Обманутое время

Может, именно поэтому она сопротивляется. «Интересный вывод», – подумала Либби, размешивая суп. С самого рождения ей свойственно стремление к самобытности и самодостаточности. И разделить свою жизнь она согласится не со всяким. Ей нужен особенный спутник жизни, не такой, как все. Вот почему она так редко ходила на свидания в старших классах школы и потом, в колледже. Ей просто не было это интересно.

«Неинтересно» – не совсем то слово. Интерес-то она испытывала, но чаще всего отвлеченный. Она еще ни разу не встретила мужчину, который бы настолько ее ослепил, чтобы она прекратила составлять списки и выдвигать гипотезы. В старших классах школы ее прозвали «профессор Стоун» – фу, даже вспоминать противно! А в колледже считали типичной старой девой, синим чулком. Либби терпеть не могла стереотипы, сопротивлялась, пыталась не обращать внимания на язвительные намеки и с головой ушла в учебу. Благодаря легкому характеру она без труда сходилась с людьми. У нее много друзей – как среди мужчин, так и женщин. Но интимные отношения – совсем другое дело.

Еще раз все обдумав, Либби пришла к выводу: она еще не встречала мужчины, который бы заставил ее… ну, скажем, страдать или томиться. Томление – вот самое подходящее слово.

Наверное, на всей Земле нет мужчины, который бы вызвал в ней томление.

Сжимая в руке деревянную ложку, она повернулась за миской и снова увидела на пороге Кэла. Она сдавленно вскрикнула, и ложка полетела на пол. Кухню осветила вспышка молнии, а потом все погрузилось во мрак.

– Либби!

– Черт побери, Хорнблауэр, ты что, нарочно? – Задыхаясь, она рылась в шкафчике, ища свечу. – Ты меня до смерти напугал!

– Ты решила, что я мутант с Андромеды?

Глупая шутка заставила ее сморщить нос.

– Я же сказала, что не читаю такую дребедень. – Либби прищемила палец дверцей, выругалась и рывком распахнула другой шкафчик. – Где эти дурацкие спички?

Развернувшись, она врезалась в темноте в мускулистую грудь Кэла. Снова сверкнула молния, осветив на миг его лицо. У Либби пересохло во рту. Голова закружилась. Какой он сильный… Сильный и опасный…

– Ты вся дрожишь… – Его голос неуловимо помягчел, но руки, лежащие у нее на плечах, оставались твердыми. – В самом деле испугалась?

– Нет. Я… – Либби тряхнула головой. Она не из тех женщин, которые боятся темноты. И конечно, она не из тех, кто боится мужчин – если называть вещи своими именами. И все же она вся дрожит. И руки дрожат, которые упираются в его обнаженный торс. Страх тут совершенно ни при чем. – Я должна найти спички.

– Зачем ты выключила свет? – Кэл блаженно зажмурился и в прохладной монотонной тьме сосредоточился на ее аромате – неуловимо женственном и чуточку греховном.

– Ничего я не выключала. В грозу тут такое часто бывает… – Он крепче сжал ее плечи, и она ахнула: – Калеб!

– Кэл. – Снова сверкнула молния, и она увидела, что глаза у него потемнели. Теперь он смотрел в окно на грозу. – Все называют меня Кэл ом.

Он отпустил ее. Хотя Либби приказала себе успокоиться, она тут же дернулась, услышав громовой раскат.

– Мне нравится имя Калеб, – возразила она, надеясь, что в ее голосе не слышно страха. – Придется оставить его для особых случаев. А пока отпусти меня.

Он провел пальцем по внутренней стороне ее запястья.

– Почему?

В голове у нее помутилось. Он был так близко, что она слышала, как сильно и ровно бьется его сердце. Его пальцы неспешно гладили сгиб ее локтя – она и не знала, что там такое чувствительное место… В темноте Либби не видела Кэла, но ощущала его теплое дыхание совсем рядом со своими полураскрытыми губами.

