, если у него этого настоящего никогда не было? А Лана в погоне за модой, в своём нежелании отставать от других просто перепутала ориентиры.

Егор давно уже не возвращался домой в таком хорошем настроении: наконец-то появился просвет в хаосе происходящего. Он повернул ключ в замке, открыл дверь. Прихожая встретила сумеречной тишиной. Жены и сына не было дома. Ущипнуло тревожное предчувствие, но Егор прогнал его. Подумал, что всё опять складывается правильно. Будет лучше, если к их приходу он успеет искупать котёнка и сбегать в гипермаркет через дорогу за лотком и наполнителем.

Малыш спокойно дал себя помыть и выбрать из шерсти колючки. Как будто понимал, что от его поведения может зависеть дальнейшая судьба, и решил всё терпеть, чтобы свалившийся с неба хозяин не передумал и не выбросил его обратно на улицу.