– Я… – Все ее мышцы, все до единой обмякли. – Не надо! – Она отпрянула. – Мне нужно найти спички.

– Да, ты говорила.

Прислонившись к рабочему столу, чтобы не упасть, она снова принялась рыться в шкафчике. Руки так дрожали, что она целую минуту не могла чиркнуть спичкой о коробок. Кэл, сунув руки в карманы пижамных штанов, задумчиво наблюдал, как пляшет и вспыхивает маленький язычок пламени. Не поворачиваясь к нему лицом, она зажгла две свечи.

– Я разогрела суп. Будешь?

– Можно.

Когда чем-то занимаешься, руки не дрожат.

– Наверное, тебе лучше.

Губы его скривились в невеселой улыбке; он вспомнил, как несколько часов пролежал в темноте, ожидая, когда же вернется память.

– Наверное.

– Голова болит?

– Да не особенно.

Хорошо, что она успела вскипятить воду! Либби расставила на подносе миски и чашки.

– Я собиралась посидеть у огня.

– Ладно. – Кэл взял свечи и пошел впереди. В грозу он чувствовал себя легче. Все, что он видит вокруг, кажется ненастоящим. Может, к тому времени, как дождь прекратится, он поймет, что ему делать.

– Тебя гроза разбудила?

– Да, – улыбнулся Кэл, в очередной раз солгав. Он сел в кресло у камина и вытянул ноги. Как замечательно, оказывается, побыть в таком месте, где обыкновенная гроза приносит мрак и приходится зависеть от свечей и огня. На компьютере такое не воссоздашь. – Как думаешь, свет скоро дадут?

– Через час. – Либби поднесла ложку ко рту. Теплый суп немного успокоил ее. – А может, через день. – Она рассмеялась и тряхнула головой. – Папа все твердил, что надо бы подключить генератор, но так и не подключил, руки не дошли. Когда мы были маленькими, зимой иногда приходилось по нескольку дней готовить на огне. Спали мы тогда все вместе на полу, а родители по очереди вставали и следили, чтобы огонь в камине не погас.

– Тебе здесь нравилось? – Некоторые знакомые Кэла в отпуск ездили в заповедники и жили там в палатках. Он всегда считал их немного странными. А Либби так рассказывает о бытовых неудобствах, что самому хочется попробовать.

– Да, очень нравилось. По-моему, благодаря тому, что я так провела первые пять лет жизни, я и полюбила работать на раскопках и ездить в экспедиции.

Кэл понял, что Либби немного успокоилась. И голос стал прежним. Хотя ему нравилось видеть ее взволнованной, он подумал, что чем она непринужденнее, тем больше сведений он соберет.

– Какой эпохой ты занимаешься?

– Да никакой в отдельности. Можно сказать, я занимаюсь родоплеменным строем. А конкретно вопросами влияния на изолированные сообщества современных орудий труда и достижений научно-технического прогресса. Например, я изучаю, как электричество меняет жизнь примитивных обществ в целом. Раньше я занималась вымершими цивилизациями: ацтеками, инками. – Все просто, подумала Либби. Чем больше она рассказывает о своей работе, тем меньше вспоминает о том, что произошло на кухне, и о своей неожиданной реакции. – Осенью собираюсь поехать в Перу.

– С чего у тебя все началось?

– Когда я была маленькая, мы ездили на Юкатан и любовались величественными руинами майя. Ты бывал в Мексике?

Кэл с трудом припомнил одну особенно бурную ночь в Акапулько.

– Да. Лет десять назад. – «Точнее, двести лет спустя», – подумал он, хмуро глядя в миску с супом.

– Неприятные воспоминания?

– Что? Нет, наоборот. Какой у тебя чай… – Он отпил еще глоток. – Знакомый вкус!

Улыбнувшись, Либби поджала под себя ноги.